«Убей, убей!» — в восторге взревели, завизжали миллионы голосов в его голове.

«Убейубейубейубей!» — они слились в разноголосый истеричный оркестр, они пели, причитали, орали, приказывали, смеялись, просили.

И он впервые был рад, что он на их стороне. Что руки у него такие сильные, непривычно сильные, что ноги охватывают торс жертвы так плотно, словно это гигантские тиски, не вырвешься. Что в мозгах убийственный лёд, и одна только мысль, одна цель. Сейчас, ещё немного, чуть додавить и…

Отчим захрипел, брыкаясь всем телом в последней, страшной судороге, подкидывая Лео и пуская пену изо рта.

Как ни странно, именно то, что он перестал сопротивляться, бессильно уронил руки, которыми перед этим пытался оттолкнуть Лео от себя, закатил глаза и затих, вдруг резко поставило мозги Лео на место. Он вскочил с уже бессознательного тела и, натянув трусы, схватил телефонную трубку дрожащими руками. 112. «Оставайтесь на линии. Ваш звонок очень важен для нас». «Что я наделал, что наделал», — набатом, болезненным пульсом в голове. «Ваш звонок очень важен… оставайтесь… дождитесь ответа…» «Убил…» «Ваш звонок очень…»

За спиной, там, куда Лео боялся даже взглянуть, раздался сиплый кашель и возня. Он словно в дурном сне опустил руки, нажав на отбой, но по-прежнему не мог заставить себя обернуться. Вдруг почудилось? Однако сип и кашель повторились.

Отчим полусидел, привалившись к стене, обеими руками вцепившись в горло, и пытался дышать. Получалось пока плохо. Воздух с сипом, быстрыми короткими толчками врывался в горло и выходил тихим, слабым кашлем.

Говорить он смог только через две минуты, удивлённо рассматривая свои ладони, словно в первый раз их видел.

— Ты меня чуть не убил, — прохрипел Алексей, так до конца и не раздышавшись.

«А ты меня», — вяло подумал Лин, но вслух ничего не сказал. Он ничего не чувствовал, осознание того, что он только что чуть не убил человека, выключило все эмоции, и он ощущал себя механическим роботом. К тому же его невероятно сильно затошнило и, пожалуй, вырвало бы, если бы он не был голоден. Только слюна собиралась во рту просто фонтаном, горьким фонтаном. Он налил из чайника себе воды и выпил полстакана. Потом подумал и протянул остатки воды отчиму. Тот послушно отпил, захлебнулся и закашлялся по новой, захлюпал, потому что вода попала ему в нос, и Лео, брезгливо поморщившись, кинул ему кухонное полотенце, в которое отчим и уткнулся всем лицом.

Почти сразу же, приглушенные мягкой тканью, послышались непонятные звуки. Лео не сразу понял, что это рыдания. Они крупной дрожью сотрясали массивную фигуру, скорчившуюся на полу в нелепой позе. Отчим был голый по пояс, в одних только легких домашних штанах, в которых его Лео привык видеть. Почему-то Лео завис на знакомой с самого детства татуировке «ВДВ» на плече. Сейчас она казалась неуместной и какой-то чужой.

Было жутко видеть здорового мужика, рыдающего, словно ребёнок, комкающего полотенце у лица, прерывающегося на судорожный кашель, который всё никак не хотел его отпускать.

— Суууукаааа, — выл Алексей, раскачиваясь и глотая слёзы, — суууукаааа, до чего ты меня довёёёёл! Какого хуя ты приехал, какого? Я уже было совсем вылечился от тебя, бляди, я уже совсем…

Лео всё это надоело, и он ушёл в ванную. В голове шумело, руки всё ещё противно дрожали, и он очень хотел в душ. К тому же тошнота ещё не прошла, и он надеялся смыть с себя всю эту липкость и грязь, оттереть себя мочалкой до блеска, до крови, до костей.

Он пробыл в ванной минут двадцать, тщательно заперев замок изнутри. Отмывшись, ещё долго стоял под обжигающими струями, стараясь унять противную дрожь во всём теле, запрокинув голову и позволяя воде затекать в рот. Потом на всякий случай взял ещё мамин японский шампунь и отмыл волосы, ему хотелось уничтожить даже намёк на запах. Придётся всё же и постель сменить заодно.

Когда он вышел, Алексей уже не рыдал, а просто сидел, по-прежнему голый по пояс, уставившись в одну точку. Он заговорил, и его голос был совершенно спокойный. Но одновременно с тем и безжизненный, лишённый всяческих эмоций.

— Ты зря приехал, Лёнь, — он раскачивался немного, вправо-влево.

Лео сел на стул, натянув капюшон от махрового халата на голову, потому что с улицы тянуло холодом после ливня, однако Алексей, казалось, этого холода не замечал.

— Я ведь мать твою люблю, правда люблю. Я её с восьмого класса люблю. Я чуть с ума не сошёл, когда из армии вернулся, а она замужем за твоим отцом. А потом, когда они развелись, не поверишь, снова чуть с ума не сошёл, только уже от радости. Ну сука, почему ты так на неё похож? — он вдруг снова сорвался на крик, и Лео подумал, что тот опять зарыдает, но нет.

— Я же ведь на тебя спокойно смотреть не могу, весь последний год как припадочный, каждую ночь на кухню мотался, чтобы взглянуть, как ты спишь, ты просто демон какой-то! Не поверишь, я даже в церковь ходил, это я! Я! Который плевать на эту всю церковщину… да что там, я даже причастился! Не помогло, блядь! Всё равно не помогло! Как тебя нет — у нас всё нормально, просто медовый месяц какой-то! Да вот посмотри! — он встал и неверными шагами поплёлся в комнату. Вернулся через полминуты с телефоном в руке. — Вот, смотри.

Лео шарахнулся от него, как от привидения. Алексей виновато положил айфон на стол и отошёл к окну. Лео взял. Переписка по вайберу. Каждый день по несколько сообщений. Фотки, шутливые комментарии. Скучаю. Когда придёшь? Картинка, букет роз. Это тебе. Фото майбах. А это тебе. Шутки. Шутки. Люблю тебя. И я.

Он закрыл переписку и бессильно положил телефон на стол.

— Уехал бы ты, а? — как-то совсем уж по-бабьи беспомощно и безнадёжно проговорил отчим. — Ты ж мне тоже не чужой, я к тебе как к сыну относился, а ты вон как вырос — и крыша поехала.

Лео помолчал. Что ответить? Да и нужен ли он, тот ответ? Когда всё и так ясно, словно божий день.

— Иди спать, — с трудом выдавил он из себя через пару минут. И, дождавшись, когда Алексей, покачиваясь на неверных ногах, преодолеет пространство от окна кухни до двери, стараясь обойти его по большому радиусу, запер за ним дверь.

========== Глава 20. Паритет ==========

Оставшиеся два дня Лео ночевал, разумеется, не дома. Он и остаток ночи-то с трудом провёл под одной крышей с отчимом.

Конечно, однозначно ситуация была жуткая. Не сказать матери было нельзя, да вот только сказать-то как? «Он пытался меня изнасиловать?» Не поверит она в это, а если и поверит, то непонятно ещё, что хуже.

«Он больной ублюдок?» Да Лео и так ей это часто повторял, когда подрос, а уж последние полгода так и вообще каждый день, в сердцах.

— Я и сама знаю, солнце, — вздыхала мать, — характер у него непростой, но понимаешь, всё ж таки люблю я его, что ли?

Вот этого Лео не понимал просто в упор. Как можно любить ублюдка? Как? В голове это не укладывалось.

Но похоже, так дело и обстояло, даже их переписка об этом говорила.

Да и Алексей, пожалуй, мать по-своему любил, не просто так же рыдал тут на полу, да потом ещё полночи успокоиться не мог за стеной.

Так что вывод напрашивался сам собой. Откровенно говоря, этот вывод Лина подсознательно устраивал. Он с удивлением понял, что скучает. Сам не мог сказать, по чему. По слегка безумной, но весёлой жизни, наполненной событиями. По выматывающим тренировкам, к ним успело привыкнуть не только тело, но и мозг. Да и результат в зеркале, который он видел каждое утро, не мог не радовать. Изначально у него было неплохое телосложение, повезло с генами, но дохлые мышцы, разумеется, смазывали всю картину. А вот теперь всё встало на свои места. Парень просто мельком удовлетворённо отмечал перемены, не делая никаких выводов, и уж разумеется, не любуясь на себя часами, как это делают личности, страдающие нарциссизмом. Но сторонний наблюдатель легко мог бы заметить, что рельефом мышц и правильными пропорциями подросток всё больше напоминал статую античного бога, не Геракла, разумеется. Но Адониса-то вполне.