Солнышко вернулось к Сладкоежке.

Их вытащили из-под «сцены», как нашкодивших котят — за шкирку. Дуня вылезла бы сама — она дожидалась замешкавшегося спасителя, а терпением имперские солдаты не отличались. К счастью, рвением к лишней работе — тоже: ни трупа, ни брошенного арбалета они в полумраке не заметили.

Толпа на площади меньше не стала, скорее — её проредили, что грядку с морковкой, сделали разнообразней и рассортировали. У помоста рядком валялось несколько тел — все, судя по одежде, из банды «кумира». Сам главарь лежал у разверзнутого люка, там, где с ним рассталась Дуня. Чуть поодаль от основной группы на мир взирала полными смертного изумления глазами девушка в серых одеждах и цветастой ведьминой шали — одна из соседок по кибитке. Странно даже, что они не все полегли — женщины из следующих партий, как и Дуня, были щитами для людей Пятиглазого. Да и вообще удивительно, что погибших не так и много — в шаге от девушки в сером уложили на чёрный плащ кого-то в кружевах, видимо, вельможу из местных. На нём счёт мёртвым и заканчивался. И почему бой длился так долго?

Под приглядом нескольких арбалетчиков столпились пленные — бандиты и горожане. Среди последних явно присутствовали не все — из тёмных личностей попались только двое, исчезли размалёванные дамочки. То и другое понятно: не от всякого аристократа можно избавиться, пусть он трижды преступник, а бордели нужны и регулярной имперской армии.

Те, что попались, вели себя спокойно: вельможи, наверное, рассчитывали на неприкосновенность, купцы надеялись откупиться — хотя бы у части их имелась такая возможность. «Мастеровые», перекупщики и бандиты, похоже, смирились с неизбежным… под прицелом трудно не смириться.

Невольники (в основном женщины, большинство мужчин хозяева успели увести ещё до столкновения) толпились у телеги-кареты. Надо отметить, что рабов не только не избавили от волшебных оков, но и охраняли не менее усердно, чем пленников. Дуня подумала о худшем.

— К этим, — мужчина в летах кивнул на бандитов. Он, видимо, начальник подразделения — сержант или даже лейтенант по-местному — минуту рассматривал Сладкоежку. Сладкоежка отвечал дерзким взглядом и не пытался скрыть чистые запястья и шею.

— Почему? — вмешалась Дуня. — У этой тоже нету. — Она недобро зыркнула на богиню.

Красотка, уже зная, что в очередной раз вышла сухой из воды, пока не спешила торжествовать. Она, скромно потупив глазки, принимала щенячьи восторги и заботу того самого аристократа со шрамами, что велел прекратить торги и сдаваться Империи.

— Твоя правда, иноземка, — Воин сердито дёрнул серебряную цепь. Знак отличия? Точно — лейтенант. Те, что вытягивали Дуню и Сладкоежку, украшений не имели. Да и плащ у говорившего был лучше, добротнее. — Шваль. Шлюха подзаборная.

Да-аа, на ветерана златовласка ложного впечатления не произвела — он видел её суть.

— Ваше счастье, что ротный маг подоспел? — хмыкнул Сладкоежка. — И подкрепление не отстало, не заплутало…

Лейтенант нахмурился — чёрные его глаза полыхнули глубинным огнём. Ох, зря друг лез на рожон, зря.

— Погоди-ка, — рядом с воином буквально из воздуха нарисовался мужичок. Несмотря на то, что «весёлый» город порадовал Дуню разнообразием, в особенности — людским, этот абориген — первый, кто действительно отличался от других. Не считая, чернокожей циркачки и некоторых её бывших товарищей, разумеется.

Ростом он был с Дуню, а тощим — в возницу-колдуна. Обладал при этом изрядным брюшком и круглой, как тонзура, лысиной. Носил нечто балахонообразное, что если бы не довольно-таки пёстрая ткань, делало бы его похожим на монаха ещё больше. Перепоясался он в два круга кожаным ремешком, к которому, словно балласт к корзине воздушного шара, крепились пузатые мешочки, расшитые яркой нитью. Среди них чудом затесалась палка в петле, такой же, как у воинов для ношения мечей. Дубинка? Жезл?

— Дай-ка гляну, — мужичок подцепил Сладкоежку за подбородок. Дуня полагала, что друг брезгливо увернётся от чужой хватки, но парнишка даже не дёрнулся. — Посмотрим-посмотрим… — На носу — девушка не поверила — блеснули чистыми стёклышками очки. — Точно он! Только тогда он в саже весь был, думал под… — (Слушательница не разобрала.) — … косить.

— Кто?

Войсковой лекарь?.. Или… Неужели настоящий маг? Тот самый, ротный?

— Курьер с подделкой, — широко улыбнулся пузанчик. От этого действа очки подпрыгнули на сантиметр ввысь, а потом скатились к самому кончику носа.

— Ах ты, щенок! — взревел лейтенант и рванул Сладкоежку за волосы. Парнишка вновь не сопротивлялся, хотя кулак с массивным перстнем посередине мог не только наставить синяков, но и покалечить на всю жизнь. — Да я тебя!..

— Постой, твоё благородие, — то ли лекарь, то ли маг легко перехватил занесённую для удара руку. — Ты сначала подумай, а уж потом решай. Благо время теперь на нашей стороне. Этот же пацанёнок не капитану твоему письмо вручил, а мне. Специально ведь подгадал, подождал, когда капитан по делам отлучится. Подделка-то хорошая, печать качественная. Ждали нас здесь, к встрече готовились.

Где Дуня не понимала, то запоминала, чтобы после разузнать — правильно догадалась или нет.

— И?

— К Его Величеству, может, кто и вернулся бы, да только не мы. Попади грамота сразу к капитану, рассмотрел бы я её слишком для вас… и для нас тоже… поздно.

— Кто ж знал, что его светлость на это поведётся, — обладатель серебряной цепи кивнул на богиню. — Раньше за ним таких глупостей не наблюдалось. Раскрыл всех! Едва год работы коту под хвост не пустил! Чудом же всё обошлось…

— Чудом. Этим, — маг дотронулся до плеча Сладкоежки. — А насчёт его светлости… Либо и впрямь первая любовь случилась, либо… — Он осёкся, вспомнив о подопечных. Те с открытыми ртами (Дуня — от усердия, в попытке разобрать все слова, Сладкоежка — от любопытства) слушали беседу. — Зачем ты это сделал, дитятко?

— Сестру спасти, — друг гордо выпрямился. — Меня-то Пятиглазый в банде решил оставить. А её… Да если б он её и не продал, то лучше сразу прирезать, чем позволить использовать как подстилку да телогрейку!

Дуня зарделась.

— Сестру? — Его благородие смерил девушку едва ли не тем же взглядом, что звезданутый при первой встрече. На этот раз Дуня гонор не проявляла — лишь смущённо отвела взор. — Ну-ну…

— Приёмную, — огрызнулся спаситель. Однако воин попал туда, куда целился — даже потупившись, девушка видела, как побагровел Сладкоежка. А потом она вскинулась и, озираясь, начала принюхиваться. Как и многие на площади — запахло розами. Причём их аромат усиливался с каждым мгновением. Припомнив, на кого странно реагировала природа, Дуня осторожно покосилась на Сладкоежку. Тот прижал пальцы к губам, затем провёл ребром ладони по шее — дохнуло полынью. Девушка, глупо хихикнув, показала другу язык — и цветочная атака прекратилась. Сладкоежка взял себя в руки, но всем видом пообещал «сестрице» ещё припомнить её поведение. Отчего-то сейчас Дуня нисколько его не боялась. Только удивлялась: когда же парнишка успел ввязаться, и столь умело и успешно, в чужие интриги.

— Дух, что ли, пролетел? — пробормотал пузанчик. Встряхнулся, отгоняя наваждение. — Ничего опасного не чую.

— Я вроде — тоже, — воин вернулся к подопечным. — Ладно, буду считать, что ты выкрутился. А теперь пойдём-ка мы к его светлости. Послушаем. Посмотрим, выкрутится ли он. Да и вас куда-то пристроить следует…

Сначала рабов проверили — мало ли, вдруг притворяются, чтобы избежать заслуженного наказания. Таковых не выявили, а за Сладкоежку поручился ветеран с серебряной цепью. Потом сняли оковы. На деле, повозиться пришлось только с ошейником циркачки — тот был настоящим, тяжёлым, с хитрым замочком под колокольчиком. А плетёные ремешки после смерти колдуна разом превратились в несколько своеобразное украшение. Впрочем, судя по тому, как цокал и качал головой военный маг, а это оказался именно он, для восстановления заклинания на путах не требовалось ни большого умения, ни великого таланта — похоже, творил мастер, и это магу не нравилось.