Утро началось бодро – совсем недалеко загрохотало от души, явная артподготовка.

Чья – непонятно.

Потом мимо на всех парах пошли колонной грохочущие самоходки, фырчащие сизым дымищем "брезентовые Фердинанды". Они поспешно перли прямо по полю, взметая за собой гусеницами фонтаны из земляных комьев. Нагружены зеленые коробочки были под завязку, таща с собой все, что могло пригодится, в первую очередь – боеприпасы. РККА навострилась делать то, чем были известны немцы в начале войны – части тащили с собой запасы и дня три вполне могли драться самостоятельно, даже в окружении. Без тылов воевать можно, но умеючи и недолго. Но если твои войска умеют биться несколько дней своими ресурсами, то это шикарный козырь, только надо уметь пользоваться. Красная армия теперь умела. Но поэтому и танки и самоходки выглядели, словно ишаки, навьюченные ящиками и баками для топлива. Еще дым от самоходов не развеялся – по дороге промчались артиллеристы из легкой противотанковой, прущие более чем поспешно. Прицепленные 57-миллиметровые пушки бодро подскакивали на жестких колесах из гусматика, влекомые ленд-лизовскими "Доджами". И это совсем не понравилось Калинину, этих ребят бросали всегда туда, куда перли немецкие танки. А бронированные машины с крестами сержант заслуженно не любил. И еще больше не понравилось, что видная дорога была пустой – не перла по ней привычно масса всякого левого народа, включая раздолбанные фрицевские подразделения. Пуста дорога. Значит будут сюрпризы. На войне они в основном – паршивые.

Разумеется, командиру тяжелого миномета и его сослуживцам было неизвестно, что ответственный за оборону Берлина с запада – от американцев – генерал Венк снял свои новослепленные, но пышно названные десять дивизий, открыв англо-саксам фронт и ударным кулаком врезал по закрывающим ему дорогу в столицу советским войскам. Навстречу ему слепо тыкалась по всем дорогам окруженная и отчаявшаяся пробиться на помощь гарнизону главного города Третьего Рейха армия Буссе, изрядно потрепанная, но еще не добитая. Всего около полумиллиона служивых немцев, которые имели целью соединиться и добраться до Берлина, усилив его оборону. Все, что мог наскрести Третий Рейх – все было тут. Силы, которые противостояли им в этом, были значительно меньше. Меньше по числу, по вооружению. Но это уже были Победители. И толпы немцев ждал очень неприятный сюрприз: советские войска в который раз встали насмерть.

У нас очень любят трындеть про 300 спартанцев, но никто не помнит, например, имен 300 бойцов из корпуса Баданова, которые остались прикрывать отход остатков корпуса с уничтоженной напрочь авиабазы Люфтваффе в Тацинской. От соединения к тому времени осталась десятая часть воинов, многие – раненые, обожженные, с мизерным количеством поврежденных танков, заправленных хитромудрой самодельной смесью, заменившей отсутствующую на роскошных немецких складах солярку, без снарядов и патронов, вооруженных уже трофейным оружием.

Заслон дал им уйти, остановив преследователей из свежей панцердивизии. Никто не преследовал и не смог добить. Обломились об заслон.

300 безвестных бойцов. И таких было много – в разные годы и в разных местах, их никто не помнит сейчас, но они выиграли победу. Теперь – под Берлином так же держали фронт, без всякого пафоса про "тонкую красную линию" разные люди, разных национальностей и разных родов войск. Приходя друг к другу на помощь и уже не сомневаясь в том, что немцы не пройдут.

Заревело над головами – горбатые штурмовики медлительно и тяжело перли смерть туда, где грохотала слитная артподготовка. Вот это сильно радовало. Немецкие самолеты беспокоили теперь очень редко и совсем без результатов.

Калинин заменил выбывшего наводчика. Сам себе командир. Дело было знакомым. И сразу после первой же команды пухлощекого мальчишки, продублировавшего комбата, пошла та самая боевая работа. У артиллеристов бой – странная смесь ювелирной точности и грубой грузчицкой топотни. В кинохронике все смотрится куда веселее – вот машет рукой командир, дружно ахает что-то толстое – корреспондентам не нравится быть на передовой, потому снимают в массе именно тяжелую артиллерию в тылу, тут же следом явно с учений кадры: бодрые танки и веселая пехота, сдавайся, немец, ура!

На деле как только пристрелочные мины ложатся так, как должно, и далекий корректировщик одобряет результат – мины идут с темпом 15 штук в минуту, пока от цели не останутся рожки да ножки. Как говорит грубоватый, но мощный словно бык, заряжающий о конечном: "Пришли ноги и сломали ему руки!"

Раньше еще били по одиночным целям – типа дзотов. Последний месяц лупили как очумелые – цели явно были групповые, а боеприпасы не экономили. И сейчас все так же – видно немцы валят валом. И потому 15 пудов смерти в минуту из каждого "самовара", до полного исчерпания боекомплекта в 240 рыбок на ствол. Надо быть недюжинным богатырем, чтобы загрузить за 16 минут почти четыре тонны смерти, да не абы куда – но очень аккуратно в 120 миллиметровый ствол, срез которого на уровне твоих глаз. И после каждой рыбки пригнуться, зажав уши и открыв рот – потому как гулко прогремев боками по трубе-стволу, мина с ходу накалывается жопцем-капсюлем на боек и, как ужаленная, возмущенно и, оглушительно бабахнув – выпрыгивает из ствола с такой яростью, что летит почти на 6 километров. Земля ощутимо вздрагивает под ногами, получив здоровенный тумак опорной плитой, из-под которой летит по сухой погоде – пыль, а в другое время – ломти грязи и длинные взбрызги воды.

Минометчики работали, привычно не видя результата. Только укупорка пустая все больше заваливала ландшафт. Что там гибло под пудовым дождем видел корректировщик, но это народ такой – сосредоточенный и сдержанный, точный и скрупулезный, да еще впридачу сидящий в очень неприятном месте, откуда видно по кому бить надо. Что означает и обратное – его тоже можно увидеть и по нему может в отместку легко отработать убиваемый враг.

Приказ – смена прицела. Опять гром выстрелов. Смена прицела. Серия мин. Калинин отлично понимал – минометы сопровождают своими подарочками идущих в атаку немцев. Для воодушевления и восторга нет ничего лучше, чем рвущиеся рядом мины, сносящие летящими над землей бритвенными осколками все живое, хоть бегущее, хоть идущее, хоть залегшее.

Отбой. Все тяжело дышат, словно загнанные кони, переглядываются. Но даже перекурить некогда, пустые ящики к чертям, новые на позицию. 40 килограмм каждый. А грузовики снабженцев укатили, как только разгрузились, не до пустой укупорки. Плохо. Очень плохо – значит дело горячее и правила идут к чертям, не до них. Когда дотошно выполняют все параграфы – это значит, что смерть далеко. Когда рядом – остаются для выполнения только первостепенной важности правила.

Опять над головой рев – глянул – "Илы" возвращаются, идут на бреющем, голубыми брюхами почти по верхушкам деревьев стригут, тесно сбились – и трескотня сверху! Немцы их атакуют! Фоккеры! Много! Больше десятка! Давно такого не видал, очень давно. Шедший в хвосте и отставший от своих штурмовик тянул за собой хвост черноватого дыма, потом вдруг вспыхнул весь и без планирования рухнул в лес. Калинин ахнул в один голос со своим расчетом. Все смотрели и всем в голову пришло одно и то же – заваруха тут пошла в полный мах. Раз немцы наскребли на это направление свою авиацию – плохо все.

Корректировщики не дали расслабиться. Направление, правда, дали иное – отчего про себя Калинин вспомнил про молот и наковальню. Успел подумать, что наковальне мин отсыпали достойно, теперь по молоту придется бить, мимолетом пожелал неведомым братьям славянам, на которых в нескольких километрах отсюда идет такой навал – и больше думать было некогда. Команды, смена прицела, опять команды и изменение угла наклона ствола и направления ведения огня. Пуд за пудом смерть исправно летела туда, где оборачивалась жизнью для наших бойцов, отражающих тяжеленный удар агонизирующего чудовища – вермахта.