Конан удовлетворенно кивнул:

— Прекрасно. Если, как ты говоришь, все твои люди здесь, нам не придется посылать в горы наших людей. Теперь ответь и на такой вопрос: что делается для спасения людей, живущих в соседних деревнях?

— Как?! Их тоже надо спасать?

— Ну а как же ты думал, мальчик?

Бора потупил глаза и густо покраснел.

— Возьми! — Женщина протянула ему флягу с водой, от которой пахло неведомыми мальчику благоуханными травами. Стоило Боре сделать всего пару глотков, как голова его прояснилась.

— Да хранят вас боги, госпожа!

— Нашел, кого госпожой называть! Меня зовут Раина — просто Раина. Что до задевших тебя слов моего друга, то они совершенно справедливы. Мы должны подумать и об остальных.

То ли вода во фляге была необычной, то ли во всем были повинны травы, но мальчик ощутил вдруг чрезвычайный подъем сил.

— Я послал гонцов во все окрестные деревни. Трое вернулись, трое нет.

— Все понятно, — с нетерпением в голосе произнес капитан. — Ну а что ты скажешь о демонах?

— Они сожгли нашу деревню дотла. Мы видели с тропы дым. Преследовать же нас они почему-то не стали. Что касается наших соседей, живущих поблизости, то они оказались в куда более сложном положении: мы покинули свою деревню намного раньше, чем это смогли сделать они. Можно только гадать, что могло приключиться с ними за это время.

— Помимо прочего, они могли и не поверить твоим гонцам, — с горькой усмешкой на устах пробормотал Конан. С минуту он стоял молча, затем улыбка его заметно потеплела, и он вновь обратился к мальчику: — А ты молодец, Бора. Признаться, я и не ожидал от тебя такой прыти! Твой отец вправе гордиться тобой!

— Вы не смогли бы замолвить словечко за моего отца Рафи? Наш плотник Якуб обещался сделать это, когда отправлялся в Аграпур, да его самого что-то след простыл.

— И в чем же твой отец повинен?

Бора вкратце рассказал историю злоключений своего отца. Киммериец слушал его, покачивая головой и то и дело поглядывая на Раину.

— Знал бы ты, мальчик, что говорил о твоем отце командующий той крепостью, к которой мы теперь и направимся! — сказала Раина. — Верхом-то ты скакать умеешь?

Бора едва не выпалил в ответ: "Конечно!", но ответил почему-то жеманным:

— Все зависит от лошади!

— Тогда Росинка будет тебе как раз впору. Навести своих людей и скажи им, что идти предстоит еще милю-другую. Мы будем ждать тебя здесь; иногда же все люди пройдут, мы поедем в арьергарде, — так будет надежнее.

— Вы можете присоединиться к нашим защитникам прямо сейчас — они и так замыкают собой наш отряд — сказал мальчик.

Киммериец обратил к нему свои небесно-голубые глаза и, стараясь говорить медленно, изрек:

— Тропа слишком узка для того, чтобы на ней можно было разойтись. Если ты хочешь, чтобы наши кони потоптали твоих людей, тогда так и говори. Мы же…

— Простите меня, капитан. Это действительно моя первая битва. Я не знаю и поныне; почему боги выбрали для этого меня, но…

— Возможно, в свое время ты и узнаешь об этом, сейчас же тебе следует думать совсем о другом. Ты готов?

Мальчик потянулся и тут же почувствовал, что поездка верхом, скорее всего, не утомит его, но, напротив, ободрит, позволив размять окостеневшие члены и согреться.

Он взялся за поводья и хотел было запрыгнуть в седло, но тут раздался ужасающий крик, заставивший его застыть. Это был предсмертный крик десятков людей, сплетавшийся с адским ревом демонов.

Бора прикусил губу так, что из нее стала сочиться кровь.

На фоне сереющего неба темные фигуры Конана и Раины казались ему статуями, охраняющими храмовые врата. Когда они заговорили, голоса их исполнились еще большего достоинства и уверенности, чем прежде. Страхи Боры мгновенно улетучились. Вовремя же боги послали ему навстречу этих людей!

— Скорее всего, демоны напали на одну из соседних деревень, предположил Конан. — С другой стороны, все это может происходить очень далеко отсюда, но комуто очень хочется испугать нас, создавая иллюзию того, что ужас этот творится где-то совсем рядом. У Раины есть подруга, которая умеет делать то же самое, — верно, Раина?

— Оставь, Конан. Бора, мне очень жаль, но коня своего мне придется забрать.

В следующее мгновение Раина уже скакала где-то внизу.

— Бора, — прошептал Конан. — Сведи своих людей с тропы. Пусть на ней останутся только те двенадцать.

Две крупные Трансформы никак не могли поделить изуродованный труп. Они то начинали кружить друг возле друга, то пытались, застав противника врасплох, ударить его по голове чем-нибудь тяжелым. Эремиус лениво наблюдал за этой странной сценой, пытаясь сохранять нейтралитет. Алчность и тупость Трансформ чрезвычайно раздражали его, пусть благодаря именно этим качествам они и становились отменными рабами. Скотству этому не было видно ни конца ни края…

И тут маг увидел одного из охранников, зачем-то направившегося к рычащим разъяренным Трансформам. Неужели этот идиот решил разнять их? Зачем ему это?

Ответа на свой вопрос Эремиус не смог бы получить при всем желании: одна из Трансформ неожиданно осклабилась и ударом руки снесла человеку полчерепа.

Спор тут же закончился. Одна из Трансформ стала пожирать недавнее "яблоко раздора", вторая — занялась новой жертвой.

Эремиуса передернуло от отвращения. И это его сподвижники…

Трансформы по большей части объелись настолько, что ходить уже не могли. Теперь у них было только одно желание — спать. Они расползались по порушенной деревне парами и тройками, пытаясь найти более или менее укромные местечки.

Эремиус перевел взгляд на Камень Курага, лежавший перед ним на земле. Пользоваться им часто он теперь побаивался. Единственным волшебством, совершенным в эту ночь с его помощью, была трансляция криков, оглашавших Тихую Заводь, на все окрестные тропы.

С каждой минутой небо становилось все светлее. Теперь уже он видел кружащих прямо у него над головою огромных стервятников, таинственным образом прознавших о происшедшем в эту ночь смертоубийстве.

Эремиус зевнул и произнес заклинание, позволявшее ему в течение какого-то времени не думать о Камне. Спать хотелось не только Трансформам, — спать хотелось и ему.

Конан снял с плеча лук и вытянул стрелу из колчана. Целью его был один из грифов, лакомившийся человеческими останками. Бурые наросты из запекшейся крови на груди стервятника говорили о том, что трапеза его началась не сегодня.

Тетива туранского лука зазвенела, и стрела со свистом устремилась к цели. Гриф издал трубный крик и, забив крылами, упал набок. Собратья его повернули к нему головы, но трапезы своей так и не прервали. Взлететь они в любом случае уже не смогли бы, — слишком уж роскошным для этого был их сегодняшний обед слишком уж полны были их хищные утробы.

Конана передернуло от омерзения — с каким удовольствием он выпустил бы в этих падальщиков все свои стрелы! Сколь странным казалось ему теперь название этой деревни — Тихая Заводь… Он затряс головой, пытаясь унять вспыхнувший вдруг гнев. Его следовало оставить до той поры, пока он не доберется до истинных виновников, дли них же надлежало приберечь и стрелы.

Из-за камня раздались странные булькающие звуки. Это тошнило Бору. Послышались и другие звуки — неспешные и тяжелые шаги… Конан было насторожился, но тут же вздохнул с облегчением, увидев, что из-за скалы вышел не кто иной, как Хезаль.

— Твоя госпожа Илльяна сообщила мне о том, что это — дело рук демонов. Она что — э-э-э, — волшебница?

О чем Конану не хотелось говорить, так это о магических талантах его спутницы. Хезаль был настолько проницательным человеком, что обман в данном случае мог лишь ухудшить его отношение к ним.

— Ты посмотри получше — неужто этого и так не видно? Собери сюда всех вендийских тигров, и они не сделают и половины того, что ты видишь. Что до твоего вопроса, то я вынужден ответить на него так: да, моя госпожа кое-что может.