- Не надейся. Мне с тобой всегда вкусно целоваться. Я даже к табаку уже привыкла.

- И это очень скверно, надо заметить. Еще одна история из серии “дурных влияний”

- Какой ты несешь вздор! Вообще, это я во всем виновата. Я тебя совратила. И использовала.

- Ага. Если бы меня всегда так “использовали“… Ты понимаешь, глупая девчонка, что, несмотря на всю эту пакость вокруг, ты делаешь меня счастливым? Безмерно. Что меня до усрачки пугает. За такие вещи, как я привык, надо будет платить…

- Тебе не кажется, что мы уже заплатили? Вперед?

- Нет, седьмое пекло, оно не так работает. Ничего мы пока не заплатили. Но, боюсь, заплатим рано или поздно. Лучше, конечно, поздно.

- Нет, лучше ехать без билета… Зайцем. Это щекочет нервы…

- Вот ты какая, тебе уже подавай острых ощущений?

- Ага. Это приятно. Как целоваться за сценой, пока Джоффри ноет свою хрень, ничего не подозревая…

- Пташка, знаешь ли, это - опасная тропа. И весьма. Нет, что-то в этом есть, безусловно… Но такие штучки ставят тебя в зависимость – а зависимость - это всегда дерьмово. В итоге ты будешь гоняться именно за ними, за этими острыми ощущениями. А прочее тебя уже не удовлетворит. Понимаешь, что я имею в виду?

- Понимаю. Но я гоняюсь не за острыми ощущениями. А за тобой. Тебя мне более чем хватает…

- Это пока что…

- Откуда такая бездна оптимизма? Он просто заразителен. Пойду, пожалуй, собирать вещи…

Санса демонстративно вышла из машины, не оборачиваясь. И все же мог бы помочь…Как досадно, что он не идет, просто до слез… Это же последний шанс остаться вдвоём – а он решил поиграть в святошу. Вот упрямое чудовище…

- Пташка!

- Ну что тебе?

- Не плачь! Еще есть обратный путь…

- Иди в пекло!

- Я уже давненько там…

Санса зло шлепая ногами по мокрой поверхности асфальта и не менее промокшему ковру в предбаннике - и откуда тут-то берется вода? – проследовала в холл. Ей было слышно сквозь рев заводящегося мотора, как Сандор хохотал. Вот дурень, честное слово… Упрямый, как осел, дурень. Надо было бы его послать – но чемодан… И обратный путь… Санса облизнула пересохшие губы, на которых уже начинали образовываться корочки. Надо бы их все же чем-то помазать…

Когда она пришла в номер, тут же навалилась тоска. Отсюда ей не хотелось уходить…Тут произошло так много важного - все, чем она сейчас жила. Их первое объяснение… Вот тут, у столика, они впервые поцеловались… И балкон… Сансе стало так тошно, что она, не выдержав, утерла мокрый нос и полезла за своими сигаретами. Одну, последнюю, на балконе. Как дань памяти. Как рюмку – на посошок. Это было очень странно: казалось, вся их история была в самом разгаре, а Сансе на душу уже лезла, как ночной сумрак, неслышно, крадучись, затопляя сознание и сводя душу судорогами, ностальгия по вчерашнему – буквально - дню.

Вот тут она его ударила. Санса уже не помнила, за что. Ему было больно – а ей в десять раз больнее за этот жест. Словно она секла сама себя. Какое все же это странное чувство – такая любовь. Интересно – это так у всех или только у них? Все эти эмоции, противоречивые, захлестывающие одновременно, валом, похожие на те волны, что видны сейчас с балкона – быстрые, словно скользящие, серые гребни со странно розоватым отливом; издалека, с берега они казались незначительными, легкими - словно переливающийся шелк скользит по ветру, а попробуй поплавать в такой воде – сколько ты выдержишь против стихии? Пару минут от силы. Под поверхностью мутной воды тебя ждут невидимые водовороты, с дикой силой утаскивающие тебя на дно – только опусти ноги… И вот уже накатила усталость – хочется сдаться, расслабиться – и пусть уже тащит туда, в глубину, в темноту, в забвение… В небе все равно нет ни просвета – все серо, непроницаемо – а в глуби неожиданно отыщется тепло, загорится подводным солнцем неведомый призрачный свет… Надо только научиться дышать под водой в полную силу…

Санса облокотилась на мокрую перегородку лоджии и заплакала. Дождь смешивался с ее слезами, смывая их с лица прочь, струясь по щекам своим собственным, нескончаемым горем. Дождь плакал о солнце. Он истощится, умрет – и только тогда солнце покажет свой лик. Через смерть – к жизни… Как грустно… Как верно… Есть ли другие варианты? Когда жизнь ведет жизнь – минуя смерть? Хотелось бы верить…

Когда она окончательно промочила платье, и волосы уже начали плакать своим собственным потоком, неприятно щекоча и так замерзшую шею, Санса решила, что горевать уже хватит. Иначе она простоит тут весь вечер, простудится и только усложнит и так непростую ситуацию. Как бы было приятно залечь с простудой тут, в номере. И чтобы Сандор тоже заболел. Весь день валяться в кровати, заказывая еду в номер… Смотреть, как игра теней меняет лица и тела в зависимости от времени суток… Говорить ни о чем. Спать в неурочное время. И не спать тоже… Кто знает – что еще? Что они упускают в этой жизни, что для других легко и просто, а для них – под запретом? Принять душ вместе? Встретить рассвет? Стараться не будить друг друга – в любом случае, время есть и завтра будет другой день? А у них был только этот. И его уже не было… Санса рванула собираться, выгребла те немногочисленные вещи, что успела разобрать с момента переезда из старого номера… Опять эта дурацкая сумка с лекарствами. И разве паспорт лежал не там? Вот он, с другой стороны. Видимо, съехал, пока она его трясла в чемодане. Нет, этой сумке стоило сказать спасибо. Не будь ее – и сидела бы она себе сейчас в старом номере, болтая через загородку балкона с Оленной. Да, ее чудесная, язвительная «фея крестная». Надо к ней забежать, когда закончит с делами…

Вот уже и все. И этот номер осиротел. Теперь ей предстояло войти побирушкой в теткин дом. Где Джоффри. Где были спрятаны все ее самые неприятные воспоминания этого лета… Где был Сандор – на расстоянии вытянутой руки, но недостижимый, неприкасаемый… Что за мерзкое мучение им предстоит? И тут Санса неожиданно для себя решила – плевать ей на Серсею. Плевать на Джоффри. И на весь свет. Если ей захочется – она не станет дрожать за закрытой дверью, ожидая визита кузена. Она сама отправится наносить визиты. Тому, кто ей нужен. Тому, кого она хочет, кого выбрала она – а не родственники, обстоятельства, финансы и прочее совершенно никчемное в данном контексте дерьмо. Как там Оленна сказала – она уже женщина. И пора думать своей головой. Или хотя бы доказать себе – и ему - что она у нее есть, как и свободная воля. Пора перестать плакать – коли мир только и ждет от нее этого, она - назло - будет смеяться…

Санса взяла с постели ту самую сорочку Сандора, что он ей одолжил. Или подарил? Нет, теперь она ее не вернет, это уж точно. Должно же ей что-то остаться на память…Когда его не будет рядом, дома. Когда взлетит этот треклятый самолет – все, что у нее останется – этот кусок ткани. Пахнущий им. Пахнущий ей. На нем, как на подобии папируса, была записана их песня. Та, что, он полагал, не должна была родиться. Зачатая в тайне, песня-бастард. Все эти названия ничего не стоили. У нее было только это. Это – и обратный путь… Последним предосенним крылом – боль и радость на лезвии взлета…