- Да не съем я тебя, не бойся. Сначала откормлю. И оттренирую как следует, — это слово, вообще-то, прозвучало довольно пошло, но Лин промолчал. — Давай, не очкуй, массаж тебе сделаю.
И сделал. Лео, правда, с боем отстоял свои трусы, которые Женёк намеревался вначале стянуть. Зверюга!
Но Женька и так оторвался. Лин потом ещё не раз возвращался в мыслях к этому вечеру. Что это было? Специально он его, что ли, старался смутить? Или такая проба пера? Проверка на психологическую устойчивость? Это же тоже часть подготовки, тут в интернате даже, кажется, штатный психолог есть, Лин и кабинет с такой табличкой видел на первом этаже, правда, он был всегда закрыт, но всё же?
Женька уложил его на спину и сам сел сверху в совершенно недвусмысленную позу, оседлав тощие бёдра своего подопечного. Умостившись, принялся растирать сначала плечи, руки и грудь, а потом добрался и до живота. Он зачерпывал массажный крем, который специально принёс из медкабинета, согревал его в ладонях и медленно скользил руками, пальцами и тёплыми ладонями, растирая и разминая болючие мышцы несчастного Лео.
Тот полностью погрузился в переживание болезненных, но одновременно парадоксально сладких ощущений, с ним такое было, пожалуй, в первый раз в жизни, когда приятно и немного больно одновременно, и хочется, чтобы стало ещё немного больнее, потому что и приятные ощущения тоже усилятся, ещё, и ещё немного, до того порога, что… оппа!
— Хватит! — заявил Лин, вырвавшись из сладкого морока и молнией перевернувшись на живот, — ты там мне дырку в животе протрёшь!
Женька возражать не стал. Он быстро поменял положение и уселся теперь на пятую точку Лео, принявшись с таким же усердием растирать мышцы спины и плечевого пояса, причём Лин уже стонал, не стесняясь, от боли или от наслаждения, он и сам теперь не мог понять.
Лео подскуливал, но мысли его работали в одном направлении. Он не мог забыть странное ощущение, нечитаемое выражение глаз Лега, когда он, Лео, ещё лежал на спине. Тогда обычно болтливый парень ненадолго замолчал и, казалось, будто между их взорами протянулась невидимая серебряная паутина, тончайшая нить, которую ни один, ни другой не в силах были прервать. Взгляд глаза в глаза — это, пожалуй, было даже интимнее позы, в которой сидел на нём Женёк. Не зря же в животном мире этот долгий, тянущий взгляд считается знаком агрессии и желания доминировать. А среди людей?
Когда Лин рывком перевернулся на живот, он больше, пожалуй, стремился не скрыть эрекцию, которая стала уже достаточно явной, чтобы не обращать на неё внимания, а прервать именно этот смущающий его взгляд. Он к такому не привык. Он, конечно, часто смотрел людям в глаза, но это всегда был секундный взгляд-мазок, или быстрый взгляд-укус, раздражённый или смешливый, в зависимости от обстоятельств. И никогда — вот такой интимный взгляд-проникновение.
— А ты где массаж научился делать? — спросил он в подушку, чтобы хоть как-то прервать молчание, которое делало ситуацию ещё более интимной.
— А? Да ерунда, у нас же массажисты, нам, кто в сборную готовится, всем по часу в день делают. Это сейчас у них отпуск. А так-то я научился за пару лет, дурное дело нехитрое.
— Очень даже хитрое, у тебя здорово получается, — не лукавя, пробормотал Лео всё так же, в подушку, уже поскуливая и от боли и от приятных ощущений одновременно.
— Хм, ну да, — не стал скромничать Женёк, — я насобачился так, что будь здоров. И тебе советую, — он перешёл к похлопываниям и строганиям, так что блаженный скулёж перерос в полноценные подвывания. — Первое дело, если хочешь девчонку заполучить.
Женька засмеялся.
— Ну, ты правда, ещё маленький, конечно, это я тебе так, на будущее говорю. Пригодится, попомни моё слово. Вот сделаем из тебя мачо-мэна, тогда и оторвёшься. А так-то ты прости, но, особенно со спины больше на страшную худую девку похож. Ну, ладно! — прикрикнул он на Лина, словно на лошадь, которая внезапно взбрыкнула. Лин и вправду дёрнулся от возмущения, и тут же вновь охнул от боли в мышцах — Не на страшную. На очень симпатичную. Но всё равно на худую девку.
С этими словами он сполз вниз, оседлав на этот раз уже икры, ближе к щиколоткам, и напоследок отвесил смачный шлепок по Линовым ягодицам. («Скотина!» — прошипел тот, от всей души надеясь, что недотренер его не услышит).
— А ты чего так стушевался-то, — продолжал тем временем массаж Лег, работая уже над мышцами бёдер, которые ныли больше всего, — у тебя встал, что ли? Брось, не красней ушами, у тебя возраст такой, что и на электрическую мухобойку встанет, так что не ссы, всё норм.
— Одинаковый почти у нас возраст, между прочим, — пробурчал было Лео, всё же, несмотря на раздражение, успокаиваясь по этому поводу.
— К тому же я для тебя опасности никакой не представляю, так что за жопу свою не дрожи. А на массаж-то, ясен перец, у любого нормального парня может встать. Да и не только у парня. Я тебе что про девок-то говорил? Вот, то-то. Убедился? Ты дядю Женю слушай, он тебя плохому не научит! — Женька, снова рассмеявшись, хлопнул Лео по заднице напоследок и тут же скомандовал:
— В душ!
Лин подорвался, насколько можно было так выразиться в его плачевном состоянии, и пополз в душ. С Женькой было легко и спокойно, он умел самые затруднительные и смущающие ситуации разрулить так, что сразу жизнь начинала казаться простой, понятной и прекрасной.
========== Глава 6. Второй круг. Би-2 ==========
К сожалению, занятия никто не отменял, и после удлиненных, волей директора интерната, майских каникул пришлось вспомнить, что абсолютное большинство обитателей интерната — школьники, или, вернее, гимназисты (и тут гимназия, да что ж такое?)
Только одно радовало, что каторга обещала быть недолгой, всего лишь до конца мая. Потом почти все планировали разъехаться на каникулы, с тем чтобы в августе вновь собраться для тренировок, ну, а в сентябре наступит новый учебный год.
Лин заранее обговорил с мамой этот вопрос, и лето планировал провести в опустевшем интернате. Во-первых, дорога домой и обратно не такая уж и дешёвая, ну, а во-вторых, тренировки стояли на первом месте, и в этом Лин был согласен с матерью. Всё же Сан Саныч был прав. Он пока ещё слабак и доходяга. Когда Лин попробовал стрелять не с треноги, а в стандартной позиции, стоя или хотя бы с колена, он тут же это понял.
Арбалет весил без малого восемь килограмм, так что просто даже удержать его в течение нескольких секунд неподвижно было проблематично, не говоря уже о том, чтобы стрелять и попасть в мишень. Да и натяжение тетивы тоже требовало усилий. Даже если это однократно, а если выстрелов шестьдесят, как бывало в зачёте? Да у Лео уже после пятого раза начинали трястись и руки и ноги! С таким раскладом даже и пытаться не стоило выходить на поле, только людей смешить. Так что планы были на лето такие, что Наполеон задушился бы от зависти, если бы к этому моменту не успел уже успешно почить у себя на острове.
Женька тоже всё лето должен был провести в интернате, к тому же тут обоих парней поджидал сногсшибательный сюрприз. Почти весь июль планировалось провести на базе, которая находилась на побережье, и Лин, который умел плавать довольно неплохо, уже предвкушал этот миг встречи с морской стихией. Он был на море всего два раза, и горячо любил это волшебство, жалко, что отчим был равнодушен к такому виду отдыха, поэтому последние годы поездки не складывались; мать не хотела ехать без Алексея, а Лин отказывался ехать в школьный лагерь с детьми.
Ему нравилось с матерью, когда они заплывали подальше от берега и покачивались на волнах под крики чаек, лениво болтали о всяком-разном, пока не начинали стучать зубами. Разве можно это сравнить с жизнью по свистку, подъём-отбой, в воду по команде, «за буйки не заплывать», и тому подобной поебенью? Конечно же нет.
Самый первый день занятий Лео запомнил плохо. Он вообще с трудом адаптировался в большом коллективе. В его родной школе его спасало лишь то, что с первого до десятого он учился в одном и том же классе. Приходили новички, уходили знакомые, но костяк оставался нетронутым, все привыкли к малообщительному парню, который с самого первого класса такой, немного особняком. Тут же ситуация была другая, надо было вливаться в уже готовый коллектив, а как это делать, Лео понятия не имел. Поэтому, поразмыслив, решил, что ничего страшного не произойдёт, если он первый день пропустит. Тем более, что уважительная причина для этого была.
