— Питерсон, — пищу, качнув головой. — Подожди, — ногами ерзаю по полу, желая засесть в угол комнаты, будто это поможет мне спастись от него. Мужчина быстро подходит ко мне, встав напротив. Сердце в груди сжимается, высыхает глотка. Боюсь поднять глаза на него, поэтому взглядом упираюсь в свои согнутые колени. — Боже, — шепчу, шмыгнув носом. Слышу его тяжелое дыхание. Он собирает свои силы. Снимает пистолет с предохранителя, направив на меня. Вздрагиваю, вжавшись всем телом в холодную стену, отворачиваю голову, касаясь обоев виском, в то время как другой обжигает холодом металл. Питерсон прижимает к коже оружие, оно трясется, ведь мужчина не может успокоить дыхание. Он не уверен, я чувствую это. Ему страшно. Сжимаю мокрые веки, пискнув, когда Питерсон стонет, схватив меня за волосы, и заставляет повернуть голову в его сторону и немного приподнять. Распахиваю веки, испуганно смотря ему в глаза. В эти полные безумия темные глаза. Питерсон повторно прижимает к моему лбу дуло, не разрывает зрительный контакт. Не дышу. Смотрю. Измученное лицо мужчины корчится. Он шмыгает носом, больно надавливает оружием на кожу лица, его палец дрожит над курком. Нет, не надо.

— Дерьмо… — он качает головой, начиная кричать на меня, на свою руку, вопить от ярости, ведь не может. — Дерьмо! — размахивается пистолетом, нанеся удар мне по голове. Дергаю ею в сторону, громко закашляв, и трясусь, продолжая сгибаться. Носом касаюсь коленки, вновь с опаской прижимаясь к стене, боюсь взглянуть на Питерсона, который начинает кричать на стены, на кровать, на комод. Он пытается избавиться от чувства страха, и я слышу, как срывается его голос.

— Черт! — вопит, бросив оружие в сторону комода. — Черт! — топает ногой, пальцами оттягивая светлые волосы. — Дерьмо! — каждый его вскрик бьет мне по ушам. Молчу, прикусив губу, чтобы та прекратила дрожать. Ровно и тихо дышу, продолжая смотреть куда-то вниз. Меня пару раз передергивает, кровь в венах холодеет. Мне тяжело двигаться, с трудом удается всосать в легкие воздуха. Что-то странное происходит с моим телом.

— Нет! Не впущу! — кричит, стоя напротив зеркала. — Нет! НЕТНЕТНЕТНЕТ! — бьет кулаком, и осколки осыпаются на паркет. Мужчина воет, задыхаясь от рыдания, и садится прямо на осколки, прижавшись головой к стене. Одной рукой касаюсь своей головы, чувствуя пальцами теплую жидкость. Кровь? На моем лбу образовалась рана. Опускаю ладонь, с судорогой обнимая себя.

Я не должна сдаваться.

Мне нужно выбраться.

От лица Дилана.

После «конца» я не посещал это место. Ни разу.

Не знаю, как с таким спокойствием Джейн входит в старое здание, где правит сквозной ветер, поднимающий края ткани моей кофты. Сильнее сжимаю ручку железной биты, перешагивая высокий порог. На снесенной с петель входной двери висит табличка, предупреждающая о злой собаке. Видимо, это её будка перекошено стоит чуть дальше. Всё те же стены с облезлой краской, всё та же ржавчина на потолке, кривые трубы, запах гари. Странно, но ощущение такое, что здесь светлее, хотя вокруг ни одного источника света, кроме моего фонарика и того, который держит Пози. Парень шагает за Рид, не отставая. Они бродят по первому этажу, заглядывая в каждую комнату с особым опасением, но я чувствую какое-то… Спокойствие? Словно все это здание спит. Оно дышит, но я не ощущаю угрозу. Не жду, что кто-нибудь наброситься на меня из-за угла. Период моего страха перед этим строением прошел в тот момент, когда дети бежали. Но ведь в животе всё выворачивается от неприятной мысли о том, что ты находишься под чьим-то пристальным взглядом. Откуда это?

Свет падает на лестничную клетку. Оглядываюсь, видя, что за Джейн до сих пор таскается Тайлер, поэтому спокойно иду к порушенным местами бетонным ступенькам, на которые ступаю с особым вниманием.

Странно, но мне кажется, что Ронни вот-вот должна выскочить из-за угла, как это всегда было. Если она пропадала, то обязательно находилась здесь, и я знал, где могу её найти, но теперь всё иначе. Не так просто. Я знаю, что мы не найдем тут ни Питерсона, ни Ронни, ничего из того, что могло бы помочь нам понять, где Добрев. Вдруг ее, правда, уже отнесли в убежище? Мы понятия не имеем, где оно находится, что в таком случае делать? Не знаю. Я, черт, ни черта не знаю. И эта беспомощность рвет мне глотку. Хочется бросить фонарик, начать битой колотить стену и ругаться. Ругаться, плеваться матерными словами без остановки, затем выкурить порядка двух-трех пачек, чтобы окончательно свести себя с ума. Но это не поможет. Это проявление слабости. Такой роскоши мне не дано.

Поднимаюсь на второй этаж, толкая битой скрипящую дверь. Черт, мы только теряем херово время, но я не могу сидеть. Не могу. Руки опускаются вдоль тела. Иду вперед по коридору, даже не заглядывая в комнаты, особенно, если мне кажется, что там кто-то стоит. Высокий, тощий. Мне все равно. Насрать, мать вашу, просто верните мне сюда эту гребаную Добрев, по вине которой моя жизнь напоминает кусок дерьма. Торможу у одной из комнат. Помнится, именно здесь Ронни пряталась, когда мы застряли в здании. Переступаю порог, незаинтересованно оглядевшись. Ничего нового. Всё то же старье.

Прижимаюсь спиной к стене, усталость сдавливает мышцы ног, так что сажусь на грязный пол, разогнув колени. Стучу битой по стене, смотря куда-то перед собой, и громко вздыхаю, подняв голову. Взгляд упирается в потолок с пятнами ржавчины. Он может обрушиться в любую секунду. Горевшее когда-то здание — не самое безопасное место, я даже слышу, как трещат стены под давлением ветра. Нам стоит покинуть приют.

Стучу пальцами по бетонному полу, громко шмыгая носом. Со злостью осматриваю помещение, не останавливая взгляд на окне. Жизнь научила меня не делать подобных глупостей, ведь ночью по ту сторону ничего хорошего не увидишь.

Но делаю очередную ошибку, задержав свое внимание на темноте, что сочится из-под кровати. Хмурю брови, приглядываясь, и приподнимаюсь с полу, крепко сжав пальцами холодную биту. Шагаю по грязи, слегка сутулясь, и вовсе сгибаюсь, наклоняя голову набок. Смотрю на фарфоровую куклу с двумя головами, что сидит под кроватью.

И Она смотрит на меня.

От лица Тайлера.

Мне вовсе не страшно. Я не чувствую какого-то напряжения. Я дома. Эти стены за столько лет смогли стать для меня чем-то родным, поэтому в груди лишь одолевает неприятное чувство ностальгии, и это неправильно. Медленно следую за девушкой, сохраняя дистанцию, ведь понимаю, что мое присутствие напрягает её. Меня волнует это. Я здесь, чтобы вернуть свою прежнюю жизнь, но с Джейн что-то не так. Она сторонится меня? Это нормально? Так должно быть? Не понимаю.

Под ногами Рид хрустят осколки стекла. Она уверенно держит перед собой пистолет, и я не говорю ей опустить его или вовсе отдать мне, ибо боюсь реакции с её стороны. Но меня напрягает такая Джейн. Такое чувство, что она сможет выстрелить в любого, кто встанет на её пути.

Джейн Рид стала другой.

Сильной. Девушкой, которая хочет справляться с трудностями самостоятельно.

Я был нужен той Джейн — беспомощной, немного наивной, вечно улыбающейся девчонке с распущенными волосами. А что теперь?

Меня преследует двоякое чувство. Я горд, что Рид смогла так измениться, но, с другой стороны, буду ли я полезен?

Девушка внезапно останавливается, повернув голову. Довольно долго стоит без движения, смотря в помещение, после чего опускает руки вдоль тела, всё так же сжимая оружие, и переступает порог, входя внутрь. Следую за ней уверенным шагом, но тут же цепенею, замирая, так и не сумев переступить невысокий порог. Взгляд нервно носится по старому кабинету со столом из дуба, по разбросанным по полу картам и бумагам. Медленно поворачиваю голову, с хмурым напряжением слежу за Джейн, которая шаркает ногами к стене, на которой до сих пор можно разглядеть темное пятно. Это была кровь. Моя кровь. Именно в этом кабинете я умер. Во второй раз. Сжимаю зубы, глотая воду во рту, и морщусь, никак не справляясь с комком в глотке. Смотрю в затылок Рид, которая стоит прямо напротив этой стены, тормозит. Кажется, мои губы начинают дрожать, ведь рука девушки странно трясется, хоть и еле заметно для глаз. Она громко вздыхает, неожиданно шмыгнув носом, отчего меня пробирает холод. Весь сжавшийся внутри, я продолжаю следить за её реакцией. Она явно что-то чувствует, но проблема в том, что она не понимает, что именно. Что это. Девушка грубыми движениями вытирает слезы, так что мое сердце выворачивается, и я не могу стерпеть: