Он вырвался из лагеря, топча иаджудж раздвоенными копытами козлорогого, рубя с седла своим длинным тяжелым мечом.

На открытой местности Даннаец, захлебываясь ударившим в рот свежим ночным воздухом, погнал монстра на Восток, к начинающему алеть горизонту.

Он гнал зверя, пока тот не стал дышать с тяжелым хрипом, а стан Кожелицых остался где-то далеко, не меньше чем в пяти милях позади.

Когда позже Конрада спрашивали о самых прекрасных впечатлениях в его жизни, он не без внутренней борьбы, называл эту безумную скачку на восход, под угасающими звездами Пустоши, на звере, чья сила и выносливость превосходила все мыслимое и немыслимое.

Будь Конрад чуть менее умелым наездником, он бы дюжину раз погиб, выпав из седла на скаку, разбился вдребезги о каменистую землю. Но Конрад держался крепко. Мимо проносились острые как ножи скалы, обнаженные ребра земли, из-под копыт козлорогого скакуна летели мелкие камни. В предрассветной мгле Пустошь жила своей жуткой, невероятной жизнью. Скачку Конрада сопровождал вой, свист, уханье и плач тварей, которые жили среди песка и камней, в низкорослых перелесках и жестких колючих кустарниках. Чьи-то крылья прохлопали в воздухе около его лица. Чьи-то глаза горели в темноте, на уровне его глаз.

Восторг, охвативший Конрада, был столь силен, что ему теснило в груди, он будто забывал сделать следующий вдох.

Пустошь приняла его к себе. Теперь он был не просто чужаком, пытающимся выжить в ее чреве, теперь он и сам был отчасти сын Пустоши.

Но он все еще был Сыном Солнца, и у него была миссия.

Горячка стала спадать. Конрад замедлил ход своего скакуна, который теперь уже повиновался ему беспрекословно.

Когда наступило утро, Конрад повернул на Юг.

Через несколько часов езды по раскаленному камню Даннаец, страдавший от жажды и загустевшей крови, что покрывала его лицо, голову и руки, в плавящемся, раскаленном воздухе увидел то, что сначала принял за мираж. Но чем ближе он подъезжал, тем больше уверялся, что колонны из белого камня, устремившиеся на десятки футов в небо, зеленая вязь кустов, плюща и низкорослых деревьев - реальны.

Это был оазис, один из тех островков рая среди ада Пустоши, которые так манили к себе иаджудж. Конрад опасался засады. Неужели столь благодатный край - безлюден?

Чем ближе он подъезжал, тем больше замечал странностей в архитектуре огромного здания. Что-то в нем было неправильным. Он даже не понимал, какие руки и при каких условиях могли бы возвести столь причудливые очертания. Линии словно плыли, расползались, перетекали одна в другую, ни одного прямого угла, равно как и никакого другого угла.

Здание, загадку руин, которого Конрад пытался разгадать, было огромным. Самые большие колонны возвышались на сотню футов. Между некоторыми колоннами все еще лежали поперечные балки. Крыша осыпалась очень давно, ее останки уже обратились в труху и поросли травой и кустарником, но другие сооружения были еще целы. Например - возвышенность в центре. Это было что-то вроде пирамиды со стертыми от древности ступенями.

Должно быть это руины храма - догадался Конрад. А эта штука посередине - алтарь.

Каким же божествам здесь поклонялись, и почему сейчас храм обращается в руины, а оазис остается необжитым?

Но сейчас Конраду было не до тонкостей зодчества, тайн истории и загадок иаджудж. Он страдал от жажды. Здесь есть растительность, значит, есть вода - понимал Даннаец, уже многое знавший о Пустоши. Надо вдоволь напиться, набрать воды про запас, напоить своего скакуна и дать ему поесть. А потом придумать какой-то более разумный план, чем рыскать по Пустоши вслепую, рубя всех, кто встретится.

Конрад отыскал глубокий колодец, к краю которого была привязана веревка. Значит иаджудж не только знают об этом месте, но и регулярно его посещают - догадался Даннаец. Вокруг колодца было разбросано множество костей. Видимо пировали прямо здесь, у воды. Часть костей были человеческими. Обыденный каннибализм иаджудж не переставал повергать Конрада в ужас. Разумеется, он слышал истории, когда доведенные голодом до отчаяния, к людоедству прибегали и люди из большого мира. Но в Пустоши просто каждого иноплеменника рассматривали как возможный обед. Одним только голодом это было не объяснить. Конрад убил много иаджудж, а поговорил за все время только с Язиром, который к тому же не был истинным сыном Пустоши. Что бы победить врага надо знать, как он мыслит.

А еще надо лучше уметь драться!

Конрад усмехнулся при мысли об этом.

Он давно уже снял свою зловещую маску, и сейчас она сушилась на камнях. Он надеялся, что когда маска подсохнет, ему будет проще, морально и физически, носить ее. Без маски он превратится в чужака. Сейчас он - Кожелицый Старого Завета.

Откуда же я знаю про Старый Завет? - спросил себя Конрад. Никто не рассказывал мне об этом. Неужели Пустошь начала говорить со мной?:

Он напился вдоволь воды. Вода в колодце была прохладной и чистой. Он пил, пока ему не стало дурно. Потом дал напиться козлорогому. Зверь вел себя совершенно спокойно. Конрад знал, что некоторые иаджудж ездят на плотоядных зверях, но козлорогий, несмотря на зловещую внешность, все же принялся жевать листья и ветки.

В тени огромных колонн, среди кустов и деревьев, Пустошь не казалась уже такой зловещей, не была земной преисподней. Конрад сжевал последние ломти вяленой козлятины, которые были в его мешке. Пора опять позаботиться о пропитании. К оазису неминуемо придут козы или иные копытные.

Конрад спутал ноги своего скакуна, лег в тень и уснул. К вечеру он проснулся полным сил, только лишь очень голодным. Он никогда не был умелым охотником, в отличие от многих своих товарищей, которые целыми днями могли гонять зверя по лесам и полям. Пустошь кишела дичью, но дичь эта была столь проворна и опасна, что даже более ловкий охотник испытал бы проблемы с ней.

Конрад пожалел, что не угнал еще одного козлорогого, того можно было бы зарезать и съесть, но возиться с непокорным животным было бы смертельно опасно.

Полночи Даннаец провел в бесплодных попытках поразить камнем газелей, которые объедали листья. Но после нескольких неудачных попыток Конрад распугал робких животных, и они перестали подходить близко. Муки голода становились все сильнее.

Не хватало только околеть с голоду! - зло думал Даннаец.

Конрад решил набрать еще воды. Была ночь одной Луны, но небо оставалось столь ясным, а чужие звезды Пустоши светили столь ярко, что видимость была немногим хуже, чем пасмурным днем.

Конрад сбросил мех в колодец, и потянул его на себя. Что-то держало мех. Конрад выбранился. Не хватало только лишиться своего меха для животворящей влаги. В Пустоши он и дня не протянет без него. За что же мог зацепиться мех там, внизу, ведь днем он беспрепятственно его вытащил?

Конрад осторожно потянул веревку еще раз. Теперь мех как будто поддался. Конрад приложил чуть больше усилий. Осторожно вытянув бурдюк наверх, он разразился площадной бранью. Мех был не то разорван, не и вовсе прокушен.

-Проклятье! Проклятье! Проклятье! Будьте вы все прокляты до седьмого колена! - накликав гнев богов на неведомых тварей из колодца, Конрад пошел прочь, думая о том, как починить драгоценный сосуд. Мысли его были заняты только этим, но какое-то чутье предупредило васканца о новой опасности. Он резко повернулся, привычным движением вытаскивая меч.

Волосы на затылке его зашевелились.

Из черной дыры колодца под свет звезд выбиралась какая-то мерзкая тварь, в которой сочетались черты человека, рыбы и жабы. Конрад лишь мгновение оторопело смотрел на выпученные глаза без век, широкий рот, полный мелких острых зубов, перепончатые руки и подобие плавника на спине существа. В следующий миг он прыгнул вперед и ударил, раскраивая череп невозможной твари. Существо умерло молча, быть может, оно вовсе не умело издавать никаких звуков, и повалилось обратно в глубину колодца.

Да что же это такое!?!?! Неужели теперь он обречен пить воду, смешанную с кровью и трупным ядом этой твари?!?!? Отчаяние и гнев боролись в могучей груди Даннайца. Теперь он понял все. И необитаемый оазис, и кости, разбросанные вокруг колодца, и странная архитектура руин - все имело под собой одну причину.