Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

Лондон.

25 января 2013 года.

Я думал, что потерян.

Думал, что не найду себя.

Не найду сил, чтобы отпустить.

Постоянно думал, нескончаемый поток мыслей, заглушавший ночной вой сирен. Темные, практически пустые дороги, яркие огни и ледяной ветер Лондона со своим бледным, пасмурным небом. Всё это стало родным. Хватило месяца, чтобы привыкнуть и почувствовать себя уютно в этом городе, который пропах дождем и ароматом скошенной травы.

Мне пришлось уехать. Пришлось оставить отца. Нет, не злость и не внутренняя обида сподвигла меня на это. У него была семья. Новая семья, которая ценила и любила его. Дочь и сын, хорошая жена, и все они не знали о его темном прошлом, понятия не имели, что их близкий страдал от алкогольной зависимости. Поэтому я уехал. Отец продолжает писать мне, но не думаю, что у меня есть привязанность к нему. Он волнуется, ведь я один.

Но мне не привыкать к одиночеству.

Привык к ночному мраку, привык пускать дым в квартире, в которой всегда тихо. Я не разговариваю. В этом нет необходимости, ибо моё сознание не утихало. Мысли не давали покоя, казалось, что грёбаную работу мозга может остановить только сильное успокоительное. Но их не принимал. Уже давно. Последняя купленная мной банка таблеток осталась там. В том Доме, где я был живым. Где осталась какая-то часть меня, а возможно и весь целиком.

Мое состояние не описать, ощущение „приглушенности“ реальности, словно я абстрагирован от социальной жизни, от окружения, от общения. Не чувствую зависимости. Мне никто не нужен. Не нуждаюсь в чьем-то внимании, в разговорах, всё равно всё это лишь пустая болтовня. Она не принесет мне удовлетворенности.

Прошло больше двух лет. Эмоции ослабли, но осадок никуда не делся. Он не пропадет, не исчезнет без следа, ведь я по-прежнему держусь за эти чёртовы воспоминания. С ними не живу, а существую.

Порой бывает тяжелее сделать вздох, чем обычно. Порой в груди растет желание разораться, разорвать себя на части от собственной жалости. Тогда выхожу и натыкаюсь на нетрезвую компанию, которым позволяю себя бить. Это помогает. Физическая боль спасает от моральной. Но это не длительный эффект. Всё возвращается утром, когда открываю веки, смотря в бледный потолок.

Тогда созрела мысль. Идея.

Я должен отпустить, должен чем-то занять себя, чтобы меньше думать. Тогда вышел в общество. Поступил в колледж, и меня приняли, не смотря на то, что мне уже двадцать три. Декан говорит, что никогда не поздно начать жизнь с чистого листа. И эти слова не дают мне покоя. Но я уставал от людей вокруг, уставал от их улыбок и разговоров, чувствовал себя измотанным каждый раз, когда учебный день подходил к концу. Контакт с людьми меня выматывает.

Устроился на подработку в музыкальный магазин. Хоть в чем-то умею разбираться. Но и это груз. Тяжесть на моих плечах. Но, в конце концов, проблема во мне. И хорошо понимаю, в чем она заключается.

Виню себя.

Знаешь, Черри, я постоянно сожалею. Сожалею, что ушёл тогда. Быть может, всё было бы иначе, исход был бы другим, если бы я не был кретином. Да, в итоге я согласился с тобой. Я кретин. Полный, и всегда им был. Стоило тебе в этом признаться, хотя, глупо, ты и без того это знала.

Нет, по-настоящему глупо и нелепо то, чем я занимаюсь уже два года. Пишу. Пишу в этой грёбаной тетради. Пишу тебе, будто это поможет мне связаться с тобой.

Ведь я столько ещё не сказал тебе.

Это так чертовски тупо, что порой выхожу из себя, разрываю тетрадь на части, выбрасывая в урну. Но потом всё вновь собираю и пишу с самого начала, пишу то, что со мной произошло после твоего ухода. Больше никому не рассказываю, только тебе, ведь только ты интересовалась мной. По-настоящему. Тебе было важно знать, как мне спалось сегодня, что я ел на завтрак, какие фильмы любил пересматривать, сидя в одиночестве. Только ты могла задуматься над тем, почему я больше предпочитаю шоколадную пасту, чем яблочный джем. Ты ненавидела мяту, поэтому всё время расспрашивала меня, как я могу совать её себе в рот и не менять выражения лица. Только тебя интересовали эти мелочи, незначительные на первый взгляд.

Но из этих мелочей состояла ты, из них строились те отношения, которыми мы были связанны.

И я строил тебя.

Ты любишь спать в обнимку с мягкими игрушками, чтобы чувствовать тепло, которое от них не исходит. Ты любишь джем, а ещё больше любишь таскать у меня тосты. Ты всё время забрасываешь на меня ногу или руку, когда мы спим вместе. Знаешь, я часто просыпался и был полон возмущения, но не мог заставить себя разбудить тебя. Нет, не думал о тебе, просто знал, что ты мне врежешь. А потом уйдешь обиженная. А я не хотел, чтобы ты уходила. А ещё ты просыпаешься по ночам. Можешь присесть, потереть глаза, бросить взгляд в сторону окна и снова лечь. Но делаешь всё осторожно, чтобы не разбудить меня, ведь знаешь, как плохо мне дается нормально отдохнуть.

Ты любишь нюхать мои вещи. Это было странно, но, черт возьми, это было частью тебя. Мне нравилось наблюдать за тем, как ты приподнимаешь ткань моей футболки, нравилось ощущать касания твоего носа на моём виске. Ты ведь думала, что я сплю. Всё время. Но это не так. Я всё помню, Черри.

Ты любишь спать до полудня, любишь петь в голос, думая, что дома никого нет, любишь играть в приставку. Особенно тебе нравится игра с гонками. Правда, водитель из тебя никакой, Черри. Ты любишь хлопья, но не мягкие. Ты не наливаешь полную тарелку молока, ведь не любишь его, и быстро съедаешь хлопья, пока те не „развалились“. Ты любишь музыку. Можешь играть несколько часов без остановки, не обращая внимание на крики Зои, которая просит тебя прекратить. Ты любишь пляж, любишь одинокие места, любишь слушать шум воды, любишь носиться по берегу с Уной, любишь…

Я могу перечислять долго. Всё знаю. Абсолютно всё, что касается тебя. И это меня пугало. Пытался не контактировать с тобой, но в то же время наблюдал. И да, ты так любишь говорить, что…

Любишь.

Нет, ты любила.

Ты любила касаться пальцем моих родинок, которыми усыпано лицо, любила наблюдать за мной во время сна, любила переплетать наши пальцы, любила целовать мои скулы, любила, когда я просыпался с улыбкой, любила, когда у меня было игривое настроение, любила, когда я смотрел на тебя, любила то, как я наблюдал за тобой, любила моё ворчание,любила мой запах, любила меня.

И ты любила вишню.

И я любил тебя.

Любил, как ты улыбалась мне. Только мне. Любил, как ты ворчишь, надувая пухлые щечки. Любил, когда ты давала мне отпор, когда сражалась с моим раздражением.

Ты терпела мои эмоциональные вспышки. Ты умела понять меня без слов. Могла успокоить, привести в порядок одним касанием и…

Вот. Я опять начинаю. Эти чертовы воспоминания, понимаешь, Черри? Я не могу без них. Они — часть меня. Ты часть меня. До сих пор, Чарли.

До сих пор я просыпаюсь с ощущением пустоты. Тебя нет рядом. И больше никогда не будет.

Тебя нет.

Чарли.

Я разрушаю себя, Черри. Разрушаю тем, что думаю о тебе.

Я должен, вынужден „избавиться от тебя в себе“.

Уверен, ты сама бы этого хотела. Хотела, чтобы я отпустил тебя, чтобы я смог, но это трудно. Это тяжелее, чем кажется. Тяжелее, чем осознать, что время не стоит, оно не остановилось, я всё ещё жив, но не ощущаю этого, не принимаю этот факт.

Я давно нормально не спал. Сплю по два часа в сутки. А то и меньше, Черри. Сейчас час ночи. Я сижу на кровати в пустой квартире и пишу этот бред, потому что мне это нужно, как воздух. Необходимо говорить об этом. Мне нужно спастись. Мне нужна ты.

И я не ел. Сегодня, кажется, не ел. И вчера. Только пью воду и курю.

Черри, я давно не выпивал. Последний раз был той ночью. Помнишь? Когда я ушёл. Тогда напился. Не смог попасть к тебе, Чарли, хотя, если бы не тратил время на тех ублюдков, то мог бы успеть.

Но я не успел.

Прости меня.

Господи, Чарли, умоляю, прости, я не успел. Я не могу жить с этим. Я должен был приехать. Я… Слишком много „я“, да? Так как это всё я. Я — проблема. Я мог успеть, черт возьми.