В Париже "исполнительная власть" словно бы забыла о нем, зато генеральный штаб выходит из терпения. Тайный курьер доводит до сведения французского уполномоченного, что "необходим успех, - его долг добиться своего, и без промедления". Следует напомнить, что в августе 1793 года из-за начавшейся гражданской войны генералам революции приходится особенно туго. 27 августа - это лишь один из примеров - роялистам удалось сдать Англии Тулон. Открыто выражая свою оппозицию господствующему режиму, крайности которого его возмущали, Бомарше тем не менее оставался верен! правительству, каким бы оно ни было, что бы оно ни совершало. В области внешней политики для него превыше всего стояла национальная независимость и защита французской территории. На протяжении всего этого периода он душой с теми, кто сражается, обороняя отечество, будь они даже его злейшими недругами.

С невероятным упорством, наталкиваясь на всевозрастающие трудности, разыскивает он свои 60 000 ружей. Из Лондона, сейчас уже невозможно понять каким образом, он перебирается в Гаагу, оттуда - в Роттердам. Голландское правительство угрожает конфисковать ружья, Бомарше осмеливается бросить ему вызов, пригрозив, что это повлечет за собой военные репрессии. Он пишет генералу Пишегрю, лагерь которого находится в сотне километров от Тервера, побуждая того ускорить наступление!

Продвижение частей Пишегрю приостановлено, и Бомарше пускается на всяческие хитрости, чтобы провести голландцев. Например, он придумал заключить фиктивную сделку - продать ружья некоему американцу, с которым прежде был в торговых отношениях, чтобы затем ввезти всю партию во Францию через Соединенные Штаты!

Фактически в эти последние месяцы, сознавая свое бессилие, Бомарше старается лишь выиграть время. Поняв, что ему никогда не удастся наложить руку на это проклятое военное снаряжение, он с редким хитроумием задерживает его на складе в Тервере, чтобы оно не досталось врагам Франции. Обычно биографы заносят 60 000 ружей в пассив Бомарше. Приговор слишком поспешный. Если он и потерпел неудачу - но кто справился бы, с такой миссией? - ему все же удалось добиться того, что это оружие не было обращено против Франции, а ведь оно являлось предметом вожделений всех армий вражеской коалиции. Дело непростое - чтобы с этим справиться, пришлось немало поколесить по Европе. Понадобилась бы отдельная глава, чтобы пересказать все его бесчисленные поездки, в частности, вдоль Рейна.

Не могу закончить повествование об этом периоде жизни Бомарше, не упомянув о его последнем "безумстве": после 9 термидора он сделал попытку самостоятельно вступить в переговоры с иностранными державами от имени Франции, дабы побудить их к заключению "всеобщего мира"! Он, возможно, и добился бы своего, не возвести Париж городу и миру, что комиссар Республики - "преступник"! С этого момента голландские министры, с которыми Бомарше вел переговоры в качестве представителя Франции, закрыли перед ним двери и попросили его покинуть страну. Что он и вынужден был сделать с болью в сердце. Объявленный нежелательным лицом во всех европейских государствах, он все же нашел убежище - сначала в Любеке, а затем в Гамбурге, которые были свободными городами.

Пока Бомарше, проявляя чудеса храбрости, сражался за интересы Франции, руководители Конвента объявили отсутствующего эмигрантом и на этом основании конфисковали его имущество. Решение было принято Комитетом общественной безопасности, который не знал или делал вид, будто не знает, что Бомарше облечен доверием Комитета общественного спасения. В июле того же года агентами общественной безопасности были арестованы "три женщины" Бомарше. Приговоренные к смертной казни в тот же день, что и Гезман, которому не так повезло, как им, Жюли, Мария-Тереза и Евгения остались в живых только благодаря падению Робеспьера. Выйдя на свободу, г-жа Бомарше была вынуждена тем не менее развестись с мужем и снова взять свое девичье имя, чтобы спасти Евгению от "оскорблений черни".

9 термидора, положившее конец массовому террору и воспринятое большинством граждан как счастливое событие, по странной прихоти судьбы только усугубило невзгоды Бомарше. В августе 1794 года "чернь" по-прежнему преследовала его семью. Эти невзгоды навлек на нее все тот же Лоран Лекуантр, который, сменив хозяев, обвинял теперь уполномоченного Комитета общественного спасения - о ирония! - в сообщничестве с Робеспьером и в том, что Бомарше вместе с _Неподкупным_ участвовал в расхищении французской, казны! Лекуантр изложил свои нелепые доводы с трибуны, и к нему прислушались.

Клеветнические наветы у нас в национальной традиции, точно так же как и глупость или, если угодно, легковерие слушателей. Если за это взяться как следует, "нет такой пошлой сплетни, нет такой пакости, нет такой нелепой выдумки, на которую не набросились бы" парижане.

По вине Лекуантра - или Базиля - Бомарше был вынужден прозябать два долгих года - вплоть до 5 июля 1796 года - в предместье Гамбурга. В своем далеком изгнании, после того как миновало несколько недель тоскливого, страха за близких - он ведь мог опасаться самого худшего, - Бомарше отнюдь не сидел сложа руки! Живя на хлебе и воде в затхлой каморке, он позволял себе единственную роскошь - тратиться на перья, чернила и бумагу. Писать, писать - он не знал иного средства, чтобы найти выход из самого безвыходного положения. Поэтому он писал день и ночь. Всему свету, но прежде всего жене:

"Подчас я задаю себе вопрос, уж не сошел ли я с ума, однако, обнаруживая последовательность, здравость своих суждений, которыми я пытаюсь, как это ни трудно, парировать все удары, убеждаюсь, что отнюдь не безумен. Но куда тебе писать? На какое имя? Где ты живешь? Как тебя зовут? Кто твои истинные друзья? Кого должен я считать своими друзьями? Ах, если б не надежда спасти дочь, сама чудовищная гильотина показалась бы мне слаще, чем мое нынешнее ужасное положение!"

Он писал англичанам, Питту, "осмелившемуся" конфисковать "его" ружья в Тервере и переправить их в Плимут. С помощью своих лондонских корреспондентов или, попросту говоря, агентов своей сети Бомарше довольно долго мешал англичанам наложить лапу на это оружие, вставляя тем самым палки в колеса британскому премьеру, которому только в июне 1795 года удалось купить эти ружья, правда, за бесценок. Но в 1795 году военное положение Франции уже выправилось, и ее арсеналы не были пусты.

Писал он, естественно, и американцам, прежде всего, чтобы напомнить, что они остаются его должниками. Среди этих писем или мемуаров есть забавное послание американскому народу от 10 апреля 1795 года. Если читать его внимательно, за нарочитой патетикой проступает филигранью ирония Фигаро. Когда Бомарше протягивает одну руку, другой он выделывает фокусы.

"Американцы, я служил, вам с неустанным рвением, в благодарность же не получил при жизни ничего, кроме горьких обид, и умираю вашим кредитором. Я вынужден поэтому завещать вам в наследство свою дочь, дабы вы дали ей в приданое то, что должны мне. Возможно, после моей смерти, вызванной несправедливостью других, против которой я уже не в силах бороться, моя дочь останется обездоленной, и, возможно, воля провидения в том, чтобы, оттянув ваш расчет со мной, обеспечить ей средства, коими она сможет воспользоваться, когда останется одна в полной нищете. Удочерите ее, как достойную дочь Государства! Она будет привезена к вам своей матерью и моей вдовой, не менее несчастной. Отнеситесь же к ней: как к дочери американского гражданина. Но если б у меня возникло опасение, что вы отвергнете мою просьбу то - поскольку ваша страна единственная, жителям которой я могу без стыда протянуть руку, что оставалось бы мне сделать, как не молить небо, чтобы оно даровало, мне здоровье на какое-то время, необходимое; для поездки в Америку? Неужто понадобится, чтобы, оказавшись среди вас, я, ослабевший умом и телом и уже неспособный отстаивать свои права, был вынужден просить, держа в руках оправдательные документы, чтобы, меня доставили на носилках ко входу, в ваши национальные, собрания и тут, протягивая тот самый колпак свободы, который я больше, чем кто-либо другой, помогал вам водрузить на голову, обратился к вам с мольбой: "Американцы, подайте милостыню вашему другу, чьи услуги во всей их совокупности не заслужили иного вознаграждения, кроме: Date obolum Belisrio". {Подайте обол Велизарию (лаг.).}