Настоящие, идеальные в своей подлинности, корочки должны были служить надежным прикрытием в будущем – ведь уже во всех средствах массмедиа призывалось развенчать ужасные преступления против свободы человека на самоопределение сексуальной ориентации и наказать виновных. У нас всё быстро, вчера гомосексуалисты назывались больными людьми, требующими насильного лечения, сегодня – полноценными участниками общества со своими “особенностями”. Намедни сосед доносил на соседа, мол, вон Вася не такой что-то, голубизной отливает – проверьте-ка его, доблестные органы, а сейчас каждый бил себя в грудь, доказывая, что всегда был против этого геноцида по ориентации.

Ну и кого бы назвали главным преступником после, конечно, моего папашу, которому уже было всё фиолетово на полутораметровой глубине? Конечно, начальника исправительного лагеря – Беса Константина Владимировича. Оно мне надо? Вот и я считал, что нахуй мне эти заморочки со всеобщей жаждой “найти и покарать”, пусть находят и карают, но не меня. Вот последнего оставшегося из списка вполне можно сдать толпе на растерзание – должность высокая, ответственность тоже немаленькая на нем была, да и мне больше руки не придется марать. Грохну этого пентхаузника и съебу куда-нибудь подальше. Один. Или все-таки не один? Одному бы не хотелось.

– Блядь, что за идиотская привычка игнорировать вопросы? – Кирилл напомнил о себе.

– А что за идиотская привычка задавать вопросы, на которые заведомо знаешь, что не получишь ответа? – Оказывается я успел скурить всю сигарету до фильтра, пока задумался.

– Ты не меняешься, да?

– Да. Не вижу причин мне меняться, – знал бы он, насколько сильно я изменился, но, если он не видел этого сам, что бы дали пустые слова?

– Блядь! Как же ты меня бесишь иногда!

– Только иногда? Я же – Бес, бесить - моя специальность, – повернулся к нему, чтобы он увидел мою ухмылку, но веселья не было, одна усталость и мрачная пустота внутри, тем более в новом паспорте будут стоять другие фамилия и отчество, только имя останется прежним.

– Ты ничего мне не говоришь, не пускаешь в свою жизнь, тогда нахера всё это было? – Кирилл мотнул неопределенно головой и занялся перестановкой чашек на столе, проверил каждую на содержимое, одну даже понюхал зачем-то, но глазами со мной не встречался.

Пустить в жизнь. Что это значило для него? Разделить груз, который давил мне на плечи? Я не был уверен.

– Ты убил кого-то сегодня? – Вот опять один из ненужных вопросов. Поэтому лишь снова закурил и прошел в комнату с камином, не отвечая. Он вошел следом. – Не кури, я здесь сплю вообще-то.

– А вроде на второй этаж переехал?

– Здесь уютнее. Не кури, говорю! Не собираюсь спать в дыму, – раскомандовался, сука. Похоже, он окончательно вернулся в себя из героинового путешествия.

– Решил вести здоровый образ жизни? Смешно это от тебя слышать, – я затянулся и выдохнул дым в потолок.

– Почему бы нет? – Он пожал плечами, подошел и, вытащив у меня изо рта сигарету, выбросил ее в камин. – Если я слез с иглы, ты вполне сможешь бросить курить.

Да, надо признать, с иглы он все-таки слез: когда я поднял с пола шприц, принесенный Коляном, был готов увидеть в глазах Кира жажду дозы, но заметил только отвращение и страх. Ни намека на желание. Он даже не дернулся, когда я отправил героин туда же, куда сейчас полетела моя сигарета. Но вот решать за меня и пытаться указывать, Кирилл поторопился.

– Сомневаюсь, что моя жизнь от этого станет дольше, твоя-то точно нет, – нечего было меня провоцировать, лишив никотинового удовольствия и оставив мои губы пустыми.

Нет, хотя бы предложить мне что-то взамен, свой язык, например, или член, да-а, я бы не отказался взять у него сейчас, мне нравилось делать ему минет, чувствовать пробегающую дрожь по телу от движений моих губ, и то, как он дергался, когда я задевал языком уздечку. Бля, кто о чём, а я про еблю, но не зря же считается, что основной инстинкт усиливается при опасности жизни? А у меня в последние дни сплошной адреналин в крови, понятно что требовалось расслабиться.

– Ты что-то знаешь, что не знаю я? – Ну неужели, логика сработала, и он понял, про что я говорю. – Ты про результаты моих анализов?

– Да.

– Ну и?

– Всё хуево, – ох, как у него отвисла челюсть, а я достал еще одну сигарету, уже не хотел курить, так просто вертел в пальцах – назло, её он вытаскивать у меня не стал. – У тебя ВИЧ. У меня… наверное тоже теперь.

– Так спокойно… Ты так спокойно можешь об этом говорить? – Кирилл подскочил ко мне и вцепился в ворот. – Ты же не идиот, какого хуя ты так спокоен?!

– Я фаталист, Кирюша, – черт, как же приятно было видеть этот калейдоскоп эмоций на его лице: неверие, страх, отчаяние, негодование… – Сколько отмерено Богом. Знаешь, в тюрьме я стал еще и религиозным. Можем помолиться вместе о выздоровлении, хочешь?

Кирилл действительно вернулся, мне едва хватило реакции увернуться от летящего кулака в челюсть. Разозлил его, разозлил. Отлично. Мне все его эмоции, настоящие, живые, не вызванные кайфом или ломкой были в радость. Я скучал по огню в его глазах, и не важно, что сейчас там горела злость, а не страсть, это был реальный огонь, не фальшивый. До чего же он красивый, когда злится, захотелось его завалить и выебать так, чтоб ходить потом неделю не смог! Но продолжал играть, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. Даже слегка подпустил грусти во взгляд, мол, да, вот всё – пиздец, смирись.

Кирилл отойдя к окну, плюхнулся на подоконник, хорошо, кактуса там не было, даже не посмотрел, долбоёб, куда жопу пристраивает, и поднял на меня огромные виноватые глаза:

– Я даже хотел этого когда-то… Но теперь… Блядь! Прости меня, это я во…

Он похоже, действительно считал, что я настолько потерял голову от его тощей задницы, что трахал бы без резинки, не зная результатов. Я же не самоубийца и не идиот, еще до ебли в лесу был в курсе, что Киру крупно повезло ничего не подхватить, просто раньше к слову не пришлось его порадовать:

– Да ладно, расслабься, пошутил я, ты чист.

Надо же, когда он только успел сил набраться, куда делась слабость в коленках? Только вроде сидел, а вскочил как на пружинах!

– Вот ты… – от этого удара поддых я не успел уйти, бля, больно, никогда не понимал мазохистов, – сука, тварь ебаная, я тебе что, кролик подопытный?!

Хотел возразить, мог бы вломить в ответ, но не стал, очередной раз, когда Кирилл оказался прав, а я нет. Завелся, как мудак, из-за выброшенного окурка. Решил его встряхнуть? Встряхнул.

Он имел право на меня злиться, имел право заломить мне сейчас руку и ткнуть носом в ковер – что, в принципе и сделал, гнев придал ему сил. Но, когда он попытался стянуть с меня джинсы, я быстро вывернулся, сил-то у него прибавились, но недостаточно, чтобы меня удержать. Я же говорил, что не буду поддаваться на насилие? Через секунду он уже лежал подо мной, дергаясь в попытках освободиться.

Интересно, когда-нибудь у нас дойдет дело до смазки? Риторический вопрос, похоже. Да и использовали ли мы её вообще когда-нибудь? Но сейчас было не до копания в воспоминаниях, в этот раз скрутить Кира было не так просто, как в лесу, он явно претендовал на ведущую роль. И явно не уловил смысла моих слов, что силой меня он больше не загнет, по крайней мере, пока совсем в форму не вернется. Похоже, надеялся, что я еще раз в поддавки сыграю и дам себя отыметь, да только хуй ему.