- Евгений?

- Да.

- Короленко?

- Петров.

- Мне нужен Короленко.

- Чем я хуже?

- А Короленко?

- Короленко больше нет.

- Типа в мире ином?

- Типа, да.

- Блин. И никакого адреса не осталось?

- Хорошая шутка, почтальон! А садитесь, чайку попьём. Могу и щи предложить.

Он занимался сексом с открытыми глазами. Зажал в руках лицо как клещ головешку и в упор смотрел. Ничего, она привыкнет, подстроится. Вдруг он протяжно застонал. Она задыхалась от смеха, с трудом сдерживаясь, а он всё стонал и стонал. В окно спальни смотрели поля с чёрным мартовским снегом, далеко-далеко, почти на горизонте, гудела трасса, за тёмным полем резала глаз вереница торговых центров над мрачной полосой земли. Таня заключила: "Его поколение безнадёжно робко в сексуальных фантазиях". Внезапно он сказал: "Так, надо дела поделать". Таня сунула посылку в мешок "Леруа Мерлен" и ушла. Дома бросила куда-то и забыла, куда.

...

- Отнесла посылку? - спросил дед.

- Нет, - сказала Таня. - Умерла твоя Короленко. Посылка дома, не знаю где. Потом найду.

- Что ты говоришь? - спросил сурово дед.

-Да сдохла она, сдохла! - раздражённо сказала Таня.

- Я не слышу. Отчитайся!

- От-нес-ла! - разозлившись, Таня заорала в самое ухо.

- Видела Женю? - миролюбиво спросил дед и протянул пятьдесят рублей.

- Видела, - злорадно ответила Таня и взяла.

- Как твоя фамилия? - спросил дед.

- Прорватова.

- Дай-ка карандаш, я запишу. Я проверю, Прорватова, проверю, - дед снял слуховой аппарат, закрыл глаза и захрапел.

- Больше не поеду туда, дед. И разговаривать не о чем с ним, другие и "целую" говорят, и "любименькая", ну, какие- то слова, а этот Петров как столб прямолинейный. Как кий.

День пятый

Таня вставила ключ и толкнула дверь.

- Яна? - послышался из комнаты хриплый голос.

- Яну перевели в другой район! - крикнула Таня что есть мочи.

- Бардак, - сказал дед. - Я позвоню, потребую вернуть. Посылку отнесла? Была там?

- Да была я, была!

Дед снова протянул пятьдесят рублей, но вдруг отдёрнул руку.

- Почему мне телефон не отвечает? - спросил подозрительно, изменившись в лице. - Врёшь! Обманываешь меня, Прорватова? - откинулся на подушки, сердито помолчал и захрапел.

- Ездила вчера туда, дед. По телефону он мне сказал: "У тебя хороший аппетит". Вспомнил, как щи у него ела. Аписиться можно! Не хотелось обижать - вот и согласилась. А теперь, значит, не надо было соглашаться? Теперь никогда в жизни - ни щей, ни котлет.

- Купи мне курочку следующий раз, - пробормотал дед. - Не надо котлет. Грудку купи.

- Плоха мне, дед, - пожаловалась Таня. - Глаза не могу раскрыть, все опухли, в горло как деревяшку всадили. Звонил, промямлил что-то. Помочь не может, хоть котейкам наполнитель - денег у него нет. Ну и нафиг! Больше не сяду у него за стол никогда.

День шестой

- Ангелочек, - сказал дед в субботу, вкрадчиво улыбаясь. - Хочу попросить тебя об одном одолжении. Сходи в церковь и поставь свечу. Никому ничего не говори.

Таня вошла в церковь, купила свечку, зажгла. Люди целовали крест в полумраке и дыму. Тане тоже священник подставил руку с крестом - и она поцеловала, как все. У двери за столом сидела брюнетка в чёрных колготках, с синим маникюром.

- Поставьте подпись о запрете абортов.

Таня поставила, как все. Надо было ещё адрес указать. Тётка на днях хвасталась, что наделала столько абортов, что пальцев рук и ног не хватит, словно про пельмени. Может, и жизнь от этого у них такая, безденежная?

...

- Поставила? - спросил дед.

- Да! - прокричала в ухо Таня.

Дед удовлетворённо протянул пятьдесят рублей.

- Бандерольку-то отнесла? - вдруг снова спросил хитро.

- Что у вас там? Бриллианты? - спросила громко Таня.

- Так, пустяки, безделушки, - сморщился дед и отвернулся к стенке, задремал.

Слышно, как тикают часы над кроватью.

- Дед, не могу так! - сказала Таня. - Если мужчина - это страсть и дикое притяжение.

Дед спал, запрокинув голову и разинув старческий рот, ему было всё равно.

- Если я хочу - мне надо всё время видеть человека, наслаждаться прикосновением. А так... как я могу дать, если у меня к нему нет ничего? Что он получит, пустоту?

Дед равнодушно молчал. Тикали часы. Петров не предложил ей остаться на ночь, дурень.

- Да, - продолжала Таня. - Поэтому страсть в безразличие перерастает к ним.

У деда щёки гладко выбриты, без морщин. Меж бровей одна рассекала лоб. Ему был один хрен, что на душе у неё. Таня вздохнула и подумала: "Как же мужики могут пронзать своей грубостью сердце!".

- Я теперь понимаю, - пробормотала Таня, - почему он боится со мной в бильярд, теннис и боулинг играть. С годами остывает всё, так хоть наслаждался бы каждый день сейчас!

Вдруг дед победно сказал:

- Мне девяносто лет!

Влетела моль. У деда воз тряпья и валенки. Дед подкараулил и придавил её к стенке корявым пальцем. Таня поправила юбку, вздохнула и пожаловалась:

- Что-то так всё меня сдавило, дед, а тут ещё с этим его супом. Надо ж, щи его похлебала! На маршрутку сажает, всё в том же задроченном спортивном костюме, чмокнул и двадцать рублей суёт. Вот и вывернуло меня ночью: наревелась. Какие там к восьмому марта подарочки!

Засвистел чайник. Таня пошла выключить. На грязном полу у фиолетовой кучи ядовитых гранул покоилась усопшая мышь. Кругом ковры, пропитанные вековой пылью. Нет бы всё выкинуть, но дед категорически не разрешал ничего трогать. Таня поддала носком мышь в угол. Полюбуйся, дед, своим охотничьим трофеем! Опять накатила смертельная тоска. Она боялась разреветься. После тех двадцати грошей, чтобы не думать ни о чём, заскочила к тётке взять полынь. У тётки Таня глотнула чай и набрала: "Я хочу тебя". Он позвонил: "Меня, старого, больного, разбитого бильярдом ещё хотят? Нет, я уже не тот". Ей стало не по себе. "Всё на письки сводит, когда я о человеческих чувствах!".

Таня вошла в комнату, дед спал. Со стены на Таню смотрела злобная бабака. Мать?

- Он меня сильно задел, - сказала Таня, - щёлкая каналы телевизора. - Всё. Он сам всё перечеркнул. Подписал приговор себе. Я ему не секс по вызову, пусть платит, сейчас мне деньги нужны, я приеду пару раз, чисто за большие бабки, лысого развеселить, а щи свои лаптем пусть сам хлебает.

Старик, кряхтя, перевернулся на другой бок: "Б...!". Загорланил пьяный голос в подъезде: "Запрыгайти хлопци конив...". Заголосила баба: "Ах, вот ты где, погань!". Снова всё затихло. Шумит вода в бачке ржавым Ниагарским водопадом.

- Ангелочек, ты ещё тут? - спросил дед, приоткрыв глаза.

День седьмой

Когда вошла, дед спал, отвернувшись к стенке. На кухне разгрузила сумки с продуктами. Мятый чек положила на комод, присела на диван.

- Дед, - сказала задумчиво Таня. - Я ему показала инстаграм, потом пару фоток, чтоб знал обо мне хоть что то. Спрашиваю: "Почему никогда ничего не спрашиваешь обо мне, тебе похрену, или ты деликатен?" Он грит: " А может быть и то, и то?".

- Ты у меня кастрюлю трёхлитровую с кухни украла, - сказал ядовито дед. - Думала, не узнаю?