На этот раз пришлось удивиться даже видавшему виды Абдулову. Он повернул картину обратно, и там - под звёздами красной краской, неуверенной рукой вывел: "Плечо генсека" и поставил в конце восклицательный знак.
Довольны были все: и художники и клиент. Сделку, как и полагается, "обмыли". И после допитого коньяка, после недолгих разговоров гость с завёрнутым в бумагу шедевром, и довольный вдвойне, то, что он пообщался с элитой общества, покинул мастерскую. Захар пошёл его провожать.
В это время в комнату вошёл Александр Александрович.
- Как, одноклассник Захара приходил? - с порога спросил он. - Меня режиссёр задержал, чтоб ему...
- Саш... - говорил Федя, он до сих пор не мог опомниться и поверить в произошедшее, он по прежнему сидел на диване, и на слова Вотякова мог только ответить: - Тут такое творилось, ты такое пропустил!... - и начал, сбиваясь и повторяясь, рассказывать последние события.
Александр Александрович верил и не верил своим ушам, лицо его то напряжённо думало, то расплывалось в улыбке. Но большая груда купюр, лежащая прямо перед ним на столе, подтверждала правоту Фединых слов. Смеялись до слёз.
- Картину, значит, назвали "Плечо генсека"? - переспросил Вотяков.
- Точно так! - отвечал Зуев, вытирая глаза.
Вскоре вернулся и Захар Антонович. Опять долго смеялись. Потом деньги поделили поровну - на троих, ещё и остались. И вечером, после вечернего воскресного спектакля в мастерской собралась весёлая компания актёров. Угощали всех, и под коньяк с водкой вновь и вновь рассказывалась сегодняшняя невероятная продажа.
Как ни странно, эта история не канула в вечность, как многие подобные художественные байки, блистая своей неповторимостью, она, как бриллиант, сияла во времени, и не давала себя похоронить под грудой лет. Со временем она даже стала легендой, символом того незабываемого времени. Конечно, в ней что то прибавили, что то забыли, но суть осталась. А я её вам, как мог, пересказал.
Я и говорю, удивительное было время, перепутанное, и только в том времени мощное плечо генсека могло подпереть высокое искусство, не дать ему умереть!
