Сейчас им главное добраться до дома.
Только вот одному Дилану известно, что там совсем не безопасно.
… Дверь ванной комнаты громко закрывается за спиной, отчего белая краска местами сыпется. Плиточный пол обжигает холодом босые пятки, которыми она шаркает к раковине, хватаясь за её края бледными руками, чтобы опереться, удержаться на ногах. Черные волосы в жутком беспорядке прядями свисают на лицо и плечи, скрывая распухшие от бессонницы карие глаза. Тяжелое дыхание рвет охрипшее горло. Стоит напротив зеркала, покачиваясь в разные стороны, не может заставить себя расправить плечи, поэтому только сильнее горбит спину, касаясь горячим лбом холодной раковины. И резко поднимает голову, встретившись со своим взглядом в отражении заляпанного зеркала. Исподлобья смотрит, даже не хмуря брови. Выражение лица кривится от жуткой злости прежде всего к самой себе. В дверь начинают стучать, но голос родной мамы лишь разогревает ярость, поэтому девушка скалит белые зубы, громко и душераздирающе закричав на себя же, после чего замахивается рукой, сжимая пальцы в кулак, и бьет по зеркалу, которое трескается, со звоном «кусками» опадая в мраморную раковину.
От лица Джейн.
— Стойте! — да, я готова кричать на этих кретинов, которые буквально на глазах разбегаются, стоило нам переступить порог дома. Дилан бросает ключи на тумбочку, поспешив в сторону лестницы, а Ронни направляется на кухню, сложив руки на груди. Они всю дорогу не смотрели друг на друга, и меня меньше всего сейчас заботят их взаимоотношения! Черт возьми, нельзя вот так игнорировать наличие проблемы! Что с ними не так? Почему я одна не могу контролировать себя и сидеть спокойно без дела, когда вокруг происходит какая-то ересь?
Меня странным образом передергивает, ведь вспоминаю, что в самом начале, когда история с Джошуа только начиналась, кажется, именно я стала инициатором того, чтобы разобраться во всем. Думаю, подобная черта — неотъемлемая часть меня, и с этим бороться нет смысла. К тому же, глупо вести себя, как эти два…
Закатываю глаза, грубо потирая ладонями горячее лицо. Я не могу вот так сидеть на месте, не могу не думать о произошедшем, не могу успокоить внутренний пожар. Нет сил стоять на месте, поэтому начинаю ходить из угла в угол по коридору, бросая взгляд то на лестницу, то в сторону кухни, ожидая, что кто-нибудь из ребят составит мне компанию, и мы во второй раз сойдем с ума вместе, но тишина. Я топчусь здесь в одиночестве. Думаю, остальные так же переваривают всё, и этому есть объяснение. Никто не хочет принимать факт возможности возвращения Джошуа. Мне не верится в это, точнее, просто нет желания, но… Всё, черт, может быть, поэтому-то и кусаю ногти, не в силах даже занять сидячее положение, несмотря на странную изнуренность. Вдох-выдох. Мысли должны содержаться в порядке. За окном уже светает, следовательно, мы пробыли в таком состоянии, назовем, фальшивого сна практически всю ночь. Но как мы могли не заметить этого? Для меня время в тот момент не останавливалось. Не понимаю.
Вновь смотрю по сторонам, устало опуская руки. Если бы я размышляла над этим не одна, то было бы проще.
Вибрация. Я замираю с удивленным выражением лица, после чего роюсь в карманах, нащупав телефон, и подношу его к лицу. Сердце приятно отзывается на номер того, кто звонит.
Хлоя.
В последнее время, нет, последние несколько месяцев из-за известных причин мы с ней отдалились, и только сейчас я с трепетом проигрываю в голове все воспоминания из нашего детства, осознавая всю горечь разлуки. Человек, который был моим лучшим другом. Есть ли возможность вернуть его?
Мы с Ронни и Диланом хотим вернуться к нормальной жизни, но, что если для этого стоит отпустить всё, что связано с прошлым?
Я резко поднимаю глаза, поражаясь своей внезапной догадке.
Что если Дилан избегал нас всё это время, так как мы связаны с тем, что он жаждет забыть?
Делаю глубокий вдох и прикрываю веки, качнув головой, после чего отвечаю на звонок, прижав телефон к уху:
— Не спишь в такую рань? Или не ложилась? — сама не понимаю, отчего начинаю улыбаться, и подруга смеется в трубку так, словно мы вовсе не прекращали общение и виделись каждый день все эти месяцы.
Думаю, вот, что значит, «лучшие друзья» — даже после расставания вы готовы принять друг друга.
— Хорошо, — бросаю взгляд в сторону запертой кухни, как-то огорченно кивая головой. — Да, конечно, — поворачиваюсь спиной к двери, медленно идя в сторону входной, будто надеюсь, что Ронни сейчас выйдет ко мне, но нет. Берусь за ручку, открывая, и встречаю холодное пасмурное утро, выходя на крыльцо:
— Да, скоро буду, — оглядываю темный коридор и опускаю глаза, прикрывая за собой дверь.
***
***
Злая и очень раздраженная тем, что её заставили подняться с кровати, Карин идет по коридорам полицейского участка. За ней плетется какой-то новенький парень со смазливым лицом, и пытается что-то объяснить, но девушка не слушает, вообще не понимая, как с такими мордашками берут служить.
— Доброе утро, — мимо проходит мужичок с кружкой кофе, который, по всей видимости, не ложился сегодня, и Карин демонстративно закатывает глаза:
— Отвянь, Джоу, — поправляет куртку и поднимает ладонь, жестом приказывая парнишке сбоку заткнуться, как он и поступает, тащась за ней, как утенок за уткой.
Карин сворачивает к двери кабинета Питерсона и толкает её рукой, входя без стука, но мужчина возле своего стола не возникает. Он бросает на напарницу короткий взгляд, пока та подходит ближе, приказывая парнишке закрыть дверь с той стороны.
— В чем дело? — складывает руки на груди, взглянув на девушку, которая сидит к ним лицом у окна. Её темные волосы в растрепанном пучке, а зеленые глаза выглядят напугано.
— Она пришла сегодня утром, в пять часов, — Питерсон вздыхает, явно желая скрыть зевоту, и кивает в сторону девушки. — На неё напали.
Карин моргает, смотря на мужчину с долей непонимания:
— И? Я-то тебе зачем?
Питерсон наклоняется вперед, протягивая руку, и девушка разжимает пальцы, которые держит в замке, подняв ладонь. Карин поддается вперед, изогнув брови, но, наконец, замечает то, что сбивает с толку её напарника. На запястье у потерпевшей рана.
Чем-то острым вырезана цифра два.
***
От лица Ронни.
Бледный солнечный свет уже пробирается сквозь стекла окон на пыльную кухню. Тихое птичье щебетание позволяет окунуться в атмосферу своеобразного спокойствия. Я сижу за столом с опущенной головой и смотрю на свои руки, что лежат на коленях ладонями вверх. Сжимаю и разжимаю пальцы, устало проглатывая комки в горле, которые никак не исчезнут, продолжая мешать мне нормально дышать. Глотка сжимается от обиды и бессилия, но, кому какое дело? Я хорошо понимаю, что меня тревожит, но никогда не признаюсь в этом. Даже самой себе.
Смотрю на круглые настенные часы. Уже девять утра. Я сижу здесь несколько часов, но никто так и не зашел на кухню. Думаю, Джейн в комнате Карин, а Дилан в своей. Каждый в своем мирке. Правильнее было бы поговорить вместе, вот только у меня нет желания.
Знаете, что такое усталость? Нет, не та, которую вы ощущаете под конец дня. Я говорю об усталости, которая стала частью вашей жизни. Вы просыпаетесь с ней, ходите в школу, делаете работу по дому, кушаете, принимаете душ и вновь ложитесь. Именно так я ощущаю себя уже больше месяца с тех пор, как всё закончилось. Должно было закончиться. И мне нужно больше времени, чтобы вновь чувствовать в себе силы, поэтому сейчас у меня нет желания что-то выяснять.
Я просто хочу бежать.
Дверь не скрипит, как происходит обычно. На кухню входит Дилан. Он пару секунд смотрит на меня, стоя на пороге, но не поворачиваю голову, даже не утруждаюсь наблюдать за ним краем глаза. ОʼБрайен проходит по кухне к холодильнику, открывает и берет бутылку газированной воды, отпивая. Стоит ко мне спиной, но у меня такое ощущение, будто нахожусь под его пристальным взглядом, поэтому отодвигаю стул, желая подняться, но останавливаю себя, прикрыв веки всего на мгновение, чтобы избавиться от боли в глазах, и глубоко дышу, упершись взглядом в поверхность стола. Я позвонила еще вчера в службу, так что, думаю, проблему с электричеством сегодня решим.