После его слов Саможенова присела на корточки рядом с ним и стала уверять в своей невиновности. Отец молчал. Она убеждала.
Я нашел выход.
- Я сейчас звоню в милицию. Наверное, на квартире убитого Буточкина обнаружены следы пребывания... другого человека. Пусть проверят, не бывала ли в его квартире Саможенова Анастасия Олеговна. Если ее присутствие в квартире Буточкина не подтвердится, то я забираю свои слова обратно. И принесу глубочайшие извинения... Вы согласны с таким предложением, Анастасия Олеговна?
- С... согласна, - слегка заикаясь, произнесла она, - там ничего не может быть... Я там никогда не была...
Ее лицо "горело огнем", а я, несмотря на серьезность момента, шутя сравнил лицо Саможеновой с красным пионерским галстуком. Еще и мысленно процитировал: "Как повяжешь галстук, береги его - он ведь с красным знаменем цвета одного"...
В квартире погибшего Буточкина в мусорном ведре была найдена разорванная записка. Смысла было не разобрать, так, отдельные фразы, но установить личность писавшего вполне возможно благодаря графологической экспертизе.
Графологическая экспертиза установила, что записка написана рукой Саможеновой.
На расческе в ванной были обнаружены волосы. Эксперт установил, кому принадлежат эти волосы. Саможеновой. И самое главное - на бутылке водки, в который был крысиный яд, были отпечатки самого Буточкина и еще одного человека, один маленький фрагмент отпечатка большого пальца. Но и этот фрагмент позволил выяснить, в чьих еще руках побывала бутылка водки.
В руках отравителя, который добавил в водку крысиный яд, уничтожил отпечатки пальцев - не очень качественно - и поставил бутылку в холодильник. Хорошо знал психологию пьяницы, который долго воздерживался от возлияний до операции. После выполнения операции он обязательно расслабится...
Следствие тянулось полгода. Еще две недели длился суд над убийцей.
Отец отказался посещать судебные заседания. А я посещал регулярно лишь с одной целью - хотел спросить у убийцы: неужели она думала, что ей все сойдет с рук? Мне удалось задать ей этот вопрос в перерыве заседания. Саможенова с ненавистью взглянула на меня и процедила сквозь зубы:
- Будь ты проклят.
Мне стало не по себе. Но успокаивало одно - мой отец жив. И относительно здоров. Да, здоровье его было подорвано несмотря на то, что после всех событий мы на все лето уехали в тихий южный город. Я уговорил отца наконец-то взять отпуск. Он не отдыхал ни разу после увольнения из армии.
Мы сняли комнату и предались ничегонеделанию. О прошлом старались не вспоминать. Но однажды отец сам заговорил на "больную" тему.
- Хочу тебе признаться, что хотел оформить опекунство над Вячеславом. Ему необходимо мужское воспитание. Предложил ему, но он отказался.
- И где же он теперь? В детском доме?
- Живет у матери своего отца, у своей бабки. Где-то в Сибири.
- Давай забудем обо всем.
- Давай... Но...
- Ты же обещал забыть, больше не говорить на эту тему.
- Я не о... теме, я о тебе хотел сказать. Всё думал, как у тебя... все так легко получилось?
- Ты о расследовании?
- О чем же еще. Ты еще мальчишка, а утер нос профессионалам.
- Сам не пойму, как это получилось. Само собой вышло...
- Само собой только бурьян растет. Тут все сложнее. И я огорчен.
- Вот те раз, - хмыкнул я, расставаясь с "нимбом на голове".
- Я сейчас объясню. Я твой отец...
- Приятно познакомиться, - раскланялся я. - Жаль, что мы встретились только через пятнадцать лет со дня моего рождения.
- Хохмач ты, Ромка! И как в тебе уживаются два человека: серьезный сообразительный человек с тонким логическим мышлением, погруженный в свои мысли, и первый заводила класса, весельчак и балагур. И получается, что спустя столько лет я впервые познакомился с тобой другим. Раньше я не догадывался, что есть другой Ромка - взрослый и разумный человек, который смотрит на многие вещи под прямым углом, поэтому приходит к разгадке тайны раньше других, идущих окольными путями.
- А может, всё гораздо проще - у сотрудников милиции в разработке масса уголовных дел, то ли дело я, любознательный подросток пятнадцати лет, у которого... гуляет ветер в голове... Я мог сосредоточиться на преступлении, погрузиться в него. Я ни на что другое не отвлекался. Иногда мне казалось, что во время подготовки к преступлению и во время совершения преступления я находился рядом с преступником, видел все своими глазами. И мое погружение в ту атмосферу дало положительный результат. Главным было отвлечься от своей, личной реальности...
- А экзамены? А любовь? - перебил меня батя, - неужели смог отбросить и забыть.
- Не хочу говорить высокопарных слов, но других слов не нахожу: я делал все ради тебя. Кроме тебя у меня никого нет. Конечно, еще есть бабушка, и я ее люблю... Но ты есть ты. Я очень боюсь тебя потерять...
На глазах мужественного мужчины, офицера запаса, появились слезы. Он с трудом справился с нахлынувшими чувствами и признался:
- Когда с моими близкими случается беда, я не об армии говорю, там все ясно и понятно - выполняй поставленную задачу, я не могу сразу собраться, мобилизовать свои мысли, нахожусь в прострации - куда бежать, что делать. Могу принять неправильное решение. Зная за собой эту особенность, стараюсь не торопиться, все взвесить, обдумать. А время уходит. Можно и опоздать... Так вышло с твоей матерью. Постоянно себя казню, что не сделал чего-то важного. Не сотворил чуда.
- Не надо себя казнить, ты сделал все, что было в твоих силах и даже больше того.
- Больше никогда не женюсь, - твердо пообещал отец.
- Не зарекайся.
- Не зарекаются от тюрьмы и от сумы.
- Поживем - увидим... Вдруг один глубокомысленный отрок случайно заметит в толпе женщину и сразу поймет - это вторая половинка его отца! Ты пойдешь навстречу пожеланию глубокомысленного отрока?
- Хочешь, чтобы я женился на той, которую выберешь ты? - призадумался отец. - А почему бы и нет. Надо прислушиваться к словам отрока с нетривиальным мышлением. Но баш на баш!
- Слушаю! - подобрался я.
- Обещай окончить школу на золотую медаль. Мне обидно, что лень лезет из тебя из всех щелей. Ведь можешь же учиться лучше, шалопай ты эдакий!
Я хотел схохмить, предварительно оценив себя придирчивым взглядом: мол, не нахожу никаких щелей. Но отец был очень серьезен, я не стал лезть на рожон.
- Может быть, сговоримся на серебряной медали? Учиться лучше и в моих интересах тоже: если в аттестате за десятый класс количество четверок будет минимальным, то я буду сдавать всего два вступительных экзамена в институт, если четверок будет больше, то все четыре... Эх, лень матушка! - все же не сдержался я от кривляний.
- А если окончишь школу с золотой медалью, то всего один вступительный экзамен, - подсказал батя.
- И не получу никаких волнительных эмоций! Подумаешь, всего один экзамен. Нам, комсомольцам, нужны испытания!
- Ладно, согласен на серебряную медаль... Но смотри, Ромка, если...
- Партия сказала: "Надо!", комсомол ответил: "Есть!" - привычно отрапортовал я...
