Говорят, дочери ближе к матери, но Лариса почему-то всегда больше на стороне отца, и так было с самого детства.

– Мы же с тобой тоже, бывает, ссоримся. И с Катей, ты тоже иногда ругаешься, – попыталась она утешить сестру. – Все люди ссорятся, время от времени, потому что разные.

– Не все. Катины родители никогда не ругаются. И я, когда вырасту, тоже не буду, – взглянула исподлобья Наташка. – Как можно так кричать? Я потом спать не могла… все думала, а вдруг они разведутся?

– Не бери в голову, – сердито повторила Лариса, вытирая руки. Что она еще могла сказать?

4

Когда Вероника отыскала нужную аудиторию, лекция уже началась. Как ни спешила, а все-таки опоздала. Проспала, потому что накануне поздно легла. Вечер, который она провела с Лёней, закончился неудачно. Вызванное Лёней такси застряло на полпути, заглох и никак не желал снова заводиться мотор. Пришлось выйти. Больше получаса Вероника провела на пустынной остановке в ожидании троллейбуса. Когда, уже в своем подъезде, взглянула на часы, стрелки показывали без пятнадцати час. Ко всем несчастьям, Вероника забыла дома ключи, пришлось разбудить мать. Та открыла дверь, и, не проронив ни слова, не удостоив дочь даже взглядом, снова скрылась в своей комнате. Но утром ушла из дому, не разбудив Веронику – таким вот, образом наказать решила. Чтобы, значит, дочь не шлялась неизвестно где по ночам, и не возвращалась в то время, когда нормальные люди десятый сон видят. Такими примерно словами она встречала Веронику еще год назад, но с некоторых пор вдруг перестала выговаривать. Дошло, наверное, что дочь взрослая и может распоряжаться и собой и своим временем так, как ей хочется. Впрочем, матери все равно, где и с кем проводит свое свободное время Вероника, вчера она рассердилась лишь потому, что прервали ее сладкий сон, подняли среди ночи. Она никогда не вникала в личную жизнь дочери. Ей всегда некогда. Каждый день расписан по часам и минутам в прямом смысле слова. Однажды Вероника случайно заглянула в ежедневник, который мать всегда носит в своей сумке, так там встречи с клиентами проставлены чуть ли не на полгода вперед. Мать у нее специалист нарасхват. Уходит рано, а иногда и очень рано – некоторых клиентов она обслуживает на дому, до основной работы. И после работы, случается, идет не домой, а делать макияж какой-нибудь даме, которая готовится пойти вечером в театр, в ресторан, или на какой-нибудь праздник. Помимо того, что мать лучший косметолог в своем салоне красоты, она еще и гример хороший. Курсы визажистов когда-то закончила и даже в театре какое-то время работала. Вот ее и приглашают сделать «красивое лицо» перед каким-нибудь важным мероприятием. Случается, они по нескольку дней не видятся – мать уходит раньше, чем Вероника проснется, а вечером Вероника приходит домой в то время, когда мать уже спит. Жизни их протекают рядом, но редко пересекаются. Неудивительно, что им почти не о чем говорить.

Вероника чуть-чуть приоткрыла дверь и сквозь щель оглядела аудиторию. Естественно, весь курс уже в сборе, в том числе и ее группа – Георгиади, Машкина, Гуменюк, Петровы… все, как всегда, сидят рядом в дальнем углу у окна. Даже знаменитая прогульщица Сабанина здесь. Лекции Серафимыча редко кто пропускал. Потому что гнусный и въедливый старикашка считал студентов буквально по головам. Три пропуска без уважительной причины и обеспечены отработки, на которых вытянет из тебя все до последней буквы по пропущенному материалу. Не ответишь на какой-нибудь малюсенький вопрос, не допустит к зачету или к экзамену. И ни на какой козе к нему не подъедешь, ни уговорами не возьмешь, ни деньгами, ни подарками. Принципиальный, старпер. И злой, к тому же. Не одну студентку до слез довел своими ядовитыми замечаниями. Особенно не любит симпатичных девчонок. Наверняка в молодости какая-нибудь дала ему прикурить, вот и мстит с тех пор всем и каждому, кто хоть слегка на нее смахивает.

Вздохнув для храбрости поглубже, Вероника открыла дверь и проскользнула внутрь. Опустив плечи и придав лицу самое постное выражение, на какое только была способна, она извинилась почти шепотом, и быстренько, пока Серафимыч не остановил и не устроил допрос, засеменила в конец аудитории, лихорадочно выискивая свободное место. Одно, всего одно местечко подальше от кафедры… ага, кажется, нашлось! Осторожно продвинувшись вглубь ряда, облегченно опустилась на стул между Ларисой Лазаревской и Женькой Петровой. Рядом с Петровой, конечно, сидеть мало радости, но выбирать не приходится. Серафимыч сделал паузу, но, к счастью, не прицепился. Пронесло. Проводив Веронику недовольным взглядом, снова начал мерить свободное пространство аудитории своими длинными кривыми ногами и вещать противным скрипучим голосом. Вероника быстренько достала тетрадь и ручку и застрочила как завзятая отличница, время от времени вскидывая голову и глядя преданными глазами на препода-зануду. Серафимыч все видел, все замечал, все помнил. Просто поразительная память у него была для его возраста.

Прозвенел звонок. Наконец-то! Перерыв. Хорошо, что следующая лекция в этой же аудитории, не надо нестись, сломя голову, куда-то еще. Вероника попросила у Ларисы начало лекции. Лазаревская человек отзывчивый, без слов подвинула к ней свою тетрадку. Ого, целых две страницы! Сильно же Вероника припоздала.

– Слушай, а можно я просто отксерю? – В самом деле, чего пыхтеть, когда внизу, в холле ксерокс стоит? – А потом я в буфет. Может, тебе чего-нибудь принести? – Услуга за услугу.

– Очередь займи, – кивнула Лариса. – Я книги в читальный зал отнесу и подойду.

– Ладненько, – торопливо поднялась и Вероника.

У ксерокса топталось несколько человек – не одна она такая умная. Ладно, сюда можно и позже подойти, сейчас для нее важнее буфет, если не поспешить, то и там будет полно народу – большая перемена. А Вероника позавтракать не успела, и если сейчас не перекусить, еще одну пару высидеть будет трудно.

Когда она, взяв чашку кофе и бутерброд, стала выискивать свободное место за столиками, в хвосте очереди увидела вдруг Петровых и Лешку. Нет, чтобы подойти к ней, разве она не пропустила бы их вперед?! Лариску пропустила, пропустила бы и их. Так все делают, но эти Петровы такие правильные, черт бы их побрал. Непонятно почему, но Петровы ее раздражали, хотя она с ними никогда особенно и не общалась. Прямо не муж и жена, а близнецы-братья. Оба тощие, и одеваются как-то одинаково. На Женьке часто можно видеть футболку или свитер Андрея. Или это ее футболки и свитера на нем? Одежда их, видите ли, не интересует, они выше этого. Все в какой-то беготне по выставкам и литературным вечерам. Оба пишут что-то. А Женька еще и стихи собственного сочинения на гитаре исполняет… Интеллектуалы среднего пола. В ней никакой женственности, а в нем почти не чувствуется мужского начала, так, непонятное что-то. И у обоих – полное отсутствие вкуса.

Вероника уселась за столик у двери.

– Ну, наконец-то! Я тебя с утра ищу, – держа в одной руке чашку, в другой тарелочку с двумя пирожными, к ней спешила Полина. – Привет!

– Привет, – откликнулась Вероника.

Петухова с отделения английского языка. В прошлом году они с Полиной педпрактику проходили в одной школе, в одних и тех же классах, с тех пор и подружились. Сначала всегда слегка восторженная Полина показалась Веронике глуповатой, но потом, чем больше она ее узнавала, тем больше к ней привязывалась. На сегодняшний день не было в окружении Вероники другого человека, на которого можно было бы так стопроцентно положиться, как на Петухову. Полина всегда была готова помочь. Причем бескорыстно, что редкость по нынешним временам. Чуткая, она с ходу улавливала малейшие колебания в настроении подруги. А еще Полина разбиралась в искусстве и музыке. Читала куда больше, чем Вероника, и всегда могла подсказать что-то дельное по предметам, казалось бы, далеким от ее иностранных языков.

– Есть новость, – усаживаясь рядом, сказала Полина. – В начале октября в городской филармонии будет концерт. Приезжает один довольно известный скрипач.