– Блядь, Кир, ты совсем с катушек слетел, – Рома покачал головой, – отстегни меня. Всё равно щас ребята придут, освободят, но тогда тебе пиздец.

– Я отменил пиздец. Я заказал на сегодня счастье, – он рассмеялся, – ты же любишь меня, да? Вот и наслаждайся моим присутствием, ты, кусок… кусок говна.

Я едва мог говорить – язык будто таял, и я вместе с ним. Растекался по полу, стонал от наслаждения и зачем-то попытался вспомнить Тёмку. Не получилось. Образ Беса размывался ещё быстрее. Да и хуй бы с ними…

***

Пришёл в себя резко: меня схватили за волосы, приподняв голову, и ударили по щеке. Слегка, но я прочувствовал мелькнувшее унизительное ощущение всем телом. Валялся на полу в одних носках и отходил, а увидев Рому, уже освободившегося от наручников, проблеял что-то вроде: “воды-ы…”

– Хуй тебе, а не вода! – гаркнул какой-то парень в лицо; рядом появился второй, улыбающийся, отчего-то жутко довольный.

– И не один хуй, а целых два! – сказал он и исчез за спиной; почти сразу я почувствовал, как рифмоплет ебаный придавил меня своим телом, сев на бёдра, чтобы я не мог двигаться. Блядь, да я при большом желании не смог бы – раскис, как хлебный мякиш.

– А я тебе что говорил? – рядом присел Рома и с сожалением посмотрел на меня. – Теперь их хер оторвёшь. Может, понюхаем и разбежимся, ребят?

“Папочка” вступился за меня, как это было мило, я даже улыбнулся.

– Мы уже, – голос позади, а после шлепок по заднице. Хотят выебать – пожалуйста. Мне похуй. Главное сейчас – заправиться, чтобы окончательно забить хуй на то, что мной в очередной раз попользуются.

– Сделай дозу, – я посмотрел на Рому, пытаясь вложить в свой взгляд жалость, любовь и что-то ещё.

Но тот отрицательно покачал головой:

– Нет. Тебе вообще пора завязывать, Кир. Ладно, – он поднялся и прошел к двери, – не убейте его только. И вот ещё.

Он бросил на постель упаковку гондонов и вышел.

Сука. Кинул меня. Так мне и нужно.

Хули я хотел? Возвышенные чувства проебал, показав, каким человек может быть уёбищем, оставалось терпеть. Подраться не смог бы при желании – меня начинало ломать. И каково это – ебаться в таком состоянии – мне предстояло прочувствовать.

Оригинальными они не были: оставили на полу лежать и, раздевшись, по очереди трахали, прижимая меня к вонючему ковру. Держали зачем-то руки, хоть я и не сопротивлялся, отшлепали так, что жопа горела. Но я не издал ни звука, иначе бы сам себя перестал уважать…

Уважать? Ха, Кир, ты дебил? Какое к черту уважение?!

Развернув голову, упёрся взглядом в металлическую зеркальную ножку кровати и там лицезрел происходящее. Здорового, сильного парня видел, вдалбливающегося в меня, другого – пытающегося вставить мне в рот, но забившего на это. Вероятно, он подумал, что я хуй ему отгрызу, раз не стал.

Себя я тоже видел: маленького, неестественно худого, с впалыми щеками и башкой размером с Америку – картинка искажалась, и всё выглядело карикатурно, совершенно уебански.

– Я слышал, ты в лагере был, – сказал один, уступив место на мне своему приятелю, – там всяко ебался постоянно. Не отвечай, по глазам вижу…

Что ты видишь, тварь?!

Я мысленно убил его – разрезал на куски перочинным ножом. Сука… Как же всё это было мерзко. В особенности то, что вспомнился не кто-нибудь, а Костя.

Бес…

Я знал, что он сидит – по телику видел в каком-то кабаке. Звука не было, но лицо Кости за решёткой в зале суда я узнал – точно был он. Лучшего места для него было не найти – тюрьма строгого режима. Жаль только, что смертной казни у нас в стране не было. Я бы плясал, узнав, что его убили. Как бы я радовался!

Этот козёл просто бросил меня умирать на дороге. Без денег, без всего. Без ёбаной надежды на сраное будущее. За это вполне можно было ненавидеть. Можно было, но…

– Смазка кончилась, – сказал тот, кто восседал на мне, – пошли купим и вернёмся.

***

Мне было совершенно плевать, что эти ребята могли продолжить вечеринку. Было насрать на то, что я, залитый спермой с ног до головы, продолжал валяться на полу. Мне было плохо, ужасно, беспредельно плохо. Если физическую боль я ещё мог терпеть, то воспоминания и настоящее подкашивали окончательно. Я орал и выл в голос, пытаясь забыть обо всём, но становилось хуже. Рома сидел на кровати и преспокойненько наблюдал за мной. Он был под кайфом и, я был уверен, не собирался делиться со мной.

– Какой же ты жалкий, – прошептал он, – ничему жизнь тебя не учит, Кирь. Кирюша… Альфа-самец. Осталось тебе только обоссаться, чтобы картина была закончена.

Как он был прав, и я его за это ненавидел. Я был жалким, ничтожным существом. Букашкой без крыльев. Я был один. Блядь, я всегда был один, с самого рождения. Сперва отец бросил, после – Тёмка. А затем и эта гнида Бес. Я был нахуй никому не нужен, и теперь с упоением жалел себя и проклинал всё на свете, желая сдохнуть побыстрее. Ну, или кольнуться хотя бы ещё разочек. В самый последний раз.

– Пожалуйста, Ром…

Он поднялся, подошёл к столу и с невероятной скоростью приготовил дозу. Но перед тем, как вколоть мне, сказал:

– Завтра пойдёшь со мной к чуваку, который барыжит. Познакомлю тебя. Будешь сам себя содержать, ибо мне ты слишком дорого обходишься, – я кивнул, поняв, что никаких собственно чувств ко мне у Ромы никогда не было. Да и пофигу. – Давай руку…

========== Часть 4 ==========

“Среди асфальтовых морей, люминесценции огней

Я видел смерть, мечтал о ней

И я плыву куда-то вдаль,

Меня ведет ее печаль,

Мне ничего уже не жаль!” (с)

***

Два дня я полностью наслаждался новой жизнью в гостиничном люксе, ел, пил, мягко спал и трахался с проституткой, чтобы в очередной раз убедиться, что бабы – это не моё. Нет того морального кайфа, женщины априори созданы для мужчин, а значит, нет той остроты ощущений от их подчинения.

Возможность прогибать под себя парней давало не только физическое удовольствие, но и, блядь, духовное. В городе Надежды, в этом ебаном лагере, я сразу видел, кто из них на что способен, кто сломается быстро и неинтересно, а у кого внутри есть стержень, с кем можно поиграть.

Только все игры заканчивались одинаково. Скука росла наперегонки с жестокостью, я становился зверем, а живые игрушки ломались всё быстрее. В последнее время мало стало послушных мальчиков ебать, бессмысленно, можно было трахнуть сотню, а все их лица сливались в одно. Когда-то мне казалось, что это лицо внешне хрупкого и слабого пухлогубого блондина, который не сломался до конца в первую нашу встречу, но, как понял потом, не сломался лишь потому, что ему помогли. Потому что было кому стать его опорой.

А мне хотелось равного себе, чтобы сам признал меня ведущим, чтобы только со мной таким был. Сильного. Как я. Когда каждый секс как схватка, в которой еще неизвестно кому достанется верхняя роль. И не в физической силе дело, а, как бы это пафосно ни звучало, в силе духа. Наверное, я мог быть только с тем, кого мог уважать.

Где сейчас находился Кирилл, интересно? Чем занимался, как жил и помнил ли обо мне? Хотя я на его месте, вероятно, постарался бы выкинуть прошлое из головы. Что может быть в душе после всего, что случилось? Только дерьмо и ненависть.