Вы никогда не догадаетесь, куда привёл меня мой новый хозяин. На улицу Шан Флери, на пятый этаж, к мадам Томас. Эта дама когда-то была в течении нескольких лет гувернанткой каноника. Потом она от него ушла, чтобы выйти замуж за квартального разносчика воды, а после его смерти занялась перепродажей одежды, став так называемой «crieuses de chapeaux» и попав под под надзор полиции, поскольку частенько такие дамы были посредницами проституток.
И вот охране этой почётной мещанки мой священник поручил мою персону, пока он не найдёт для меня приемлемое жилье.
Мадам Томас была крупной женщиной с большим курносым носом. Тем не менее, несмотря на её внушительные размеры, через её чрезмерную дородность можно было обнаружить черты, которые заставляли подозревать, что она, в своё время, обладала привлекательным лицом. Кроме того, добрая женщина ещё подпитывала чёрный рынок вместе с братом квартального охранника, который захаживал к ней, чтобы принести жертву её крупным прелестям, когда его мучил плотский грех.
Иногда немыслимые на первый взгляд вещи происходят с нами, и Бог пользуется странными средствами и путями, дабы явить нам свои чудеса, и вести по жизни смертных, которые ему понравились. Могла ли я подумать когда-нибудь, что торговка подержанной одеждой протянет мне спасительную руку помощи? Но это больше, чем правда. Защита и покровительство брата Алексиса вытащили меня из праха, и стала первым источником того изобилия, которым я пользуюсь сегодня. Но что ещё удивительнее в перипетиях судьбы, если задуматься, так это то, что путь к счастью нам открывается через фатальные события. Был избит палкой бедный иностранец, которому поломали руку в моей комнате и в моей кровати. Чтобы меня не обвинили в соучастии в этом трагическом приключении, я была вынуждена спасаться у моего соседа каноника, который меня тайно отвёл к мадам Томас. Но это не ещё не все. В придачу к этим моим несчастьям и павшим на меня немилостям, вскоре я узнаю, что бедный каноник сам был раздавлен и похоронен под развалинами своей внезапно рухнувшей церкви, и этой непредвиденной смертью я была брошена на милость моей новой хозяйки, без всяких средств к существованию.
Пугающее чувство моего положения вызвало у меня слезы, которые, как полагала мадам Томас, были моей данью покойнику. Мы поплакали вместе несколько минут, после чего эта добрая женщина, противница долгой скорби, попыталась меня утешить, и в этом своими бурлескными речами преуспела гораздо больше, чем это сделал бы доктор со всем своей патетикой христианской морали.
–
Послушайте, мадемуазель,– говорила она мне,– нужно примириться с произошедшим. Если мы будем рыдать до конца нашей жизни, от этого никому не будет ни жарко, ни холодно. Все что произошло-все это воля Божья. В конечном счёте, отнюдь не мы его убили. Это – действительно его ошибка, если он умер… да, да… действительно так. Какого черта он попёрся сегодня в свою церковь так рано утром, если обычно он там бывал не больше четырёх раз в год, и всегда после обеда? Разве обязательно так торопиться, чтобы быть набожным? Спросите у меня, неужели не спели ли бы заутреню без него. Певцы, они что, не справились бы без его голоса… разве им не заплатили за это? Ах! Как говорит моя кума Мишо, смерть– штука чрезвычайно предательская! Это точно, ведь когда мы меньше всего думаем о ней, она вдруг на нас вешается. Так что, оставим сердце открытым для радости, так как вся печаль мира не вернёт нам покойника. Между нами говоря, вы не очень много потеряли. Наш каноник был обольстителем девичьих сердец, сулил им златые горы; а затем, негодяй, не испытывал ни малейших угрызений совести, бросая их, пресыщенный ими до отвращения. У каноника был ещё один крупный недостаток-он был большим чревоугодником и часто обжирался, как свинья, напивался до безобразия, и денег должен был, к тому же, всем своим соседям. Вам повезло, моя дорогая, что вам так сразу открылась правда, которую бы он долго бы от вас скрывал. Клянусь, если честно, хотя о покойнике и не говорят плохо, он не стоил и ломаного гроша.
Мадам Томас убедила меня этой похоронной речью о своём бывшем хозяине, что все наши слуги – это шпионы и цензоры нашего поведения. Они чрезвычайно опасны, потому что у них нет, по обыкновению, достаточного чувства рассудительности, чтобы заметить хорошие качества людей, которым они услуживают. Зато у них всегда хватает хитрости и злобности, чтобы обнаружить наши слабости и наши недостатки. Она мне выдала очень разные суждения по поводу брата Алексиса. Справедливости ради следует сказать, что это был оборот речи, конструкция, которая заслуживала похвалы любого знатока эпитафий. Я говорю об этом мимоходом, потому что иногда фантазировала и частенько сожалела о том, сколько новых знаний я могла бы приобрести, если бы побольше пообщалась с личностью, которая скрывалась под скромной рясой поклонника святого Франциска.
Прежде, чем я продолжу эту главу, я должна была бы перед вами извиниться для того, чтобы избегнуть упрёка в беспорядочном, хаотичном изложении моей истории, и за то, что вольно перемещаю свою историю во времени, позволяя себе описать кое-что, произошедшее со мной после того, прежде чем я прибыла со своим развращённым монахом-сладострастником к мадам Томас. Но вреда от этого немного, и давайте заставим каноника войти, в то время как наша добрая и дородная женщина занимается тем, что фарширует яблоками гуся, которым она хочет его угостить. Условимся, что я по прежнему считаю этого, как впоследствии выяснилось, большого плута, моим спасителем. Когда этот крепко сложенный, лёгкий в движении священник, с ярко рыжей бородой, живыми и пронизывающими глазами, полными огня, золотистые искры из которых заставляли чувствовать приятный зуд внизу живота, тот самый зуд, который невозможно погасить и утешить пальчиками рук.
Мадам Томас прекрасно знала моего нового друга. Она, похоже, была в курсе всех печальных приключений каноника. Бойкий священник не ограничивал своих талантов единственной профессией сборщика пожертвований. Он решил, что недостаточно быть полезным обществу службой в монастыре, и поставил на службу людей свои познания в сексе. Никто не знал, как ему удавалось подготовить свои приятные встречи, преодолевать священные препятствия, избегать бдительность епископального Аргуса, этого многоглазого великана и неусыпного стража, обманывать ревнивых мужей, эмансипировать молодых воспитанниц, и освобождать робких горлиц от тиранической империи отца и матери. Одним словом, брат Алексис был королём сводников, и следовательно, пользовался большим авторитетом среди сильных мира сего.
После обмена вежливостями с той и с другой стороны, мадам Томас оставила нас наедине и отправилась готовить в печи главное блюдо нашего пира. Едва она спустилась на этаж ниже, как монах, без церемоний, впился мне в губы своим жадным ртом и повалил на кровать.
Внезапно мной овладело желание посмотреть на свету его биту, которой от собирался меня пронзить. Может это и странная потребность-рассмотреть его имущество, спрятанное под платьем, но это любопытство заставило меня оказать ему сопротивление, которое, казалось, ещё больше распалило его, поэтому как только он буквально завалил меня на двуспальное ложе, то тут же задрал свою рясу выше своих бёдер, и выстрелил из больших трусов ужасно красивый, жирный, великолепный кусок плоти, грандиозное творение, скорее сделанное, чтобы меблировать королевские брюки, а не отвратительную и грязную ширинку каноника ордена святого Франциска. Ах! Мадам Томас, как и многие другие женщины хотели бы оказаться на вашем месте, чтобы иметь возможность подсмотреть за подобной сценой любви и насладиться таким великолепным экземпляром мужской плоти!
Сама Королева любви и страстей, восхитительная Китира, пожертвовала бы Марсом и Адонисом чтобы иметь возможность наслаждаться столь ценным предметом. Я чувствовала, что это сам Приап со своим вечно эрегированным полуметровым фаллосом вводит его в моё жаждущее тело. Острая боль, которую мне причинило проникновение в моё лоно этого монстра преподобного отца, вырвало у меня из груди такой животный крик, что я испугалась, как бы не забили тревогу по соседству. Тем не менее, боль скоро перешла в наслаждение, и я погрузилась в прелестные агонии, сопровождаемые очаровательными судорогами, которые стали сотрясать моё тело. Как бы я ни хотела, невозможно передать и выразить те ощущения, прелестные обмороки, очаровательное забытьё, невероятные конвульсии, восторг, которые я испытала тогда! Но наше воображение всегда слишком слабо, чтобы окрасить красками то, что мы чувствуем столь сильно. А как передать поразившее тебя наслаждение в самые сладострастные моменты совокупления?
