Вспышка — и тебя хватают. Холодные пальцы, сжимающие твое плечо, заставляют повернуть голову, с глазами, полными ужаса, взглянуть на парня, что заглядывает в помещение из коридора. Ты не знаешь его, но что-то глубоко внутри дает тебе задуматься. Хмуришь брови, приоткрыв дрожащие губы, когда он кивает головой, протягивая тебе вторую руку, и ты, почему-то, не задумываешься, перед тем, как крепко схватить её…
Я подскакиваю на кровати, широко распахнув веки, и хрипло, но быстро дышу, прижимая ладонь к груди, ведь сердце вот-вот разорвется на части. По лицу стекает пот, в горле сухо. Взглядом исследую темноту, застывшую в комнате, и медленно, нехотя, поворачиваю голову, краем глаза, уставившись на незашторенное окно, за которым бушует природная стихия: крупные капли дождя разбиваются о стекло, ветер терзает деревья, качая их в разные стороны, черное небо затянуто тучами. И вспышки. Молнии озаряют небо и мое лицо, после чего гром заставляет меня сжаться.
Движение. Джейн дергается, когда гром повторяется, и отрывает сонное лицо от подушки, уставившись на меня:
— Ронн? — Тяжко вздыхает, потирая пальцами глаза. Лежит на животе, поэтому переворачивается, заставляя свое обессиленное тело присесть. Я моргаю, взглянув на нее, и ладонью смахиваю пот.
— Кошмар? — Понимает без объяснений, поэтому киваю, не желая говорить. Сжимаю дрожащей рукой одеяло, позволяя подруге уложить меня обратно.
— Это всего лишь сон, — шепчет, хотя сама вздрагивает от каждой вспышки молнии. — Хочешь, закрою шторы?
Отрицательно качаю головой. Не хочу заставлять её вставать. Рид пытается казаться спокойной, чтобы помочь мне прийти в себя, но её ложь слишком явна для меня, поэтому молча сжимаю ладонь подруги, таким образом прошу остаться со мной в кровати. И Джейн кивает, укладывая голову на подушку. Прикрывает глаза, а я прислушиваюсь к биению своего сердца. Необъяснимый скачок, боль, возникающая при вспышках молний. Ерзаю, заставляя себя закрыть глаза, и делаю глубокий вдох, чтобы уверить себя. Всё в порядке. Просто один из таких кошмаров, что снились мне с Джейн первые недели.
Это нормально.
Удобнее устраиваюсь, глотая комок в горле.
Мы нормальные.
***
Идет. Медленно. Хмуро осматривается, не признает комнаты и коридоры собственного дома. Приближается к лестнице, дрожью пробирает до костей при каждом громе, от которого сотрясаются полы. Шепот. Он витает в воздухе, и парень четко слышит мелодию, но до сих пор уверен, что это происходит в его голове. Это он сходит с ума. Он теряет свой чертов рассудок. Тормозит у спуска на первый этаж, расслышав за спиной скрип половиц. Карин нет дома. Дилан здесь один. Совершенно один.
Скрип повторяется, но не становится громче, будто кто-то играет на нервах, топчется с ноги на ногу, стоя на месте. О’Брайен сжимает губы, судорога сковывает тело, но парень все равно медленно поворачивает голову, краем глаза ловя силуэт. Высокий, непонятной формы. Стоит в конце коридора и напевает. Женский голос. Дилан сжимает ладони в кулаки, глотая один ком за другим. Оно делает шаг.
Это все в твоей голове.
С дрожащих мокрых губ слетают хриплые вздохи, сжимает веки, позволяя ледяному поту катится по спине. Мелодия становится громче, вонзаясь в одурманенное собственными параноидальными мыслями сознание.
«Это все в твоей голове», — повторяет шепотом, резко распахивая веки, и зрачки тут же начинают метаться по пустому коридору. Мелодия прекратилась. Слышен громкий стук дождя по стеклам окон. Парень не спешит выдыхать все напряжение, повторно всматривается в темноту перед собой, облизывая губы, и сутулится, нервно дернув ткань серой футболки вниз. Оборачивается, решая спуститься вниз и выпить воды, но замирает, моментально теряя рассудок, ведь всё это время Оно стояло позади него.
***
От лица Ронни.
Эти холодные голые стены вгоняют в тоску. Всё та же унылая атмосфера, пропитанная запахом гари и медикаментов. Глухие развалины, из комнаты в комнату гуляет холодный ветер, и мне начинает казаться, что он разносит детский шепот, который подтверждает то, что в этих стенах «жизнь» не угасает.
Мне не хотелось брать Джейн с собой, но она настояла. Мы не были здесь больше месяца, но ничего не изменилось, будто время застыло в этом здании. Кажется, запах гари никогда не выветрится. В коридорах холоднее, чем на улице, поэтому застегиваю куртку, так же поступает и Рид, которая складывает руки на груди, осматриваясь, пока я опускаюсь на одно колено, кладя три лилии на пол одной из комнат второго этажа. Поднимаюсь, прижимаясь плечом к плечу подруги, которая растирает ладони, пуская пар изо рта:
— Здесь все так же, — откашливается, не сдержав какой-то слабый смешок.
Не знаю, с чего меня вдруг потянуло приехать сюда. Возможно, все дело во сне. Я точно видела эти коридоры, комнаты, и воспоминания. Точно помню то, что произошло в тот день, когда мы все вместе пришли сюда. Я держала маску, а затем краем глаза разглядела силуэт…
Неприятно передергивает, поэтому заставляю себя отбросить мысли, и кладу ладонь на плечо подруги, шепча:
— Идем, — я не говорю громко здесь, словно внутри себя ещё боюсь того, что кто-то может узнать о нашем присутствии. Джейн кивает, поэтому разворачиваемся, покидая холодную комнату, и идем к лестнице, чтобы спуститься вниз. Не думаю, что походы сюда продолжатся. Нужно просто переждать этот период, полный тревог и непонятного напряжения, потом станет легче. Я уверена в этом.
Наши шаги слышны во всех углах заброшенного здания, дышим тихо, и, пытаясь казаться невозмутимыми, всё равно выдаем тот факт, что озираемся по сторонам, словно ожидая, что сейчас кто-то выглянет из-за угла, промычит, закричит и погонится за нами, будет преследовать, пока мы не сядем в машину и не умчимся подальше от этого места.
Выходим на первый этаж, и не оборачиваемся, чтобы бросить взгляд на лестничную площадку. Обычно именно там топтались дети и Джошуа. Стоит мне припомнить эту столь неприятную картину, как по всему телу разливается холодок, захватывающий каждую клетку моего организма. Обнимаю себя руками, ускорив шаг, а вот Рид внезапно притормозила, остановившись у комнаты, дверь которой давно слетела с петель. Девушка сжимает свои плечи пальцами, с какой-то глубокой задумчивостью во взгляде переступив порог помещения. Я моргаю, с интересом последовав за ней:
— В чем дело?
Девушка стоит ко мне спиной, внимательно рассматривая разломанные стулья, перевернутый стол, разбитые окна и кучу всякого хлама, которым завален пол. Поворачивает голову, уставившись на стену, и хмурит брови, немного растерявшись:
— Не знаю, просто, это помещение мне особенно не нравится.
Я наклоняю голову, осматриваясь:
— Оно такое же, как и остальные. В целом, это здание не может вызывать положительных эмоций, так что… — замолкаю, видя, что девушка в смятении. Она опускает руки, медленно разворачиваясь, а её встревоженный взгляд продолжает изучать помещение:
— Странно, — возвращается ко мне в коридор, повторно взглянув на стену, пол возле которой был покрыт странным темным пятном. — Идем, — вздыхает, взяв меня под руку. Не отталкиваю. Мне уже удалось привыкнуть к тому, что Рид постоянно требует физического контакта. Для неё прикосновения многое значат.
Покидаем здание с каким-то двояким ощущением. Но в одном мы уверены точно — лучше как можно скорее оказаться дальше от этого места, необходимо «безопасное» расстояние, тогда мое сердце прекратит так бешено колотиться.
Серое небо явно не настраивает на положительные эмоции, а ведь сейчас только ранее утро, и это удручает. Мне необходимо больше солнца, чтобы чувствовать себя, хотя бы, готовой подняться с кровати вовремя, а что можно говорить о настрое на день в целом? Ничего. Когда ты просыпаешься после тревожного сна, а за окном всё так же воет ветер на бледном фоне, накрапывает моросящий неприятный мелкий дождь, то единственное, чего желаешь, это укутаться сильнее в одеяло и не вылезать из-под него хотя бы последующие несколько часов.