— Ничего я как он делать не буду!

Санса возмущенно прошлась от стола к окну и обратно.

— Не надо меня связывать с Клиганом. Я не имею к нему никакого отношения. Что он там будет делать со своим домом, мне вообще не интересно! Пусть продает, живёт там, пусть хоть сожжет его…

Тарли вытащил наконец нужную бумагу (та была слегка помята после портфеля) разгладил ее и протянул Сансе.

— А вы знаете, возможно, вы правы. Может, даже и сожжет. Или уж точно продаст. Видимо, с домом у него связаны не самые радостные воспоминания. Иногда с прошлым лучше расстаться.

— Вот именно. Совершенно верно. А если он будет продавать — то я как раз не хочу. Пусть себе стоит, это дом. Авось пригодится. Выйду замуж, буду туда детей вывозить — на море.

Санса возмущенно и размашисто подписала бумагу, проглядев ее по диагонали.

— Извините, ключа у меня нет. Я пока не входила в наследство, соответственно ни бумаг, ни ключей — ничего не имею. Так что вам придётся самим.

— Это ввввообще не проблема. Спасибо большое!

— У вас есть ее вопросы ко мне?

— Нет, больше нет.

— Тогда я пойду. А то я не обедала, да и тете надо помочь.

— Хххххорошо. Было очень приятно познакомиться. С вами и с вашей семьей. Сожалею о ваших потерях.

— Спасибо! Удачи вам с расследованием, детектив Тарли. Если что, обращайтесь. Я с удовольствием вам помогу по этому делу.

— Конечно. Спасибо! А вы знаете где сейчас ваш друг? Ну Клиган? Он выехал из столицы, говорил, что поедет на север. Я и подумал…

Санса возмущенно раздула ноздри. Нет, он, похоже, отказывается понимать…

— Понятия не имею. И он не мой друг.

— Да, да, изззззвините, я зззабыл. Я сссспрошу у Бриенны Тарт, похоже, она его близкий друг.

— Вот и спросите. Извините, я пойду. Если это все.

— Да, это все, спасибо еще раз большое.

— Не за что. До свиданья.

Санса вылетела из комнаты, чуть не сбив Джона с подносом в руке.

— Ты куда, как на пожар?

— Никуда. В туалет надо. Я уже с ним закончила.

— Так быстро? А зачем я тогда заварной кофе делал? Надо было растворимый…

— Ну напои его заварным. Он ничего так. Но непонятливый… Пойду, прости.

И Санса рванула на кухню, — то ли вправду в туалет, то ли словно сдерживаясь от накативших эмоций. Джон пожал плечами и зашел в кабинет, где ждал Тарли.

— Извините, что долго.

— Да все хорошо. Спасибо! Мне только жаль, что я расстроил вашу кузину.

— Сансу? У нее просто очень чувствительные нервы. Ну знаете. Потери, переживания…

— Я понимаю. Мне так жаль. Но мне казалось, — возникло ощущение — что с мистером Клиганом она знакома довольно близко. А теперь, когда я назвал его другом мисс Старк, она почему-то обиделась. Ннннннет, я понимаю, что наследницы богатых домов редко водят дружбу с телохранителями, но это, мне казалось, отдельный уникальный случай. Видимо, чутье меня подвело. Спасибо за кофе, очень вкусный. А кузина ваша — очень ккккрасивая. И странная.

Джон задумался и налил кофе и себе тоже.

— Вы еще не знаете, насколько…

Комментарий к VI

Ну вот, я снова в седле и продолжаю - а то мыслей слишком много скопилось. В качестве бонуса и извинения за долгое отсутсвие, выложила новую картиночку в иллюстрации к фику.

========== VII ==========

Запястья у птиц тоньше страниц,

Жаль, что живу без сердца —

Я обнял бы твою тень.

Ночь вывернулась наружу,

Я выблевал души и лица —

Я больше не оборотень.

Я съел самого себя, я смотрел

На солнце, что мне не светит,

Я снова тебя хотел.

Я знал все слова, которые лгут,

Но тут не помогут ни те, ни эти.

Как много проблем у тел!

Остаться живым — кино не для всех,

Не ешь меня, серый ветер,

Стучи в меня — это дверь!

Любовь — это путь, стрелка на грудь,

Но я тот, кого нет на свете:

Не человек — не зверь!

О, нечеловеческие танцы,

О, мы — одинокие повстанцы!

На странной земле,

В песке и в золе,

Из глины и персти,

Такие немногие —

Двуногие

Без шерсти.

Ольга Арефьева и Ковчег. Оборотень

Наследник

1.

После городка, где он встретил Эйнджел, были еще другие, где он останавливался, ночевал, что он покидал на рассвете — или на закате. Были похожие бары: одни грязнее, другие — чище. От шлюх он шарахался: воспоминание о мерзком ощущении, посетившем его после общения с Эйнджел и не оставлявшем его еще с полсуток — словно он вымазался в дерьме — превалировало над плотскими желаниями. Да и не так хороши были эти шлюхи, чтобы о них жалеть. И не так сильна была надобность. Единственную реальную потребность, что оставалась у него и жгла огнем и леденила внутренности было не утолить и полусотне «ночных бабочек». Надобность эта прочно укоренилась внутри, и теперь медленно, но верно превращалась в подобие вялотекущей хронической болезни. Да, болезнь под названием «Пташка». Излечить ее сможет только время — да и то, он сильно в этом сомневался. На нее оставалось только выть — как на луну. Ему она не принадлежит — да и не принадлежала никогда.

Та малютка — весь гребаный мир в ее глазах — все время этого мира во взмахе ее рыжих ресниц — была когда-то единственной радостью Сандора Клигана — первой и последней. Но Сандор Клиган сдох. Как случилось это и с цепным Псом Джоффри. Эго окружали одни покойники — это было уже даже не смешно. Теперь он был бродячим Псом — человеком-перекати поле, призраком трасс. А у призрака трасс не бывает в загашнике памяти пригожих пташек: у него нет прошлого — а все настоящее — это черное полотно дороги, разделенное напополам неровностью серых бетонных блоков. Куда идет дорога — неважно. Лишь бы она продолжалась. Лишь бы не останавливаться. Если он остановится- начнет задумываться. А этих раздумий его неминуемо посещало желание покончить со всем этим. Выехать на встречку было легче всего — но останавливала только крамольная мысль, что, возможно, он унесет с собой не одну жизнь. «Тебе не все равно?» — спрашивало его утомленное сознание. «Нет, мне не все равно. Пока еще»

Пока эта мысль болталась где-то в пережитках его совести, но коль скоро она еще существовала — оставался вариант с пистолетом. Раз за разом он вытаскивал пушку в тех убогих комнатах, где периодически останавливался чтобы выспаться — не каждый день, но достаточно часто, чтобы досадовать на себя за потраченные впустую деньги. Клал пистолет на тумбочки, на грязные столы с пятнами от спиртного и прожженными щербинами от чужих сигарет — и смотрел на него. А пистолет таращился на него самого — одним единственным своим черным глазом. Это было как молчаливая договоренность — никто из них двоих не решался сделать шаг навстречу. Пока. Возможно, это сближение было еще впереди. А пока он предпочитал бутылку — та тоже была своего рода оружием против мыслей — похожее одноглазое чудовище, заманивающее в свой бездонный омут. Смотри на меня — пока я смотрю на тебя. Не отводи глаз — мои глубины топят и обещают прощение — и не прощают. Так он и тащился: от бутылки — к подушке. От подушки — через дебри тяжелых снов вперед — на следующую трассу, вдаль.