Федор достал из кобуры пистолет и шагнул из-за дерева в сторону:
– Стой! Руки вверх, а то стрелять буду!
Неизвестный бросился бежать.
Федор выстрелил вверх, предупредительным, и почти сразу же со стороны неизвестного в его сторону прозвучал прицельный выстрел – Федор увидел вспышку. Следом – еще один, но со стороны деревни, и неизвестный упал.
Стрелял Борисов, он и сам бежал от околицы деревни к лейтенанту.
– Вы живы, товарищ лейтенант, не ранены?
– Я-то жив, а этого зачем ухлопал?
– Боялся – уйдет, однако. Дождь, темно, до леса недалеко…
– Борисов, я же на занятиях не раз говорил – по ногам стрелять, чтобы допросить потом можно было! Зачем приходил, к кому, с какой целью… Эх!
Они подошли в неизвестному.
Пуля попала в спину. Федор коснулся, потом перевернул тело. Не дышит. Пуля прошла навылет, вырвав из телогрейки на груди изрядный клок, который уже пропитался кровью.
Федор посветил фонариком в лицо лежащему.
– Не видел его раньше?
– Нет, первый раз вижу.
После выстрелов собаки в деревне остервенело лаяли, но ни в одной хате не зажегся свет. Электричества в веске не было, но были керосиновые лампы, свечи. И ни один житель не вышел на улицу, чтобы узнать, что произошло. Боязливые все.
Через десяток минут послышался чавкающий топот копыт, и из темноты верхом на лошадях появились пограничники.
– Товарищ лейтенант, по вашему приказанию…
– Отставить! Кто старший?
– Сержант Песков.
– Расставь людей вокруг деревни в пределах прямой видимости. Да чтобы мышь из деревни не проскочила! Никого не выпускать!
– Слушаюсь!
– Коня своего мне оставишь.
Песков спрыгнул с лошади и протянул Федору поводья.
– Утром смена будет, исполняйте. А ты, Борисов, труп охранять будешь. Сам оплошал, сам и мокнуть под дождем будешь.
– Слушаюсь.
Глаза у якута узкие, выражение лица бесстрастное, не поймешь – разозлился или обиделся?
Федор поставил ногу в стремя и взлетел в мокрое седло.
– Никого к трупу не подпускать! Утром сам приеду.
– Так точно!
Тронув коня с места, Федор галопом понесся на заставу, благо ехать было недалеко.
Въехав на территорию заставы, он завел коня под навес, забежал в казарму и на ходу бросил дневальному:
– Коня распряги, под седлом он…
Сам прошел в свою комнату, одновременно служившую ему служебным кабинетом, а ночью – спальней. Но только он взялся за трубку телефона, как в комнату вошел старшина:
– Здравия желаю! Выстрелы я слышал…
– Ну да, я стрелял, нарушитель мертв, а убил его Борисов. Надо звонить в комендатуру…
До комендатуры Федор дозвонился быстро, благо по ночному времени линия не занята, а ведь на ней – не одна застава на связи.
– Дежурный по комендатуре старший лейтенант Загорулько, – услышал он в трубке.
– Докладывает начальник восьмой заставы лейтенант Казанцев. На вверенном мне участке границы произошло нарушение. При попытке задержать нарушителя он стал отстреливаться и был убит.
– Стрелять разучились?! По ногам надо было.
– Не я стрелял, боец.
– Я сейчас свяжусь с начальством и перезвоню тебе, ты от телефона не отлучайся.
Федор положил трубку.
– Вы бы, товарищ лейтенант, рапорт пока написали, – встал со стула старшина. – Поутру начальство нагрянет – бумагу точно спросит. Да время обязательно укажите, и действия бойцов. Главное – свое грамотное руководство преследованием нарушителя. Руководству комендатуры в отряд докладывать надо, мало того – из НКВД нагрянут.
Верно старшина говорит, он калач тертый.
Федор зажег лампу и уселся за стол писать рапорт. Написал уже половину страницы, но порвал – не понравилось. Начал снова – рапорт должен быть коротким, емким и понятным.
В комендатуру сразу не позвонил, потому как не мог знать точно, что это не кабан, а нарушитель. Ошибку совершил, отправив бойца с лошадьми на заставу – пусть бы он следом их в поводу вел. Но об этом не написал.
Пока обдумывал, затренькал телефон. Федор поднял трубку:
– Казанцев у аппарата.
– Приветствую, лейтенант, это капитан Сумароков. К тебе утречком подъедут Загорулько и уполномоченный из НКВД. Труп охранять!
– Понял, товарищ капитан, уже охраняется.
– И эти… копыта кабаньи… представь. Конец связи.
В трубке наступила тишина, потом послышались гудки отбоя. Черт, они же эти дощечки с кабаньими копытами бросили там, где нашли, неподалеку от границы, от места перехода.
– Старшина, подними кого-нибудь, кто отдохнуть после наряда успел – надо сменить Борисова у трупа. А он пусть ищет эти чертовы кабаньи копыта.
Вдвоем с бойцом они добрались на лошадях до деревни.
– Сошин, назначаю тебя на пост. Никого, кроме меня, к трупу не подпускать.
– Слушаюсь!
– А с тобой, Борисов, едем искать дощечки с копытами.
На лошадях они отправились к контрольно-следовой полосе.
Из ночной темноты раздался окрик:
– Стой, кто идет? – и щелчок затвора. Это наряд добросовестно нес службу.
– Лейтенант Казанцев. Старший наряда, ко мне.
Пограничник подбежал.
– Старший наряда боец Комаров.
– Мы с Борисовым по кустам пошарим, продолжайте службу.
Как будто нюх у якута был – через несколько минут на брошенные дощечки с копытами вышел.
– Все четыре здесь!
Борисов был мокрый, грязный, видно было, что он основательно продрог, но на его плоском лице сияла счастливая улыбка.
– Молодец, Борисов! Если бы ты еще и нарушителю в ногу попал, а не в спину, сержантом был бы.
– Темно было, дождь…
– Вот утром начальству и расскажешь об этом.
На заставе они успели немного обсушиться. К утру дождь прекратился, но над землей низко висели темные, тяжелые тучи.
Около восьми утра послышалось завывание мотора, и к заставе, буксуя по раскисшей грунтовке, с трудом пробилась крытая брезентом полуторка. Из кабины выбрался Загорулько, замначальника по оперативной работе, а из кузова – два командира в форме НКВД.
– Ну, показывай место происшествия, – после приветствия сказал старлей.
– Откуда начнем? С места нарушения или к трупу поедем?
Офицеры НКВД переглянулись.
– С трупа. И еще копыта покажите.
Борисов принес дощечки.
– Ефрейтор Борисов. Он в наряде был, следы на контрольно-следовой полосе обнаружил, а потом и дощечки.
Офицеры осмотрели дощечки с копытами.
– Встречались мы уже с такими.
Дощечки забросили в кузов, как вещдок.
– Лейтенант, рапорт готов? – спросил Загорулько.
– Так точно! – Федор вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Загорулько.
– Садись в грузовик, Борисова возьми – едем. В кабину сядешь, дорогу показывать будешь.
С трудом они добрались до деревни. Местами грузовик приходилось выталкивать из грязи.
Боец Комаров, увидев в грузовике лейтенанта, вытянулся по стойке «смирно».
– Происшествий на вверенном мне посту не произошло.
Загорулько и офицеры НКВД осмотрели труп и сфотографировали его.
– Лейтенант, ты знаешь, кого завалил?
– На поражение стрелял не я – ефрейтор Борисов.
– Да плевать кто! Это же Юзек Петровский, контрабандист! Он еще на старой границе нам крови попортил немерено. Но сколько веревочке ни виться, а конец настанет…
Офицеры обыскали одежду убитого, но нашли только двести немецких марок, зажигалку и пачку сигарет. Документов, записной книжки или еще чего-нибудь, что пролило бы свет на ночные события, не было.
Один из офицеров носовым платком подобрал валяющийся рядом пистолет и, завернув его, спрятал в командирскую сумку.
– Стрелял убитый?
– Один раз успел, промахнулся.
– Кто-нибудь из местных к трупу подходил, видел?
– Никак нет! Но выстрелы слышали…
– Интересно, к кому он приходил? – протянул энкавэдэшник.
– Ну не просто же прогуляться. Лейтенант, пусть твои бойцы отойдут.
Когда остались только командиры, один из энкавэдэшников сказал: