Этот мужчина, что сел рядом, по имени Адом, был просто небрит, с трехдневной или пятидневной щетиной. То ли по моде, то ли нет времени побриться. Эва предпочла бы второй вариант. Сначала оба молчали. Адом ухаживал, подкладывал Эве закуски, наливал вино. Такие обходительные манеры ей понравились, конечно. Но вежливые манеры ни о чем не говорили, «они» все такие сначала.
Вдруг Эва сказала, неожиданно для самой для себя: «А у меня птичка есть на балконе. Маленькая и очень красивая». Далась ей эта птичка. Как будто это всем интересно. Прямо улет, идея-фикс! Сосед отложил вилку. «А поподробнее можно?». Эва охотно стала расписывать, какая она из себя, как интересно летает, как перед цветком зависает, и как это красиво выглядит…». Адом внимательно слушал и кивал. «Колибри!» — сказал он громко, так что некоторые гости оглянулись на него, и продолжил тише:
— Я знаю об этих птицах. Они редко сюда прилетают. Хотя некоторые особи живут здесь подолгу.
— А вы откуда все это знаете? — удивилась Эва.
— Так специальность у меня такая. Я орнитолог.
После паузы он спросил стеснительно:
— Эва… Можно мне к вам прийти? Интересно посмотреть… поближе.
Он как бы оправдывался. Значит, на птичку ему интересно посмотреть, а не на хозяйку. Эва считала себя уже хозяйкой колибри, могла разрешить, могла и нет.
— Отчего же. приходите.
Он даже танцевать ее не пригласил. Эва танцевала с крупным маленьким мужчиной, неженатым — как сразу представился, он все время шутил и туго обнимал ее, а сосед по столу сидел задумчиво и иногда поглядывал на Эву. Она скоро высвободилась из навязчивых объятий и вернулась на место. Неженатый проводил ее красноречиво плотоядным взглядом, сосед усмехнулся. Мало того, что он много знал о птичках, он еще замечал, что делается рядом. Умник, одним словом, заключила Эва.
Адом пришел в назначенный день и час. Он был также не брит то ли три дня, то ли пять. Они пили кофе и посматривали через стеклянную дверь на балкон — птичка не прилетала. Но Эве и так не скучно было. Гость увлек ее своими рассказами. Если бы она попала на подобную лекцию, и пятнадцати минут не высидела бы. Но Адом так интересно говорил о жизни птиц, с подробностями и смешными деталями, он вставал, махал руками, словно сам взлетал, изображал повадки разных птиц — перед Эвой будто выступал артист на сцене при одном зрителе.
— А колибри? Ты ничего не рассказал о ней.
— Колибри — моя любовь, — серьезно сказал Адом и сел, — но их редко удается увидеть вблизи, они же, как молнии — рраз! — и мимо. — Он бросил взгляд на балкон. — Ну, пока она не прилетела, я тебе расскажу… — Они перешли «на ты» как-то сразу и обоюдно, и никто из двоих этого не предлагал, не успел.
— Красивее этой птицы я не видел. Маленькая, энергичная и быстрая как молния. В ее оперении такая воздушность и необыкновенная роскошь красок — тут может и блестящее ожерелье, словно усыпанное золотой пылью, и изумрудно-зеленые перья, на концах переходящие в цвет черного бархата, или крылья бронзовые, со сверкающим металлическим отливом, а то и ярко-розовые или лиловые. А ее необыкновенный полет! Ты его видела! Эти резкие повороты, скорость спусков и взлетов, зависание перед цветком, быстрая еда, точнее, высасывание нектара, и снова она в стремительном полете. Она летает со скоростью 90 километров в час! И единственная в мире птица, способная взлетать и приземляться вертикально, и еще летать назад — ее маневры очень похожи на маневры вертолета. Ее и называют вертолетом. Это маленькое и яркое чудо! Эва, а ты можешь себе представить, что сердце этой крошечной птички в три раза больше желудка, оно занимает внутри половину полости тела…
— Сердце больше желудка… — повторила Эва. — У маленькой птички большое сердце. Она живет сердцем, а не едой…
— Не скажи, — улыбнулся Адом. — Просто она тратит много энергии и у нее быстрый обмен веществ. И еды ей надо много, не только нектар, она поедает всех маленьких букашек, что сидят в цветках.
— Ах, она еще и кровожадная, — рассмеялась Эва. — А я думала, ее только цветочки интересуют.
— Но пойми, что они при полете сжигают столько калорий! Для человека это равносильно съедать 1300 гамбургеров в день и запивать их 60-ю литрами воды. Но человек не тратит столько энергии, поэтому ему и столько гамбургеров не нужно.
— А что ты скажешь об их, хм… семейной жизни?
— Вот-вот, я хотел посмотреть, кто к тебе прилетает. Самец окрашен ярче и он интереснее внешностью, то есть, красками. Самочки более скромных расцветок.
— Тут они, значит, отличаются от… самцов и самок человеческих, — заключила Эва.
— Но это еще не всё о самках. Колибри откладывает только два белых яйца и высиживает их больше двух недель. Потом выкармливает птенцов, тоже сама, супруга и близко не видно. Правда, я пошутил о супруге, семейных пар эти птички не образуют. Они полигамны.
— Ну, тут они точно как люди, очень похоже, — заметила Эва.
— Но люди ведь разные, — не согласился Адом, — не стоит так обобщать.
— А домик, домик у нее есть?
— Конечно, как у всех птиц. Гнездышко тоже крошечное, его строит самка. А яички больше похожи на горошинки.
— Как бы я хотела, чтобы она построила здесь гнездо…
— А может, это не самка, — предположил Адом, глянул в сторону балкона и быстро встал. — Пойдем, — шепнул он, — только медленно.
Они осторожно открыли дверь и вышли. Птичка, отлетев от поилки, молнией, сверкнув на солнце крылышками, исчезла за перилами.
— Да, это самец, — сказал Адом. — Очень яркий. Давай, постоим тихонько, он вернется, пить хочет. Но гнездышко он у тебя не совьет.
— Жаль, — тихо промолвила Эва.
Они неподвижно стояли минут десять. Колибри вернулся. Совершил, чуть поодаль, несколько стремительных пируэтов и сел на основание поилки. Просунул в дырочку длинный клювик и стал высасывать воду, ни на секунду не останавливая трепетание радужных крылышек. Напившись, он взлетел вертикально, но, как бы на прощание, совершил возле людей молниеносный полет и с тихим жужжанием снова исчез за перилами.
— Как чудное виденье, — тихо сказала Эва.
Они вернулись в комнату. Эва решила накормить Адома и выставила на стол всё, что нашлось в холодильнике — помидорный салат, ветчину и розовые крупные редиски. Принесла бутылку вина, которое держала на всякий случай, и две, немного зачерствевшие булочки.
— Шика-а-арно, — одобрил Адом, — хоть натюрморт рисуй. За разговором выпили всё вино и съели всё, что было на столе. Адом собрался уходить.
— Спасибо, — сказал он у двери. — Мне всё очень понравилось. Я сегодня насмотрелся на красоту. На колибри, на шикарный стол… на хозяйку. Я давно столько красоты за один раз не видел. — Он взялся за дверную ручку и, не отрывая глаз от Эвы, спросил неуверенно:
— Можно мне еще придти, как-нибудь?.. Если я тебе не надоел уже сегодня.
— Не как-нибудь, а завтра на обед, — улыбнулась Эва. — Или ты очень занят?
— Нет, — поспешно сказал он. — Я ничем не занят. Ты ничего не делай, я всё принесу.
— И обед не готовить?
— Я всё принесу, — повторил он и прикоснулся губами к ее щеке.
Ушел, а Эва вышла на балкон и наблюдала сверху, как он идет по улице, высокий, и размахивает при ходьбе руками. Похожий на большую птицу… Адом вдруг остановился, оглянулся и поднял голову. Помахал Эве рукой, и ей почудилось дуновение возле лица. словно опять пролетела колибри. Но это просто подул свежий предвечерний ветерок.
* * *
Эва крепко спала и во сне вышла из дома. Перед ней простиралась до горизонта пустыня. Дул сильный ветер, песчинки залепляли лицо, лезли в глаза. Было тоскливо и беспросветно одиноко. Эва попыталась идти, но ноги увязали в песке. Показалось, что песок сейчас затянет её в себя всю, и она никогда не выберется. Не увидит ни зеленых деревьев, ни цветов, ни моря. Эва споткнулась, упала вниз лицом и заплакала. Слезы перемешивались с песком и резали глаза. Она услышала возле уха жужжание, будто пчела летала. Эва с трудом встала, сначала на четвереньки, потом во весь рост. Маленькая птичка носилась над головой, трепеща в полете яркими крылышками. Она принялась отлетать в сторону и возвращаться. Словно звала за собой.
