Юрген сглотнул.

- Простите, это комната Лириэля Лоэнграма?

Существо расплылось в улыбке и продемонстрировало тридцать два острых крокодильих зуба.

- Да!

Никогда ещё Юргену не было так страшно, как в этот миг.

- Да, это я!

Юрген сделал ещё один шаг назад.

В эту минуту спасительным ветром в комнату ворвался златокудрый омега – облачённый, к тому же, в одно только белоснежное полотенце, делавшее его фигурку такой мягкой и уютной на вид, что Юргену нестерпимо захотелось его укусить.

- Виен Зальм! – выдохнул он. – Вы потеряли свою кредитку!

- Да? – Виен машинально принялся хлопать себя по бокам и тут только понял, в каком виде предстал перед гостем, и тихо ойкнув, очень мило покраснел. – Я сейчас…

- Где же она… Я её забыл. Сейчас принесу! Нет, лучше вы зайдите ко мне и я её вам отдам, - он подскочил к Виену и, поймав его за руки, просительно заглянул в глаза. – Пожалуйста. Я буду очень рад.

- Ну хорошо, - растерянно произнёс Виен. – Но вы же за Лири…

- Нет, нет! Я срочно должен её найти, - произнеся последние слова, Юрген ретировался в коридор.

Дверь за ним захлопнулась.

Виен посмотрел на Лириэля.

Тот пару секунд сидел неподвижно, бледный как мел.

- Ну… - растерянно произнёс Виен.

Лириэль молча поднял руку и стал один за другим срывать украшавшие его шевелюру бантики.

- Что ты делаешь, Ли?! Я так старался!

- Уйди! – почти что прокричал Лириэль и, поднявшись, направился к ванной. Оттолкнул в сторону стоявшего на дороге Виена и только дверь закрыть не успел, потому что Виен просунул свою ногу в щель.

- А как же вручение? Ли! У тебя же лучший диплом!

Лириэль молча оттолкнул его ногу, захлопнул дверь и, защёлкнув замок, сполз вдоль неё на кафельный пол.

========== Часть 4 ==========

Вечер вручения дипломов прошёл для Лири в четырёх стенах – и в тягостных размышлениях.

Тишину кельи то и дело нарушали звуки громкоговорителя, доносившиеся со двора. Вода тихо капала из плохо закрученного душа за дверью ванной, а Лири сидел и разглядывал альбом с вырезками, которые начал собирать, когда ему исполнилось одиннадцать лет.

До этого он как-то не очень хорошо осознавал, что такое брак и кто такой этот Юрген Розенкрейцер, с которым ему предстоит быть в горе и в радости, как повелели то вышние звёзды – и двое топливных магнатов.

Когда же он, наконец, поставил перед собой задачу изучить своё будущее более детально, Юргену было уже шестнадцать, и он во всю выписывал кренделя на своём тренировочном истребителе, сбегал в самоволки, шокируя тем самым почтенных родителей, и танцевал джигу под прицелами видеокамер.

Надо сказать, в шестнадцать лет Юрген Розенкрейцер не отличался ни тактом, ни воспитанием, и если бы Лириэль поставил перед собой задачу оценить его поведение со стороны, единственным оправданием богатому наследнику и будущему супругу он мог бы назвать его непреодолимую харизму – которая уже тогда действовала не только на омег, но и на хранителей правопорядка, репортеров и даже некоторых телезвёзд.

Лириэль трезво судить не хотел и не мог.

Юрген был его окошком в мир, которого сам он не видел никогда. В мир дорогих аэрокаров, брендовых костюмов и красивых людей. И он наблюдал за этим миром исподтишка, глазами Юргена Розенкрейцера, как делали это миллионы и миллионы читателей глянцевых журналов. От них всех он отличался только одним – у Лириэля Лоэнграма была надежда в этот мир попасть. Надежда стать частью жизни таинственного и обаятельного Юргена Розенкрейцера. Надежда, которая с треском рассыпалась в прах при первой же их встрече лицом к лицу.

Осознание приходило медленно, но всё же не так медленно, как приходило оно ко многим другим омегам его возраста. Как-никак, Лириэль в самом деле был – или должен был стать в этот вечер – обладателем лучшего диплома семинарии Сайликского монастыря за последние двадцать лет. Тогда, двадцать лет назад, предыдущий безупречный диплом получил Орэль Лоэнграм, урожденный Кирхенгтайм - его собственный отец.

Этот факт все прошедшие годы обучения висел над плечом у Лириэля дамокловым мечом, попросту не оставляя ему шанса для того, чтобы допустить ошибку. Любой промах заканчивался осуждающим взглядом и разочарованным поцокиванием языка: «Да… Не то что Орэль Кирхенгтайм…» Разочаровывать Лириэль не любил и потому ошибок старался не допускать. И до последних дней даже гордился немного – будто бы наблюдая за происходящим через стекло – тем, что его аттестат будет безупречен.

Теперь, когда оказалось, что для новой, надвигающейся жизни, он не более чем «урод», диплом не только не вызывал никакой радости, Лириэль попросту не понимал, зачем должен его получать.

Впрочем, постепенно, шаг за шагом, на него накатывало смирение.

Мирская жизнь была не для него – так что в этом нового? Лириэль всегда это знал. Нужно было лишь исполнить свой долг, не разочаровать родителей, которые до самой смерти так надеялись увидеть его вступление в брак – и затем можно будет вернуться в монастырь и посвятить себя служению звёздам навсегда.

Когда эта мысль достаточно прочно улеглась у Лириэля в голове – настолько прочно, чтобы прокручивая её, он мог не всхлипывать, и горло отпустил неприятный спазм, который психология наверняка объяснила бы обычной предсвадебной нервозностью омег, – Лириэль поднялся с кровати, прошёл в ванную и закрыл, наконец, набивший оскомину кран. Затем посмотрел в зеркало на своё раскрасневшееся лицо. Снова открыл кран и брызнул в него пару раз холодной водой. Промокнул полотенцем. Нащупал любимую резинку-талисман и ловкими, отточенными годами движениями заплёл влажные волосы в привычную тугую косу.

Лириэлю тут же стало спокойнее. Разодетый и причёсанный Виеном он чувствовал себя клоуном – и оказался прав. Точно так же видели его и другие. Значит, нужно было просто оставаться самим собой и не позволять себе лишних ложных надежд.

Он стянул с себя испорченную Виеном парадную рясу и, скомкав, бросил её в корзину для грязного белья. Затем вышел в спальню и достал из шкафа вторую, с накрахмаленным чёрным воротничком-стойкой, который он особенно любил. Этот плотный кусочек ткани, удерживавший его горло будто в тисках, давал ему особую уверенность, и, надев робу, Лириэль, наконец, почувствовал себя абсолютно спокойно. Он вытянул из-под воротника косичку и мотнул головой, заставляя её улечься вдоль спины. Ещё раз пригладил рукой виски, пытаясь утихомирить выбившийся из причёски наэлектризованный пушок, поправил воротник и вышел в коридор.