Она легко отпустила тонкий листочек. Тот перевернулся два раза и проплыл в проем, задел чугунное плетенье перил и приземлился прямо Брану на колени. Как точно она попала — прямо в цель…
— Что это?
— Видишь — письмо. Разъяснительное. Арья его получила вместо меня. А теперь оно-таки добралось до адресата…
Бран поправил очки и приблизил листок к лицу. Лицо его, по мере прочтения приобретало все более растерянное выражение.
— Ну что, заценил? Вот и все — проблема исчезла сама собой. Или как там: клетка сломалась. Теперь я могу пускаться в свободный полет — меня отпустили…
— Санса, по-моему, ты делаешь поспешные выводы! Тебе не кажется, что все это — блеф?
— Как это?
— Ну, для меня это выглядит как довольно неуклюжая лажа. Да ты и сама же говорила — и Арья тоже…
— Что?
— Ну ваши разговоры по телефону… — потупив взгляд, сказал Бран.
— Что ты хочешь сказать? Арья подслушивала наши разговоры, дело в этом?
— Ну да. Некоторые. Она же мнит себя всевидящим оком…
— Проклятая девчонка, и что ей неймётся… И ты слышал?
— Нет, она только рассказывала. Говорила, что все очень трогательно и чисто. До слез просто.
— Ей сейчас будут слезы — я ее потрогаю, мерзавку…
И тут Санса вспомнила последние их с Сандором разговоры, которые, по всей видимости, и подслушала Арья. Внезапно на нее накатило волной полнейшее необратимое тяжелейшее, слепящее, скручивающее в узел все тело отчаяние. Она уронила голову на руки — лишь бы не рыдать. Лишь бы добраться до своей комнаты. Хотя бы до двери…
— Бран, извини, мне надо побыть одной. Не показывай это письмо никому.
— Я принесу его тебе.
Снизу на нее смотрела смущенная Арья. Санса отвела взгляд и поднялась.
— Санса, прости! Ну это случайно получилось…
— Ага, случайно подслушала, случайно прочла… Оставь меня в покое, Арья. Не сейчас. Если принесешь письмо, сунь его просто под дверь. Когда наши вернутся, скажи — я легла спать. Что голова очень болит…
— А ты… Ты ничего не собираешься глупого делать?
— Что, вскрывать себе вены? Травиться? Или выбрасываться из окна? Нет, с этим я уже завязала. Уверена, что про мои прежние попытки ты тоже знаешь. Джон прав. Он не стоит того. Просто мне надо полежать. Подумать, хорошо? Не лезь ко мне.
— Я и не собиралась. Хорошо, что ты все же понимаешь. Обычный дерьмовый обманщик — только и всего. И уж точно не стоит он того — да вообще, ничего не стоит.
— Ага. Хорошо. Спасибо за мнение. Прости, я пойду.
Она зашла внутрь (вместе с ней в комнату скользнула Ним, но, казалось, что Санса этого не заметила), закрыла и заперла дверь.
Арья медленно побрела вниз, к Брану. Забрала у укоризненного брата письмо, поднялась наверх подсунула бумажку под дверь, как и обещала. Прислушалась — приложив ухо к двери: ничего. Вообще никаких звуков. А она-то думала, что Санса там утонет в рыданиях, по своему обыкновению. Хорошо, что Ним с ней — не так тоскливо. Арья тихо отошла от спальни сестры и спустилась вниз, размышляя о том, что, похоже, в этом мире есть такие ситуации, когда плакать не могут даже такие принцесски как Санса. Она то это уже давно выучила — когда тошно — особенно хреново — слезы все опошляют. Как было на похоронах — и отца и матери с братом. Видимо, Санса тоже до этого доросла. Ну да — клетка сломана. Туда ей и дорога…
========== IV ==========
Я кончился где-то во тьме, с тобой
Путь прям и безжалостен, как струна
Но бесы еще не трубят «отбой»,
И песня твоя в голове слышна.
Ты первая — мой предзакатный бред.
Последняя — пухом из стылых крыл.
Но то, что я помню — тебе во вред,
А кто ты, я, кажется, позабыл.
Бескрылая — больше не должен брать,
И так до банкротства я твой должник.
Стою, и не смею разжечь костра
Хоть холод змеею к груди приник.
И ночь по плечам, словно гроб, тесна.
Я звезд не заметил, в лицо мне — снег.
Твоя несвобода — моя вина
Кровит под лопатками. Долог век.
И в волосы просятся сединой
Прощания, перья, рассветный вздох.
Я путь потерял — лес стоит стеной.
И лик твой — луной, если б вспомнил — сдох.
Но не разумею ни нот, ни слов
Я кончился где-то тобой, во тьме
Ползу по стезе, немоты улов
И вновь приучаю себя не сметь.
Человек без имени
1.
Бар был чистенький, а посетителей — мало. Это было безусловным плюсом, так как ему страшно не хотелось, чтобы на него глазели. В качестве компании уже вполне хватало шустрого бармена и полугаллонной бутыли с виски. Для начала он пропустил пару стаканов, но поняв, что так ему придется каждый раз встречаться взглядом с парнем за стойкой и вступать в какое-то взаимодействие, заказал себе отдельную бутылку. Бармен, привыкший не любопытничать лишний раз, учитывая публику в этом придорожном заведении, без лишних комментариев принес приезжему байкеру тот сорт виски, что тот просил и присовокупил вазочку со льдом и блюдо с поджаренными орешками. Странный посетитель едва удостоил взглядом орехи и сразу же налил себе полный стакан — третий по счету за этот вечер — шлепнул в янтарную жидкость одинокий кубик льда и выпил виски практически залпом, так что лед остался на толстом стеклянном дне — потихоньку таять под тяжелым взглядом серых, словно не видящих ничего вокруг глаз.
Виски бил в голову, но как-то малоэффективно. Воспоминания, жесты, звуки, образы никуда не девались и все так же кружили, будоражили жалили и воспалённый мозг, как рой осенних, уже готовящихся к спячке, но еще бодрых и злых ос. Путник налил себе еще стакан. На это раз не стал пить залпом, а цедил едкий, здорово отдающий сивухой алкоголь, все пытаясь забыть — и понимая — что есть вещи, которые хрен забудешь.
Больше всего не давало покоя письмо. Он писал его, заехав в очередной небольшой городок. План появился, как только он отъехал от N. Сделать что-то было безусловно надо, но что именно, изгнанник — или же отступник? — пока не знал. Ну не звонить же ей, в самом деле! А если звонит было нельзя, надо было сделать так, чтобы и надобность в этом отпала — с ее стороны. Все равно, похоже, этой безумной истории пришел конец — добрались до итога и они: далекая уже, с каждой секундой пути отступающая все дальше в осень позади тонкая девочка с крашеными волосами, такая наивная в любых своих проявлениях чувств, и он — потерявший вместе с обрывками прежнего сознания и совести все свои имена, никому уже не нужный странник. Она звала его данным когда-то другой, почти неведомой ему женщиной именем — назло всем, игнорируя очевидность и его привычки, создавая для них иную, альтернативную реальность, пытаясь взрастить из заранее негодных семян новый собственный мир.