Но каким гневом наполнилось мое сердце, когда вместе с бюргерами Вреде и Гаррисмита я снова увидел тяжелые повозки! Не раз уже испытал я на себе всю тяжесть этой лишней обузы, которая постоянно в последнее время заставляла меня работать и головой и сердцем, придумывая то тут, то там какие-нибудь средства к спасению обоза. Чего стоил нам, например, поход в 280 миль от Слаббертснека к Ватербергу!
Теперь, будучи главным командантом всех моих бюргеров, я решил во что бы то ни стало прочно утвердить принятое на собрании в Кронштадте постановление относительно повозок и раз навсегда объявить, что я ни в каком случае не могу допустить присутствие обоза в моих отрядах.
Но я никак не ожидал, что мне будет до такой степени трудно убедить бюргеров отказаться от излишних забот в походе! Недавний пример, казалось, еще так свеж был в их памяти, когда огромное количество повозок было отнято англичанами у команданта Газебрука между Винбургом и Фетривиром. Но нет! ничто не помогало!
Тогда я решил поступить энергично. Я созвал всех бюргеров и стал говорить им речь. Сперва я благодарил офицеров и бюргеров за то, что они не последовали примеру Принслоо, и за то, что так великолепно сражались при Гейльброне, и еще более при Ледибранде, когда они прогнали англичан к ущельям Лилиенхука. Сказав обо всем этом, я наконец дошел и до обоза... Я настаивал на том, чтобы отправить его домой. Но, само собою разумеется, мои слова были равнозначащи следующим: "отдайте свои возы и повозки неприятелю", а этого буры не хотели. Но я хотел этого, и потому в конце моей речи я сказал:
- Итак, бюргеры, мой долг не позводяет мне спрашивать, я вас и не спрашиваю, как вы поступите с вашим обозом, но я вам говорю, что он непременно должен быть удален!
На следующий день я собрал офицеров и приказал им очень вежливо, но в то же время очень решительно, чтобы в тот же день все повозки были удалены.
Одновременно с этим я отдал приказ, чтобы вифлеемские бюргеры, а также и гаррисмитские вместе с кронштадтскими, под начальством Филиппа Бота, разрушили бы пути сообщения англичан между Кронштадтом и Зандривиром.
В тот же день, 24 сентября, я поехал вместе с моим штабом к гейльбронским бюргерам, прибывшим из дому, куда они были отпущены по возвращении из Ватерберга на несколько дней. Они вернулись в большом количестве.
Неприятель тоже разделился на несколько частей, и мы тотчас же должны были приготовиться или к сражению, в каком бы месте оно ни произошло, или к отступлению в случае появления подавляющих сил неприятеля.
У меня был порядочный отряд из гейльбронских, гаррисмитских и вредевских бюргеров.
Соединившись с ними 25 сентября, я послал часть бюргеров в Кронштадт к передовому посту неприятеля, стоявшему в шести милях от города.
Генералу Гаттингу я также послал приказ выступить, и что же я узнал? Бюргеры не могли расстаться со своими повозками! Большая часть из них (Вреде и Гаррисмит) отправилась назад домой, несмотря на то, что это совсем было не нужно, так как у каждого воза было по крайней мере по одному кафру и одному погонщику, которые и должны были, согласно моему приказанию, доставить повозки по домам бюргеров. Это потрясло меня! Бывают в жизни каждого человека мгновения, когда он близок к тому, чтобы ослабить, поддаться, если в это время невидимая Рука свыше не останавливает его.
Наступил серьезный момент. Со всех сторон подходили англичане, а тут как раз у меня не хватало людей! Кронштадтские бюргеры были в своем округе, вифлеемских я сам отпустил в другую сторону, равно как и храбрых винбургцев с отважным коммандантом Газебруком, а бюргеры округов Вреде и Гаррисмита ушли по домам! При мне была только небольшая часть из этих двух округов и затем мои гейльбронцы.
Понятно, что при таких обстоятельствах обложившие нас англичане представляли слишком большую силу для того, чтобы с ними сражаться. Одно что мне оставалось - это уйти с теми, которые еще были при мне, по направлению к Шумансдрифту. В случае же если англичане продолжали бы преследование, то я намеревался уйти в Ботавилле, чтобы таким образом завести англичан в пески, по которым бы им было очень затруднительно передвигаться.
Мы выступили по направлению к станции Вольвехук, перешли ночью железнодорожную линию между Вредефорвегом и Вольвехуком, где я в нескольких местах взорвал путь и взял в плен 13 англичан в палатке, в которой они спали. Это было рано утром 30 сентября.
Перейдя за железнодорожной линией еще 3 мили, мы увидели поезд, который остановился и открыл по нас огонь из орудий Армстронга и Максима, хотя впрочем без успеха. Наши орудия были слишком впереди, а лошади усталы для того, чтобы возвращаться; иначе мы бы отвечали тоже выстрелами. Но вскоре нам представился случай пустить в ход наши пушки против 200 всадников, погнавшихся за нами; впрочем, увидя, что мы готовы захватить их в плен, они избрали себе другой более безопасный путь.
В тот же вечер мы двинулись несколько южнее Парижа, а на другой день к холмам на запад от Вредефорта. Там мы оставались несколько дней. Вслед за этим неприятель стал сосредоточивать свои силы около Гейльброна.
Я разделил свой отряд на две части; одна часть осталась со мной. Гаррисмитских бюргеров, не ушедших домой, я послал с генералом Филиппом Бота по направлению к Кронштадту, где он должен был встретиться с отрядом, который получил приказание оперировать в местности, лежавшей на запад от железной дороги. Генерал Филипп Бота назначил фельдкорнета де-Фоса коммандантом над кронштадтскими бюргерами вместо комманданта Франца ван-Аарда. Выбор его был очень хорош, так как коммандант де-Фос слыл не только за храброго офицера, но и за порядочного во всех отношениях человека.
Неприятель оставался несколько дней на одном месте, расположившись лагерем близ фермы Клипстапель, к юго-востоку от Вредефорта. Там он и напал на нас. Мы защищались полтора дня, но принуждены были, в конце концов, отступить к реке Ваалю. Англичане, думая, что мы снова пойдем к Ватербергу, не преследовали нас. Это было 7 октября 1900 года.
Я получил извещение от генерала Либенберга, что английский генерал Бертон со своей колонной находился неподалеку от станции Фредериксштадт. Он просил у меня поддержки, так как чувствовал себя не в силах без этого напасть на неприятеля. Получив это известие, я решил немедленно идти к нему и послал ему конфиденциальное письмо, в котором я сообщал ему, что явлюсь через несколько дней.
Для того, чтобы ввести англичан в заблуждение, я пошел так, чтобы им было меня видно, через Шумансдрифт к ферме Балтеспорт на реке Реностер, в пятнадцати милях от брода. Но в следующую же ночь я повернул назад и перешел через реку к западу от Шумансдрифта. Когда мы в ближайшую ночь снова сидели в седлах, я слышал, как некоторые спрашивали: "Куда же теперь?"
Мы шли к станции Фредериксштадт. Там мы напали на генерала Бертона, сделав предварительно обстоятельную рекогносцировку. Я узнал, что генерал Либенберг совершенно отрезал все пути сообщения англичан, и что они могли сноситься между собой только по гелиографу. Впрочем, около станции у них были великолепные укрепления, а также и на холмах, к юго-востоку и к северу оттуда.
Мы обложили генерала Бертона сплошным кольцом. В течение пяти дней мы держали его запертым, расположившись к востоку, к югу и к северо-западу от него. На пятый день я сговорился с генералом Либенбергом занять новую позицию на насыпи железной дороги, на северо-запад от самой крепкой позиции англичан при чем я должен был послать с генералом Фронеманом 80 человек, а он 120. Эта позиция была так важна, что ее должны были занимать никак не менее 200 человек; иначе ее нельзя было защищать.
Так и было условлено. Что же произошло на самом деле?
Я был уверен, что две сотни заняли эти позиции. Вместо этого там оказалось всего 80 человек. А между тем, генерал Бертон получил на следующее утро значительные подкрепления, со стороны Крюгерсдорпа. Я не имел от моих разведчиков никаких сведений об этом подкреплении, и когда оно подошло, то было уже невозможно задержать его. Когда я узнал о его приближении, неприятель уже успел напасть на несчастную кучку людей и открыл по ней ожесточенный огонь. Если бы у моих бюргеров было достаточно зарядов, то они могли бы еще отстреливаться. На беду они и этого не могли сделать, так как у них почти не было зарядов. Им ничего но оставалось более, как бежать. В след им посылались снаряды из трех пушек, которые еще с утра обстреливали их. Но тогда они прятались за насыпь, которая защищала их; теперь же им пришлось бежать без всякого прикрытия под градом пуль и гранат, без лошадей, так как они оставили их в более безопасном месте. Если бы их было на позиции 200 человек, как было условлено раньше, то, по всей вероятности, подошедшее подкрепление не могло бы вытеснить их; и тогда, по всей вероятности, генералу Бертону пришлось бы сдаться. Вместо этого у нас оказалось 30 человек убитыми и ранеными и приблизительно столько же было взято в плен. Между убитыми был незабвенный капитан Сарель Силие, внук уважаемого деятеля первых времен республики, а между пленными фельдкорнет Джури Вессельс. Все это было очень печально.
