“…К чему, в конечном счете, сводились все утопии от Возрождения до второй половины ХХ века? К распространению творческого элемента на все сферы жизни; к созданию Человека Творческого, существа напрямую антиэнтропийного. Что, в конечном счете, происходит в те самые последние десятилетия? Уход творческого элемента из всех сфер жизни.
Абсолютно все области человеческой деятельности, включая творческие, все четче делятся на «чистую профессию» (в смысле механического совершения предписанных действий) и «чистое развлечение» (развлечение, замкнутое на себе и не претендующее ни на что большее) — то есть занятия энтропийные вполне. Максимально стимулируемая в современном социуме профессиональная вовлеченность индивида напрямую связана с лавинообразным разрастанием системы «хобби». Причем в бесплодные хобби мутировали даже сферы прямого проявления витальности (бесчисленные разновидности «экстремального» туризма и спорта) или творческого начала (ролевые игры)…”
…Любимый музыкант: Майлз Дэвис. Любимый напиток: коньяк “Двин” (Черчилль был ой не дурак!). Любимый вид спорта: бильярд (снукер, пул). Любимое существо: Гектор.
Прилагается — вместо портрета автора — видимо, именно фотка Гектора. Черный, здоровый, жесткошерстно-мохнатый. Русский черный терьер. У породы есть прозвище “собака Берии”: черные терьеры при Лаврентий Палыче охраняли лагеря… Довольно редкая нынче порода, не всякий опознает. Но я в детстве не один собачий атлас наизусть вызубрил…
“…Не востребована — уникальность. Как нечто противоположное функциональности. В конце концов, какова определяющая характеристика творческого акта и его результата? Неповторимость. Чем ценна человеческая индивидуальность? Отсутствием взаимозаменяемости. Но мы — мы нынешние — живем в мире воспроизводимых схем, сами превратившись в неотличимых отправителей функций…”
По 118 спрашиваю телефон латвийского общества собаководов. Вместо него мне дают номер собачьего приюта. Dzivnieku Draugs, Цандера, 4… Зато собаководческий телефон знают там. Звоню. Извините, мы тут на Эл-эн-тэ делаем сюжет про служебных собак редких в Риге пород… Вы не подскажете, как бы мне связаться с владельцем русского черного терьера по кличке Гектор?…
Заминка. “А вы… не слышали?” — “Н-нет, видимо… А в чем дело?” — “Филипп… хозяин Гектора… Он… покончил с собой”. — “Когда?…” — “В середине января, кажется… Про это даже в газетах писали… Ну, из-за брата…” — “Да… Извините… Как, вы говорите, его фамилия была?” — “Литовченко…”
Delfi.lv… internet.lv… meklet[14] . Филипп Литовченко.
“…повесился в собственной квартире. Оставив предсмертную записку — но ее содержание родные попросили не оглашать. Как заявили представители полиции, факт самоубийства не вызывает никаких сомнений. По их словам, версия о связи смерти Филиппа Литовченко с бизнесом его старшего брата, известнейшего в Латвии предпринимателя Бориса Литовченко, владельца компании LatEiroTrans, совершенно безосновательна: покойный к делам брата никакого отношения не имел. То же в разговоре с нами подтвердил вчера и пресс-секретарь “ЛатЕвроТранса”. Филиппу Литовченко было тридцать девять лет…”
“…Да и вообще, автор не может сказать, что его так уж интересуют причины. Ему интереснее, скорее, констатировать, что масштаб перемен обратно пропорционален общественному отклику на них. Что, впрочем, более чем объяснимо: ведь перемены-то заключаются в исчезновении ряда понятий из общественного сознания — а как заметить пропажу того, само понятие о чем утрачено?…”
— Ничего не слышал?
— Нет…
— Ну да, в газетах, наверное, завтра появится…
— Так когда, ты говоришь, это произошло?
— Вчера вечером.
— И где? В подъезде?
— В подворотне. В подворотне его дома. На Авоту, что ли… Естественно, — хмыкает, — главной версией полиция рассматривает разбойное нападение…
— То есть… это они специально закосили?… Под гопоту?…
Лера смотрит на меня с труднорасшифровываемым выражением — не без мрачной иронии. Даже безнадежной какой-то. Вымученной… Вообще выглядит она неважно.
— Излагаю слухи, — добивает в пепелке сигарету, достает новую. — Ну, что этот лейтенант был человеком конституционщиков и стучал им на богдановцев — об этом я и раньше слышала… Все дело действительно в наркоте. Полиция и Служба защиты Сатверсме делили бизнес. Назрела большая разборка. Как раз в связи с готовившимся делом “Ковчега” — Грекова, видимо, крышевали менты, а конституционщики под них копали… Вообще, история, кажется, довольно давно тянется… Ну, говорят, в итоге — недавно — менты с гэбистами как-то миром договорились. Переделили… И тогда очень похоже, что лейтенанта нашего просто свои же кураторы сдали… Если все типа полюбовно, то ни тем, ни другим такой “крот” не нужен… Тем более что про Кудинова тут в последнее время поговаривали — странный, мол, стал… Вероятно, он и правда сделался… плохо управляемым…
“Странный”. Ага… Я в курсе…
— И чем его?
— Тупым тяжелым предметом сзади… Перелом основания черепа. Следов борьбы никаких… Бумажник взяли, часы… “Убийство с целью ограбления”, в общем…
Кабак этот, в паре кварталов от Калнциемского моста и в десяти минутах от Лериного дома — формально безымянный (над входом написано просто Bars), но все его называют “У тещи”. Почему, не вполне понятно: стиль тут скорее а-ля салун… За окном, через улицу, в лимонно светящихся окнах фабричного цеха — вертикальные металлические штыри с торчащими горизонтально “отростками”, на них — белые какие-то катушки, отсюда напоминающие рулоны туалетной бумаги…
— Дэн… — неуверенно, — ты про то, что в “Приежу крастсе”… в Юрмале, в отеле, произошло, не слышал ничего?…
Беру со стола стопарик с ромом. Верчу в пальцах, ставлю обратно:
— Нет, не слышал… А что там случилось?
— Труп нашли… странный. Вроде бы самоубийство. У них чуть не за день до открытия в пустом кафе человек застрелился…
За спиной у меня в соседней комнате стучат бильярдные шары.
