А с другой стороны хорошо, что не знает – она бы сошла с ума от горя, ведь так любит меня. Пытаюсь зареветь: утыкаюсь лицом в подушку, выдавливаю слёзы - безрезультатно. Меня просто трясёт до ломоты в суставах. В голове прокручиваю варианты, как себя убить, но все они – нереальны. Повеситься не на чем, захлебнуться в унитазе тоже не получится. Отравиться? Нет. Если только сдохнуть от голода. Перерезать вены? Чем, блядь? Пластиковым ножом лишь расцарапаю кожу.

Максим спит, даже не ворочается. Дрыхнет умиротворённо, как будто с ним больше ничего не произойдёт. А может, действительно, вытворив один раз с человеком такое, охрана отвязывается? Размышляю, получится ли у меня вытерпеть подобное, и прихожу к выводу, что нет. Не получится. Я не дамся.

Поднимаюсь с кровати. В коридорах какие-то перешёптывания. Вслушиваюсь. Недалеко, наверно, на лестнице – я не могу видеть её из камеры – переговариваются охранники. Кто-то шепчется слева; заключенные справа, видимо, спят. Мужик напротив так же, как я, прижался к прутьям, и сейчас смотрит на меня. Это он, сраный гандон! Он вчера…

- Как настроение, красавица? – спрашивает он и ухмыляется.

- Пошёл ты на хуй! – отвечаю удивлённо. Как я мог сказать это? Я же трус!

- Так я с удовольствием! Трахнешь меня?

- Чего? – понимаю смысл его слов, но совершенно обескуражен. Он предлагает мне трахнуть его? - Да ты ебанутый!

Начинаю смеяться. Вот это да: взрослый мужик, готовый раздвинуть свои булки перед подростком.

Просмеявшись, сразу злюсь: как нас могут держать в одном помещении – взрослых и подростков? И когда меня, наконец, накормят?

***

Хожу по камере. Два шага вперёд, разворот и снова два шага. Места мало, занять себя нечем. Вновь принимаюсь разглядывать заключенных. Два старика на первом этаже о чём-то беседуют. Парни, на вид которым лет по двадцать, пытаются уснуть. Они находятся рядом со стариками и периодически пытаются их заткнуть. Но те не обращают внимания.

Вижу охранника. Он идёт по пролёту второго этажа на противоположной стороне, заходит в одну из камер. Заключенные – двое подростков – поднимаются и встают перед ним как по команде «Смирно!»

Отворачиваюсь, не хочу видеть то, что сейчас будет происходить там. Прыгаю на койку, затыкаю уши и всё же слышу:

- Сейчас ты трахнешь его! – приказной тон и омерзительное хихиканье. – Дай телефон, я на камеру сниму, выложим потом.

Несколько минут слышу тихие всхлипывания, после – стоны одного из парней. Не выдерживаю, поднимаю голову и смотрю, как один подросток трахает другого.

Отвратительно. Меня тошнит. Бросаюсь к унитазу, но блевать нечем – желудок пустой. Только рвотные спазмы. Чувства облегчения нет, ощущение, что умру сейчас.

Но смерть далека – понимаю это, когда меня с силой хватают за волосы. Почему я не слышал, как они вошли? Двое охранников, чтоб они сдохли! Один держит меня за волосы, другой стоит рядом, улыбается самодовольно. Вот и всё…

***

Когда они вытаскивали меня из камеры, аудитория гудела. Кто-то кричал им вслед проклятия, кто-то наоборот – подначивал сделать со мной всё, что взбредёт им в голову. Я же мог думать только о боли. Держали меня, с силой стискивая шею. Мужик практически нёс меня, я только успевал дрыгать ногами.

Тёмный коридор, здесь я уже был.

Потом актовый зал, туалет, душевые. Везде воняло, как на кладбище, в котором раскопали могилы со свежими трупами. В какой-то момент я понял, что ориентироваться уже не могу – слишком много было помещений, коридоров, лестниц.

- Ваш зверёк! – говорит охранник, вталкивая меня в какую-то комнату.

Он отшвыривает меня. Падаю на пол и сразу пытаюсь подняться, но на плечо опускается кроссовок. Задираю голову и вижу начальника тюрьмы. Константин-как-его-там. Он улыбается, но как-то безэмоционально. Смотрит на меня и жестом даёт знак охране покинуть комнату. Мужчины уходят. Мы остаёмся с ним вдвоём. Его нога всё ещё на моем плече. Не могу пошевелиться, боюсь. Вновь трясёт, как будто на улице без одежды в дикий мороз.

- Ты сегодня ел? – спрашивает он. Отрицательно мотаю головой, не разрывая взгляда. – Это хорошо.

Почему хорошо? В смысле?

- Я хочу есть! – говорю ему. – И пить хочу!

- Потом, - он машет рукой куда-то, и в комнату входит мужчина, одетый в форму официанта. Подходит к столику на колёсиках, ставит туда поднос и сразу уходит. - Снимай одежду! – приказывает… Костя.

- Что?

- Ты тупой? – он наклоняется и, схватив меня за горло, поднимает на ноги. Я не могу стоять, упаду сейчас. – Снимай одежду, говорю!

- Я не могу.

Я правда не могу. Просто смотрю на него и не могу пошевелиться. Я боюсь. Боюсь этого человека, хоть злости в его глазах и нет.

- Твой друг – в пыточной, - говорит он. – Если я не ошибаюсь, его Кирилл зовут, так?

Что?

- Отпустите его! – хватаюсь за ворот его поло. Мне кажется, я готов на всё, чтобы Кирю отпустили. Пыточная - страшное слово. Бросает в дрожь, но продолжаю смотреть на начальника лагеря. – Я прошу вас, отпустите его! Я сделаю всё, что нужно!

- Ложись туда, - он мотнул головой в сторону кровати.

Я только сейчас замечаю её. Огромная, с красным шёлковым покрывалом и двумя подушками в белоснежных наволочках. Именно здесь, видимо, я лишусь девственности…

========== 8. Киря ==========

Мужчина тянет в сторону дверь шкафа, ковыряется внутри – ищет что-то. Я оглядываюсь. Да, это спальня. Странно. Я в лагере чуть больше суток, а, кажется, что другую жизнь уже забыл. На доли секунды возникает ощущение, что Костя не сделает мне больно. Надеюсь, смогу договориться с ним и Кирю отпустят.

Послушно иду к кровати, сажусь на неё и продолжаю наблюдать за Костей. Он под стать своей охране – такой же высокий и крепкий. Стрижка короткая, но не обычный ёж – затылок и виски выбриты. Он загорелый, и белая футболка ещё больше подчёркивает это. Сколько ему лет? Около тридцати, наверно.

Он достал, что нужно. Смотрит на меня, довольно улыбаясь. Какого хрена…

- Комбинезон спусти до колен.

Нет, не спущу! Пытаюсь мотать головой, но только трясусь и пугливо прижимаю задницу к кровати.

- Дважды не повторяю.

Его интонация не даёт мне выбора. То, что Кирилл у него, не даёт мне выбора. Да даже если бы и не было этого ничего, был бы я здесь – один, большой и сильный? Мне так же, как Максиму, вкололи наркоту и поимели бы во все щели.

- Я не гей, - зачем-то говорю ему. Он только презрительно хмыкает.

- Ага, я тоже.

Не понимаю, шутит он или нет, в любой момент ожидаю, что Костя разозлится. Я не забыл его глаза, прекрасно помню пощёчину. Ну ничего, я еще отомщу ему. Стаскиваю комбинезон с плеч, тяну вниз.

- До колен, - снова его резкий голос. Теперь он звучит тише. Ухмылки на лице нет. Чувствую себя инопланетянином, которого разглядывает человек. – И раком встань.

Борюсь с собой, краснею – чувствую, как пылают щёки. Преодолеваю желание убежать, да бежать-то и некуда. Везде охрана.

Спускаю комбинезон, встаю на колени. Упираюсь руками в постель. Покрывало мягкое, прохладное. Сердце колотится в груди, но я должен слушаться. Иначе Кире несдобровать. Я понимаю, что сейчас Костя затолкает эту хреновину мне в задницу. Вроде надо бы радоваться – не бьют, не насилуют. И всё же радости никакой.

- Анальная пробка, - вещает он и добавляет. – Походишь с ней пару дней…

Значит, два дня меня точно не тронут, зато потом оторвутся на все сто. Как раз в выходные будут игры – вспоминаю разговор двух мужиков. Начинает скручивать живот от страха. Тошнит от голода и от картин в моей голове, в которых меня ебут большой толпой по очереди.

Костя смазывает пробку чем-то, приставляет ко мне и начинает довольно быстро вводить. Я забиваю на голод и жажду, ору. Мужчина отвешивает мне такой подзатыльник, что падаю на кровать грудью. В такой позе пробка входит легче, но больнее. Он вводит её до конца, и я понимаю, что даже не смогу сидеть. Сколько мне с ней ходить? Два дня – это же пиздец. Зачем ему это? Ах, ну да, готовит меня к играм…