Иными словами, мужчины — не очень-то надежное племя, и когда на них больше нельзя рассчитывать, можно положиться на сына, который станет тебе опорой.

— Это естественно, — продолжила Чжуша, — ведь, в конце концов, сын выходит на свет из твоего чрева.

Мы снова рассмеялись. Чжуша изменилась: два неудачных брака настроили ее на пессимистичный лад по отношению к мужчинам, но благодаря материнству она обрела духовную зрелость и стойкость.

Мы решили сначала устроить роскошный ужин, а потом повеселиться в клубе.

Чжуша была убеждена, что в Нью-Йорке просто по определению не могло быть приличной китайской еды и что приличная западная кухня даст сто очков вперед плохой китайской стряпне. Руководствуясь этой теорией, она и выбрала в Виллидже жутко дорогой итальянский ресторан под название «Баббо», и я вынуждена была смириться с ее решением. Хотя лично я предпочла бы любой самой изысканной европейской кухне плохую китайскую еду. Но она была гостьей, приехавшей издалека, и к тому же угощала меня ужином за свой счет, а вернее, за счет компании, в которой работала.

Блюда, которые мы ели в ресторане, действительно были похожи на настоящую итальянскую кухню. Наверное, поэтому они и стоили так дорого. Но когда мы попытались угостить друг друга тем, что заказала каждая из нас, пожилой тощий официант в очках медленно приблизился к нашему столику и со страдальческой миной на лице вежливо сказал, что этого делать не следует, потому что, когда пробуешь несколько блюд одновременно, вкус притупляется и не чувствуешь всей вкусовой гаммы.

— В один прекрасный день они строго-настрого запретят посетителям разговаривать во время еды. Это ведь тоже отвлекает от вкуса пищи, правда? — заметила я.

— В наше время в мире так много неразберихи. От избытка свободы люди стали непоседливыми, безответственными и склочными. Может быть, и стоило бы ввести какие-то ограничения. Если бы человек время от времени натыкался на запреты, не исключено, что он научился бы ценить то, что имеет, — задумчиво сказала Чжуша.

После десерта мы обсудили, в какой бар пойти. Подобно двум миллионам шанхайских «яппи» — молодых состоятельных горожанок, имеющих престижную профессию, — Чжуша была совершенно очарована фильмом «Секс в большом городе» и непременно хотела побывать в баре на Бауэри (который теперь назывался просто «Бар Б»), среди завсегдатаев которого были многие герои и героини этого телесериала. В то же время ей ужасно хотелось попасть на выступление Вуди Аллена в кафе «Карлайл» в Ист-Сайде и послушать, как он играет на кларнете. Однако в тот день Вуди Аллен в программе не значился, и мы отправились в бар на Бауэри.

Там яблоку негде было упасть. Однако у нас не возникло ощущения, что приключения или любовные истории поджидают нас на каждом шагу. И тем не менее, не прошло и трех секунд, как случилось нечто удивительное — я встретила одного из знакомых.

Правда, «знакомый» — это слишком громко сказано. Это был рыжик Эрик, молодой литературный критик из «Нью-Йорк Таймс». На его миловидном лице играла застенчивая улыбка. Мы столкнулись в толпе посетителей и одновременно удивленно воскликнули «Ой!», после чего дружелюбно обнялись. Затем представили друг другу своих спутников.

Взглянув на стоящего рядом с ним мужчину, я невольно вздрогнула. Внешне он был ужасно похож на Джорджа Клуни^{77}, даже еще красивее, стройнее и элегантнее. Одет во все черное, от «Армани». Зовут Ник. На вид лет сорок пять. Приходится Эрику родным дядей.

И голос у него был необычайно притягательный. На слух такой же приятный, как мороженое на вкус. Слишком безупречный.

В последующие два часа мы с Чжушей беспрестанно смеялись и без умолку болтали в компании подсевших к нам Ника и Эрика. Вообще-то я давно уже не пила и не курила. Но Ник раскурил косячок, стоя в углу недалеко от туалета, и, сама не знаю почему, я присоединилась.

Мы стояли вместе в темном углу в клубах дыма, и нам было хорошо и легко. Время от времени Ник приглаживал пальцами свои густые каштановые волосы и разглядывал снующих мимо людей. При этом с его лица не сходило присущее всем ловеласам выражение бесцеремонного любопытства.

Мы заметили Итана Хоука, но без жены — Умы Турман^{78}. На этот раз его спутницей была невысокая пышная американка в красном облегающем китайском ципао. В этом платье она чем-то напоминала неправильно нафаршированную колбаску. Я невольно рассмеялась. Ник тоже ухмыльнулся, хотя и представления не имел, что именно меня позабавило.

Я придвинулась поближе и прошептала ему на ухо:

— Бьюсь об заклад, платье на этой девице не из натурального шелка!

Ник пристально посмотрел на девушку, затем на меня и произнес:

— Может, мне подойти к ней и спросить?

Вот это в нем и привлекало — умение сделать самое заурядное событие интересным. Казалось, он на все способен.

После перекура с «косячком» я вернулась на свое место в совершенно другом настроении. Все выглядело иначе: это действительно был тот самый чудесный, знаменитый и модный бар на Бауэри. Рядом со мной были очаровашка Чжуша и двое интересных мужчин, и мне было весело в их компании. Мое знание английского неожиданно улучшилось до такой степени, что я даже смогла выговорить такие заумные слова, как «гормональный стимулятор» и «менопауза», которые настоящие-то американцы не всегда способны произнести правильно. Я без конца рассказывала о разных забавных случаях, в том числе и о том, когда из зависти и вредности испачкала Чжуше нарядную белую юбку синими чернилами прямо перед ответственным выступлением в школе.

Ник потешался, глядя на меня, а Эрик не сводил глаз с Чжуши.

Затем Ник рассказал о том, как на одной из вечеринок он сильно напился и вырубился напрочь, а когда очнулся, то оказалось, что ему на голову взгромоздилась совершенно незнакомая и абсолютно голая девица.

Я смотрела на Ника, невольно реагировала на его сексуально-зазывную, как у кинозвезд, улыбку, и мне было одновременно хорошо и немного стыдно. И я неодобрительно качала головой, укоряя себя. Это было совершенно немыслимо. Именно сейчас мимолетная интрижка была мне абсолютно ни к чему. И вообще любая путаница в жизни была некстати. А Ник непременно внес бы страшную путаницу… Он обладал дьявольски сильным обаянием. До встречи с Мудзу мне всегда нравились именно такие мужчины.

Как только они, подобно сиренам, заводили свои чарующие песни, я сломя голову неслась на их зов, отбросив осмотрительность. Как отчаянный моряк бросает надежный корабль и отправляется в рискованное плавание в утлом суденышке, несмотря на приближающийся шторм, так и я кидалась им на шею, не думая о последствиях. Но когда чары развеивались и все заканчивалось, я вновь оказывалась одна-одинешенька на пустынной дороге судьбы и брела дальше, изливая свою тоску в романах о загубленной любви и ища забвения в беспорядочной жизни.

И тут я вдруг заметила, что уже три часа утра, и я пропустила ежедневный звонок Мудзу из Доминиканской Республики: он всегда звонил мне каждый вечер перед сном. Меня охватила страшная усталость, и кнопка в моем мозгу, ведающая «бесшабашным весельем», автоматически выключилась.

— Ого, как поздно! — я принялась лихорадочно искать сумочку и пальто, но в голове был туман, и мне никак не удавалось сосредоточиться и найти свои вещи.

— Не волнуйся, детка, — Ник поддержал меня и протянул мне пальто и сумочку, которые почему-то оказались у него в руках.

Выяснилось, что у бара его ждет черный «мерседес-бенц» с шофером. Мы вчетвером сели в машину. Эрик расположился рядом с водителем, а я оказалась между Чжушей и Ником на заднем сиденье. Машина, как лодка, плавно скользила по сверкающим улицам ночного Манхэттена. Весь город словно завис где-то между адом и раем, раздираемый мучительными противоречиями между стремлением к благам цивилизации и животной страстью.

В машине меня подташнивало. Вообще-то, когда я испытывала дурноту, сидя в автомобиле рядом с мужчиной, это могло означать только две вещи: либо он мне безумно нравился, либо был отвратителен.