По разгорячённому виду и тону собеседника святитель Софроний понял, что тот не успокоится, пока не дать ему выговориться и смирился с неизбежным, принявшись творить в уме молитву.

  - :Наш пророк после смерти жены жил как монах, а Мухаммед обзавёлся гаремом. Когда люди моего племени просили Масламу явить им чудо в подтверждение его посланничества, он показал им чудо, а когда курайшиты потребовали от Мухаммеда того же, тот лишь стал грозить им адскими муками, позорным бессилием изобличая свою лживость. Наш пророк проповедовал и укреплял общину словом, а не грабежом и разбоем, как этот погонщик верблюдов! А разве могут его глупые стишки сравниться с подлинным откровением, принесённым пророком Аллаха Масламой?

  - Что же за откровение он вам принёс? - спросил святитель, ощущая, как холодный воздух от окна бьёт ему в спину, проницая сквозь мантию и рясу.

  - «Защищайте ваших друзей, помогайте тем, кто просит вас о помощи». - с достоинством процитировал сарацин и изобразил гримасу, которая, должно быть, обозначала дружелюбие.

  - С этим сложно не согласиться, - ответил с чуть заметной улыбкой патриарх, - хотя для того, чтобы сказать такие слова, не обязательно быть пророком. Однако скажи мне, предупредил ли вас ваш пророк о грядущем наступлении сарацин-монофизитов?

  - Пророк Милостивого говорил, что люди войлока - люди опасные... Мы хорошо готовились к войне и мужественно сражались под стенами родной Йемамы, но устоять против натиска бесчисленных тамимитов, таблигитов и гассанидов было невозможно. Дикари! Они разрушили город, сожгли пальмы, засыпали колодцы... Они как те лягушки, о которых написано в книге нашего пророка: «их голова в воде, а зад их в грязи». Взяли Писание христиан, но остались теми же разбойниками пустыни...

  Внизу послышалась тяжёлая, медленная поступь. Встрепенувшись, Хасан спешно поклонился патриарху и вышел. Взяв в руку посох, стоявший у стены, святитель отошёл от окна и встал рядом с факелом. Тут и светлее, и ветер не так сильно бьёт. С лестницы было слышно, как Хасан разминулся с поднимавшимся. Вскоре донеслись звуки отдышки, затем из темноты показалось безбородое, круглое и блестящее от пота лицо стратора Андроника.

  - Святейший владыко, благослови! - пропыхтел он, втискиваясь в узкий для него проём.

  - Бог благословит. - правая рука святителя прочертила в воздухе знамение животворящего креста Господня.

  - Поосторожнее бы ты с ним, владыко! - озабоченно заметил толстяк, кивая в сторону лестницы, - Сарацинский волк волком и останется. Да и нечестивый к тому же... Всё-таки без стражи с ним бы лучше не встречаться...

  - Я доверяю Хасану. - устало ответил патриарх, - Я хорошо мог узнать в своё время сарацин, путешествуя по монастырям возле аравийских пределов. Он связан законом кровной мести и будет с нами, пока мы противостоим тем, кто истребил его племя. Однако неужто ты, Андроник, преодолел столько лестничных пролётов лишь для того, чтобы обогатить меня ненужным советом?

  Взгляд стратора нервно метнулся к полу, пухлая рука вытерла пот со лба.

  - Ну, я... хотел сообщить... то есть, не то, чтобы хотел, но должен...

  - Вспомни, что за каждое праздное слово дашь ответ на Страшном Суде и переходи к делу.

  Стратор поднял виноватый взгляд и, изнеможённо прислонившись к косяку двери, выговорил:

  - Начался падёж скота, владыко.

  Опять сквозь молчание прорвались стоны холодного ветра, прилетевшего с гор, через низину, заполненную войском нечестивых агарян, жмущихся у своих костров.

  - Больных животных убрали из загонов?

  - Уже распорядился, владыко.

  Эпидемия! Только этого не хватало! Слава Богу, сейчас рождественский пост, и мяса никто не ел. Патриарх с тяжёлой решимостью направился к Михаилу:

  - Я должен посмотреть.

  - Конечно, владыко.

  Они начали спуск по тёмной винтовой лестнице. Постукивая посохом по крутым ступенькам, святитель предавался тяжёлым мыслям. И надо же было всему этому случиться именно теперь и именно так! Господи Иисусе! То, что из Константинополя казалось малым ветерком, он ясно видел как зарождение мощного урагана, который, сметая всё на своём пути, нанесёт чудовищный удар по Православию. Сарацины принимают сдачу города только при условии перехода населения в монофизитство. Сергий Мансур уже сдал Дамаск, Дамаск, город, где прошло далёкое детство и отрочество патриарха! Иерусалим - последняя твердыня Православия. Все древние патриархаты охватила вспыхнувшая ныне ересь монофелитов.

  Для восстановления разорённой империи Ираклий так жаждал мира православных с монофизитами в Сирии и Египте, что предложенную угодливыми столичными писаками фразу тотчас узаконил как мерило государственной веры. И столь тонка оказалась эта ересь и столь упорны убеждения имперских чиновников, что все согласились с утверждением, будто Господь имел только одно действие - Божественное, не понимая: это же скрытое монофизитство! И вот, Гонорий Римский, Сергий Константинопольский, Кир Александрийский, Анастасий Антиохийский и сам император - все стали монофелитами.

  С ужасом святитель Софроний обнаружил себя последним, сохранившим Православие, не считая подвластных ему епископов. Напрасно писал он в своём окружном послании четыре года назад, убеждая отказаться от новой ереси. В темноте лестницы, следуя за громко пыхтящим Андроником патриарх даже невольно взмахнул рукой от волнения.

 не исцелено! Если Христос не ¾  То, что не воспринято Христом,  имел человеческого действия, то Он не был полноценным человеком, а это абсурд, хула, ересь! Но напрасно писал святитель окружное послание, собирая в пользу правой веры свыше 600 выдержек из творений Святых Отцов. Сергий Константинопольский разорвал его, не читая, а Гонорий Римский ответил просьбой «успокоиться и не мутить воду». Какая беда! Что уж взять с мирского правителя, когда и князья Церкви падают перед идолом: Горе, горе! И им ли не знать?

  Лишь невежи могут считать, что идолопоклонство ограничивается это всё, что ¾ рассыпавшимися в прах древними истуканами. Идол  заслоняет от человека Бога живого, точнее, чем человек заслоняется от Него. Идолом может быть и изваяние божков, и гордыня, и идея: Единство  дело доброе. Но когда ¾ народа и благополучие государства само по себе  единство империи ставят важнее истины, важнее правды Божией, империя тоже превращается в идола. А любой идол рано или поздно будет сокрушён. И чему теперь удивляться? Скоро Сергий увидит это крушение со стен Константинополя.

  А всё-таки жаль, что арабы восприняли весть о Христе из нечистых еретических уст! Но давно уже не было среди них православных проповедников, только монофизиты, да несториане... И ведь уже случалось подобное! Лет триста назад. Готские племена издревле беспокоили владения ветхого Рима. Ариане заслали к готам миссионера Ульфилу, который смог крестить всех варваров - на беду Церкви Христовой. Ибо готы-ариане неистовой силой обрушились на западных православных ромеев, Рим был завоёван и разрушен, погиб последний римский император...

  Но всё же италийцы оставались православными, им было за что сражаться с варварами, пусть они потеряли мирское величие, но смогли сберечь правую веру и сохранить величие в этой вере. Ныне же история повторяется с большей жестокостью, только вместо готов сарацины, и вместо монаха-арианина Ульфилы помрачившаяся умом женщина, фанатичная монофизитка Саджах.

  Патриарх отчётливо видел грядущее, лучше, чем тёмные стены лестничных пролётов. Теперь империю вряд ли удержит вера. Старый Ираклий, выслушивая о всё новых победах отпрысков Измаила не вспомнит ли сказанных с издёвкой слов сверженного узурпатора Фоки? Соблазн окажется слишком велик. Один шаг уже сделан, ради мира с арабами империя сделает и второй, перейдя от полумонофизитства к монофизитству явному и полному. Да, в союзе с арабами империя станет великой и процветающей, как ни одно государство в мире. Но это будет еретическая империя. Конечно, Господь сохранит Православную Церковь, ибо обещал Он, что врата адовы не одолеют её. Сам восьмидесятилетний патриарх вряд ли переживёт штурм и падение Иерусалима, неизбежные после Рождества. Но останутся ученики. Есть среди них хорошие и надёжные, тот же Стефан, епископ Дорийский, да и Максим, хоть и простой монах... Но, Господи, как же им тяжело будет оказаться снова в катакомбах среди повсеместных гонений! И сколько тысяч душ пойдут в погибель, вольно или невольно увлечённые распространившейся по всей вселенной ересью!