- Да, задачка... - ответил Арнольд. - Дай мне немного времени, мне надо сосредоточиться, собраться...

- Ради бога, сосредоточься, - только, смотри, не пей много, - Витольд шутливо погрозил ему пальцем. - А мы покуда пройдём с Пебатмой её сцену. Наденька, иди ко мне, солнышко!

- Гм, солнышко! Слушать противно! - фыркнула Аделаида Петровна.

- Когда-то все мы были звёздами, - глубокомысленно изрёк Соснин-Чусовской. - Дай же звёздам посветить, пока они ещё светят.

- Шут, - пробормотала Аделаида Петровна.

- ...Ты прощаешься с Шабакой навсегда, - объяснял Витольд. - Он оставляет тебя и дальнейшая твоя судьба неизвестна. Ты уже знаешь, зачем он пришёл, но в душе у тебя сохраняется маленькая, слабая, крохотная надежда: вдруг ли, каким-то чудом всё вернётся к тем временам, когда вы любили друг друга и он не мог жить без тебя. Ты слушаешь и не слышишь, что говорит Шабака; ты жадно всматриваешься в его лицо, пытаясь найти в нём черты того человека, которого ты знала раньше. Напрасно! Всё кончено, того человека больше нет, а этот новый - чужой для тебя, более того, он чужд тебе, и ты никогда не смогла бы его полюбить.

Надежды больше нет, чувства пропали, и теперь ты можешь понять, о чём он говорит. Как тебе ни тяжело, но слова Шабаки вызывают у тебя горькую усмешку: он боится, как бы ты не навредила ему, грозит всяческими карами, если ты осмелишься выступить против него, - и обещает безбедную жизнь и своё покровительство, если ты будешь вести себя тихо и незаметно. Да, это действительно чужой человек, жалкий и смешной, - ты бы даже посмеялась, если бы тебе не было так больно.

Ты соглашаешься со всем, что он говорит, не споришь и не возражаешь; единственное, что ты позволяешь себе, - спросить о его молодой избраннице, которая, по слухам, ждёт ребёнка. Шабака смущён, он не ждал этого вопроса, - как ты вообще осмелилась задать его! - но быстро берёт себя в руки и заявляет, что не придаёт значения слухам. "Ты не знаешь, беременна она или нет?" - спрашиваешь ты с презрительной улыбкой, но Шабака прекращает этот разговор, сказав, что в нужное время народу будет объявлено, кто станет новой женой фараона.

Объяснение заканчивается; Шабака тонет во тьме, свет выхватывает лишь твоё лицо - ты произносишь свой заключительный монолог, надмирный монолог, - в нём нет упреков, в нём только воспоминания и прощение. Ты говоришь о любви, которая была и прошла, о счастье, которое было и прошло; ты вспоминаешь о светлых радостях жизни, которые были дарованы тебе и за которые ты благодарна судьбе. Много или мало их было, не тебе судить, - может быть, ты заслужила большего, - но судьба всё равно была добра к тебе, потому что эти радости были. Ты вспоминаешь тех людей, которые жили рядом с тобой, но ты не хочешь вспоминать плохое: ты прощаешь им и сама просишь у них прощения. Прощаешь ты и своего мужа; твоё последнее желание, чтобы зло покинуло его душу.

- Я поняла, - сказала Наденька, содрогнувшись и зябко поправив свитер. - Я постараюсь.

- Умница, - Витольд погладил её по руке. - Ну, где Арнольд?..

- Уже иду, - ответил он, подойдя к Витольду.

- Тогда начинайте. А я присяду, устал, - он взял стул и сел.

***

- ...Вот так! Да, именно так! - кричал он, вскочив со стула и бегая по сцене, после того, как они закончили. - Повторять не будем, только испортим всё. Над мизансценой после ещё подумаем, но вы волшебно сыграли, молодцы!.. Наденька, отдыхай, а тебе Арнольд надо пройти последнее действие - пир во дворце... Где Буров и Битков? Ушли и пропали? Где они?

- Оба лыка не вяжут, - сообщил Соснин-Чусовской. - Я на минутку выходил, видел их.

- Как, лыка не вяжут?! До конца репетиции не могли вытерпеть?! - взорвался Витольд. - Я же категорически запретил пить до и во время репетиций, - уж о спектаклях и речи нет!

- Сколько на моей памяти было таких запретов, даже в государственном масштабе, - не действуют! Видать, время не пришло, - философски заметил Соснин-Чусовской, почёсывая свой покрасневший нос.

- В театре вечно стоит запах алкоголя, - вставила Аделаида Петровна.

- Так это от тебя: помнишь, ты рюмочку пропустила на Новый год? - сказал Соснин-Чусовской.

- Это когда было! - возмутилась Аделаида Петровна.

- Ядрёное питьё, не выветрится никак, - ухмыльнулся Соснин-Чусовской.

Аделаида Петровна только руками развела...

- Вот негодяи! Ну, я им задам, - сказал Витольд и вздохнул: - Что же делать, отложим сцену пира. Она, в сущности, не сложная: Шабака в ближнем кругу празднует свою победу. Его восхваляют, опять и опять повторяя, что такого фараона никогда не было и не будет, что он спас страну в тот момент, когда она гибла, когда "творения предков были изъедены червями".

Вино льётся рекой, языки развязываются, и мы слышим удивительные истории о приближенных Шабаки, которые они рассказывают сами о себе и друг о друге. Шабаку это забавляет, он поощряет эти рассказы и внимательно слушает их. Всё больше и больше он ощущает своё превосходство над теми, кто его окружает, и полную их зависимость от него. Ему тоже становится весело, он готов забыть на время о своём высоком сане: по приказу Шабаки в зал входят танцовщицы и музыканты, за ними - дворцовые наложницы. Начинается бурная вакханалия, свет прожекторов выхватывает одну вакхическую пару за другой. В конце концов, весь восторг обращается на Шабаку: приближенные подхватывают царя и поднимают ввысь, остальные падают на колени. "Славься, великий царь! Славься, великий царь! Славься, великий царь!" - хором провозглашают все. Занавес!

- Да, это не сложно, - согласился Арнольд. - Здесь мне особенно нечего играть, всё делают другие.

- Извините, а как же мы? Нам передали, вы что-то для нас придумали? - спросила Аделаида Петровна. - Занавес уже опустился, пьеса окончена, - где же наши роли?

- Занавес опустился, но пьеса не окончена, - возразил Витольд. - Свет перемещается в будку операторов, - показал он. - Там будете сидеть вы с Сосниным, а ваши лица будут видны на экране, который появится прямо на занавесе. Вы, Аделаида Петровна, станете сетовать, что вечно везде бардак, все всё путают, вот и сейчас куда-то пропал самый финал пьесы.

- Сетовать - это она умеет, это у неё отлично получается, - вставил Соснин-Чусовской.

- Помолчи! Надоел! - одёрнула его Аделаида Петровна. - Когда это я сетовала?..

- А вы, - продолжал Витольд, обращаясь к Соснину-Чусовскому, - скажете Аделаиде Петровне, что здесь должен был быть эпилог, где говорится про окончательное падение Египта после царствования Шабаки, - но актёр, который должен был рассказать об этом, внезапно заболел. Поэтому решили показать зрителям небольшой ролик, - просто так, чтобы чем-то заполнить финал. Тут весь зал превращается в экран, в круговую кинопанораму, и начинают мелькать кадры из фильмов, мюзиклов, документальной хроники, научных передач, - всё вперемешку! Аделаида Петровна говорит, и это тоже слышно на весь зал: "Ну, и кому нужна эта комедия?". А вы: "Да пусть продолжается, пока есть зрители".

- Чушь какая! - не удержалась Аделаида Петровна.

- А что не чушь? - вместо Витольда ответил Соснин-Чусовской и, покачнувшись и дыхнув запахом водки, закричал со смехом: - "Комедия продолжается! Комедия продолжается!".

1