Я сидел на стуле, прислонясь к стене, и думал о красивой девочке из четвертой городской школы. В классе открылась дверь, и она вошла к нам, мальчикам, и обратилась к господину старшему учителю - что, мол, господин настоятель просит меня ненадолго в школу для девочек и что скоро меня вернут обратно. И я пошел; на ней была такая же, как моя, матроска, и она повела меня на чердак школы для мальчиков, где была обитая жестью дверь, которую она отперла, и мы забрались на чердак, и она опять заперла дверь. А потом она повела меня под балками куда-то дальше, но на полпути остановилась, так что я на нее едва не налетел, мы стояли вплотную друг к другу, ее блузка вздымалась, так девочка запыхалась, она была совсем близко и пахла, как роза и как черемуха, ее глаза оказались совсем рядом с моими, и я тоже тяжело дышал и опустил глаза, а она ткнула меня в грудь и прошептала: "Это правда?" Я знал, о чем речь, но все же спросил: "Что?" И она сказала, что у меня на груди есть голая русалка. Я кивнул, и девочка зашептала: "Можно на нее посмотреть... пожалуйста!" И я кивнул и так ослабел, что не мог расстегнуть синий полосатый воротник... она глядела на меня в упор, и дышала, и расстегивала мои крючки, и ее пальцы дрожали, когда она распахнула мою матроску... и вот она стояла и смотрела, а я поднял глаза и взглянул на нее, и тут она с изумлением в глазах выдохнула: "Какая красивая!" И так вот она смотрела, а потом пальцем обвела татуировку... но тут где-то хлопнула дверь, и она быстро прикрыла мне грудь и застегнула синий полосатый воротник, а затем подала мне руку, и я взял ее и почувствовал, какая она нежная, словно подгрудок у вола, и девочка вела меня, и мне хотелось, чтобы это не кончалось, чтобы я всегда мог идти, ведомый этой рукой, куда угодно, до скончания века я хотел держать в своей мальчишеской руке ее девичью руку. Но все кончилось, она отперла обитые жестью двери, и мы очутились в коридоре по другую сторону школы для мальчиков, и она опять повернула ключ в замке и пошла по школе для девочек, мы спустились на этаж ниже и открыли дверь, и я при ярком свете увидел перед собой господина настоятеля, который поставил меня на возвышение и сказал: "Ну вот, сынок, девочки из четвертой школы не знают, как Савл превратился в святого Павла, расскажи им об этом!" И я посмотрел на класс, за партами сидели ученицы четвертой городской школы, и я видел, что половина их одета в матроски, и что у них большие глаза, и что они серьезно взирают на меня, та, что привела меня сюда, улыбалась мне и подняла ключ - как наш тайный знак... и я мысленно перелистал страницы библейской истории и увидел картинку, которую я раскрасил цветными карандашами, и начал читать то, что столько раз читал перед сном в постели: как Савл ехал на лошади и как его поразила молния... и когда я уже почти дочитал эту историю, я опять взглянул на девочек, они как-то погрустнели, и господин настоятель весело воскликнул: "Стыдитесь, девочки, мальчик из пятого класса знает больше вашего! Спасибо тебе!" И девочка с ключом встала, и мы снова поднялись по лестнице к двери, и она снова открыла ее и заперла за собой, и это как-то очень ясно показало мне, что на чердаке, общем для двух школ, только мы с ней - и больше никого. Но она шагала вперед не задерживаясь, она не хотела уже ничего знать, не хотела постоять со мной, она даже не вела меня за руку, она просто проводила меня, открыла дверь, снова заперла ее за собой, и мы спустились этажом ниже, где она открыла дверь нашего класса и передала благодарность господина настоятеля. И я сел на место, я сидел совершенно растерянный и тупо смотрел перед собой, точно так, же как сейчас, в кухне, когда матушка и остальные шестиклассницы ушли в городок, чтобы репетировать в театре "Шестиклассницу"...
Успех "Шестиклассницы" оказался столь грандиозным, что на премьере, сразу после первого действия, зрители вызывали не только матушку, но и всех остальных актеров, и с восторженным шумом было встречено появление одноклассниц Тани. Когда же закончилось второе действие и господин старший учитель, игравший Сыхраву, поднял оброненный матушкой платочек, поднес его к губам, поцеловал и воскликнул, простирая руки к Тане, которая в смущении выбежала из класса: "Таня!..", и занавес медленно пошел вниз, и цветной прожектор осветил тремя цветами национального флага преподавателя Сыхраву и черную ленту, прикрывавшую ему один глаз, так вот, когда занавес уже опустился и люди, вскакивая, кричали: "Браво! Браво!", занавес опять поднялся, и появился режиссер, владелец типографии пан Минарж, который сообщил печальным голосом, что спектакль отменяется, что войска гитлеровского рейха, которые на рассвете перешли нашу границу, заняли Прагу и только что добрались и до нашего городка, так что он призывает горожан сохранять спокойствие... Зрители же, которые знали об этом еще утром, не уходили, но когда они услышали, что идет снег и что возле колонны в честь Девы Марии стоит мотоциклетная колонна и мотоциклисты все в касках и с оружием, только после этого недовольные прежде времени оборвавшимся вечером люди потянулись на площадь, в ночь, где при свете газовых фонарей разъезжали в резиновых плащах солдаты чужой армии, резиновые фигуры, статуи за пеленой мокрого снега. И шестиклассницы выскочили в шубках в ночь, их белые банты сияли в темноте, они побежали в гостиницу "На Княжеской", чтобы выпить там горячего чаю, такого же, но все-таки не совсем такого, какой пили шестиклассницы в третьем действии на катке со студентами.
