Да, они брели и брели, прошли мимо грузовика, как будто его тут и не было. И только когда они удалились метров на сто, мы с Фай свалились с древа и, глядя в тёмные удалявшиеся спины, позволили себе поверить, что нам ничто не грозит. Потом мы с удивлением и облегчением переглянулись. Я была так счастлива, что даже не стала упоминать о синяках на своей ноге. Только покачала головой.
— Наверное, они подумали, что это пустая машина, давно тут стоит, — предположила я.
— Может быть... если они, например, не ходили по этой улице раньше, — ответила Фай. — Позвоню-ка я Гомеру.
Она так и сделала, включила рацию и заговорила быстро и тихо:
— Мы немного задержались. Элли вдруг захотелось залезть на дерево. Но минут через пять тронемся с места. Мы в трёх кварталах от вас. Всё.
Из рации донеслось некое ворчание, но это не были просто шумы, а потом Фай её выключила.
Мы выждали ещё минут десять, для уверенности, потом я повернула ключ зажигания и тут же услышала пронзительный писк тормозной системы, но мотор уже заработал. Мы проехали ещё два квартала. Когда Фай подавала мне знак от последнего поворота, я выключила мотор и попробовала бесшумно съехать по склону.
Это было большой ошибкой. Сигнал тормозов снова запищал и замигал красной лампочкой, и я поняла, что у меня не остаётся никаких тормозов. Через мгновение рулевое колесо дёрнулось и застыло, и я уже не могла его повернуть. Я и так и эдак пыталась исправить ситуацию, но ничего не получалось. Грузовик начал забирать всё сильнее влево, направляясь к живым изгородям. Я вспомнила предостережение Фай: «Там бензин в цистерне, не вода!» — и мне стало совсем плохо. Я вцепилась в ключ зажигания, повернула его — но ничего не произошло, повернула его ещё раз и наконец, когда изгородь была уже в нескольких метрах от меня, услышала прекрасный звук заработавшего мотора. Я повернула руль.
— Не так резко, ты, чучело! — Это был мой собственный голос.
Прицеп что-то задел, то ли кусты, то ли невысокие деревья, едва не смел Фай, потом наконец резко остановился в каком-нибудь метре от угла. Я выключила зажигание, потом потянула ручной тормоз, гадая, что могло бы произойти, если бы я проделала такое раньше. Потом откинулась на спинку сиденья, тяжело дыша, хватая воздух открытым ртом.
Фай забралась в кабину.
— Боже, что случилось? — спросила она.
Я встряхнула головой:
— Думаю, я не сдала экзамен по вождению.
Предполагалось, что мы должны будем остановиться дальше, за какими-нибудь деревьями у площадки для пикников. Но теперь я не знала, стоит ли это делать, ведь запускать снова мотор означало поднять шум, и, может быть, лучше остаться там, где мы были, в стороне от открытой части улицы. Наконец мы решили ехать. Фай проскользнула вперёд, на такое место, откуда ей был виден мост, и наблюдала, выжидая, пока все охранники не уйдут на дальний его конец. Прошло минут двадцать, пока это случилось. Тогда она подала мне сигнал, и я повела тяжёлую машину в густую тень деревьев.
Мы снова связались по рации с ребятами и занялись приготовлениями. Мы опять забрались по лесенке на цистерну и открыли крышки всех четырёх секций. Потом опустили внутрь верёвку, так что она вся погрузилась в бензин, кроме одного конца, который мы надёжно привязали к ручке рядом с крышкой. И спустились вниз.
Теперь нам оставалось только ждать.
21
Ох, как же мы ждали! Какое-то время мы тихонько переговаривались. Ради безопасности мы были достаточно далеко от цистерны, сели под деревьями и смотрели через газовые плиты для барбекю. Вокруг было очень тихо. Говорили мы в основном о мальчиках. Мне хотелось как можно больше услышать о Гомере и уж точно хотелось самой поговорить о Ли.
Фай уже абсолютно увлеклась Гомером. Меня это изумило. Если бы кто-нибудь сказал мне год назад, да даже и месяц назад, что подобное может произойти, я бы попросила у такого человека справку от врача. Такого болтуна следовало бы надолго уложить в больничку. Но вот рядом со мной сидела Фай, элегантная, как в журнале «Вог», в фирменной одежде, Фай, живущая в большом доме на холме, влюблённая в прирождённого грубияна и хулигана, короля граффити Гомера. На первый взгляд такое казалось невозможным. Вот разве что теперь перестало быть тайной, что в них обоих скрывалось нечто, чего я никогда не осознавала. Да, Фай выглядела хрупкой и застенчивой и даже подчёркивала эти свои качества, но в ней жила решительность, которой я прежде не замечала. В ней таился пылкий дух, невидимый огонь. А Гомер... ну, Гомер всю жизнь меня удивлял. Он в последние дни даже как будто стал лучше выглядеть, может, потому, что причесал волосы, и ходил более уверенно, и держался по-другому. Оказалось, он обладает таким воображением и такими чувствами, что и поверить невозможно. И если мы когда-нибудь вернёмся в школу, я выставлю его кандидатуру на место школьного капитана.
— В нём как будто два человека, — заметила Фай. — Со мной он застенчив, но в коллективе уверен в себе. Но в понедельник Гомер поцеловал меня, и я подумала, что чуточку растопила лёд. Мне-то уже казалось, что он никогда этого не сделает.
И я тоже, подумала я. Меня смущало то, с какой скоростью мы с Ли двинулись вперёд после первого поцелуя.
— Знаешь, — продолжила Фай, — он мне сказал, что влюбился в меня ещё в две тысячи восьмом году. А я и не замечала. Может, это и к лучшему, не знаю. Я ведь его считала таким гадом! А все те мальчишки, с которыми он водил тогда дружбу!
— Он и теперь водит, — вставила я. — Ну, то есть водил, пока всё это не началось.
— Да, — кивнула Фай, — но не думаю, что он и потом этого захочет. Гомер очень сильно изменился, тебе не кажется?
— Конечно!
— Мне хочется узнать побольше о фермерском деле, — продолжила Фай, — чтобы потом, когда мы поженимся, я могла бы ему помогать.
Ох, ничего себе, подумала я, вот это поворот! Впрочем, нельзя сказать, чтобы я и сама не фантазировала о том, как мы с Ли путешествуем по миру в качестве идеальной семейной пары.
Но тут, пока я слушала Фай, меня вдруг осенило: настоящей причиной того, что меня в последнее время тянуло к Гомеру, к его силе и неожиданным поступкам, были ревность и зависть, — ведь я его теряла. Он был мне как брат. Поскольку у меня не было родных братьев, а у него сестёр, мы как бы сами породнились. Мы вместе выросли. Я могла рассказать Гомеру такое, чем ни с кем другим не стала бы делиться. Случались моменты, когда Гомер вёл себя совсем уж глупо, и тогда он мог прислушаться только ко мне. И мне не хотелось терять эти отношения, в особенности теперь, когда мы то ли временно, то ли навсегда лишились всех других отношений в нашей жизни. Мои родители находились где-то далеко, и чем дальше были они, тем ближе мне хотелось быть к Гомеру. Обнаружив в себе такие чувства, я была просто потрясена, как будто внутри меня пряталась какая-то другая Элли, а я этого и не знала. Я гадала, какие ещё сюрпризы может приготовить для меня эта тайная Элли, и наконец решила, что впредь должна получше за ней присматривать.
Потом Фай спросила меня насчёт Ли, и я ответила коротко:
— Я люблю его.
Фай ничего не сказала на это, а я как-то неожиданно для себя продолжила:
— Ли так сильно отличается от всех, кого я знаю. Он иногда как явление из сна. Он гораздо более зрелый, чем большинство мальчиков в школе. Не понимаю, как он вообще их терпит. Наверное, именно поэтому Ли обычно держится особняком. Но у меня такое ощущение, что он должен совершить в жизни нечто особенное, — не знаю, что именно, может, прославится или станет премьер-министром. Трудно представить, будто он мог бы всю жизнь прожить в Виррави. Думаю, ему доступно многое.
— Тот день, когда его ранило, был совершенно невероятным, — сказала Фай. — Ли держался так спокойно... Если бы такое случилось со мной, я была бы в ужасе, в панике. Но знаешь, Элли, я никогда не представляла, что ты и Ли станете парой. Это удивительно. Но вы подходите друг другу.