- Ася, ну мы же цивилизованные люди, я попросил прощения, что ты сразу "разведёмся", прости, ну чего ты, и мы же завтра едем в Сочи...

- Мы цивилизованные? Или мы пещерные дикари? Мозгов нет - самка подлезла, самец её взял. Никуда я с тобой не поеду, можешь сдать билеты, хочешь отваливай со своей потаскухой отдыхать. Повторяю, если кто-то что-то не понял: уезжаю с детьми к маме, вернусь, подам на развод.

На кухне появился заспанный Серёжа. Как он похож на этого... папу своего, только глаза посветлей, мои.

- Чего вы расшумелись с утра? Папа, привет? Ты ещё не спишь? - Он переводил взгляд с меня на Зураба, чувствую, что-то заподозрил, большой уже, скоро тринадцать лет.

- Серёжа, умывайся и садись кушать, пока не остыло. И слушай, тут обстоятельства изменились, мы едем к бабушке.

- Как к бабушке? А море, мы же так ждали? Пап, ты тоже с нами к бабушке?

Я молчу, пусть сам выкручивается, как может.

- Нет, Серёжа, я поеду дачу ремонтировать. Помнишь, дверь плохо закрывалась и полы давно пора покрасить.

- Тогда я с тобой, не хочу к бабушке, там такая скукота.

Ещё чего, так я его и пущу! "А как это интересно не пустишь? Папа он ему или нет?" - интересуется Та, Которая Внутри.

Я ушла будить Иру. Та сладко спала в обнимку с зайцем. Присела у неё в ногах. Мысли теснились в голове, набегали, исчезали, шок, боль, непонимание... Как теперь дальше жить? Всё рухнуло в одно мгновение, Вот так подарок на пятнадцатилетие нашей свадьбы. Зачем мне эта правда, что мне с ней делать, лучше бы молчал... Развод? Это как? Муж и жена, два любящих ещё вчера друг друга человека, являются на суд, получают бумажку и ...всё? Чужие? Я ему никто, он мне никто? Возвращаемся домой, и начинаем делить всё поровну: мне - тарелку, ему - тарелку, мне - вилку, ему - вилку, мне - ребёнка, ему - ребёнка... Шиш два я ему детей отдам! Я разрыдалась, тихонько давясь слезами, чтобы не разбудить дочку.

- Ася, - Зураб стоял в дверях спальни, - Ася, успокойся, я сделаю всё, что ты скажешь. Хочешь, чтобы я сейчас уехал, я уеду. Не торопись... Подумай. О нас, о детях.

- Уйди, я видеть тебя не могу. Ты думал о нас и о детях, когда... Или ты решил, приду, попрошу прощение, и всё забудется?

Проснулась Ира.

- Папа, папа, ты уже купил мне шапочку и ласты? - Она взобралась к нему на руки. - А зайку можно взять с собой? Его пустят в самолёт?

Я забрала её:

- Пошли, Ирочка, сырники кушать. Папа ложится спать. Пошли.

Он зашёл в спальню, достал большую сумку и стал складывать туда свои вещи и Серёжины. Я не могла запретить сыну уехать с ним.

Когда захлопнулась дверь, я позвонила Лиле:

- Лиля, я на днях уеду к маме. Ты хочешь своим что-то передать?

Она долго молчала в ответ, наконец, произнесла:

- Ася, у тебя что случилось? Я же тебе сказала, что уезжаю послезавтра и что у нас встреча одноклассников - двадцать лет...

Да, Лиля в самом деле мне говорила что-то такое, но я пропустила мимо ушей, зная, что мы уезжаем на юг. Наш класс уже встречался дважды. Через десять лет после окончания школы я поехать не могла - у Зураба умер отец, и мы уехали в Днепропетровск. Спустя пять лет - родилась Ирочка. Лиля тоже ни разу не была, а вот сейчас решила поехать.

- Хорошо, я возьму билеты, и мы поедем вместе.

- Как же ты возьмёшь сейчас, я за месяц заказывала, билетов нет?

- Не волнуйся, у меня беременная зав. кассовым залом, ещё и поменяю нам на СВ**.

Так я и оказалась в скором поезде "Москва-Будапешт". Мы не могли поговорить, пока Ира не уснула. Вначале она всё ныла, почему мы не поехали на море, почему папа уехал на дачу, почему Серёжа поехал с папой, а она нет... Слопав два бутерброда, повеселела и сообщила нам, что будет артисткой и ни за что врачом. Ей жалко резать лягушек, мышек и рыбок. Людей ей почему-то не жалко...

В семье, где родители врачи, дети знают, что такое наркоз, физиотерапия, беременность, роды и т.д. Серёжа с детства был уверен, что будет врачом и непременно нейрохирургом. Когда он впервые заявил об этом, Ира, наморщив лоб, поинтересовалась, что это такое.

- Хм, я буду мозги людям пересаживать.

- Мозги? А зачем, что им своих не хватает?

- Тупая ты, Ирка. Вот Пушкина ранили, да? Он умер, да? А взяли бы и кому-то другому его мозги пересадили, и был бы новый Пушкин.

- Это кому же? - Ира все свои сомнения должна была рассеять до конца.

- Кому, кому... Да хоть, кому-нибудь. Кто бы это отказался? Ты бы хотела, чтоб тебе мозги Пушкина пересадили?

- Нет.

- Почему? - Серёжа был изумлён.

- Пушкин - мальчик, а я - девочка, вот сам себе и пересаживай...

Пропев нам все песни из бенефиса Гурченко* и закончив своей любимой:

- Только не надо переживать,

Только не надо перебивать.

Может быть, выйдет, а может нет

Новая песня вместо штиблет! *** -

она, наконец, угомонилась.

Я всё рассказала Лиле. Она молча покрутила пальцем у виска:

- Ты, Ася, дура набитая. Ну, изменил. Один раз? Большая трагедия... Таких мужиков не бросают, да он завтра себе найдёт молоденькую, лет двадцати. Если бы все семьи расходились из-за этого, ни одной бы не осталось. У меня любовник постоянный лет семь и кроме него ещё парочка. Опомнись, Ася, говорила я тебе, что ни до чего доброго тебя эта любовь не доведёт...

Я долго думала, идти на встречу одноклассников или нет, но Лиля меня уговорила.

За эти годы построили новую двухэтажную школу. Войдя в вестибюль, первый, кого я встретила, был Саша. Все это время я видела его только на экране. А он стал ещё красивей, мужественней, годы словно пронеслись не над ним, а где-то сбоку.

На мне были дымчатые очки, волосы я подстригла коротко и выбелила прядь надо лбом. В чёрном брючном костюме и туфлях на высоких каблуках, я приближалась к нему. Он смотрел на меня заинтересованным мужским взглядом и... не узнавал. Улыбнулся своей обворожительной улыбкой, от которой сходили с ума молодые и пожилые женщины Советского Союза. Я, с трудом сдерживая смех, прошла мимо. Но, сделав несколько шагов, остановилась, сняла очки и повернулась к нему...