– Не уверен, что понимаю вас. Вы о сеньоре Арройо говорите?
– Об Ане Магдалене. Перед которой я преклоняюсь. И мне не стыдно в этом признаваться. Вы бы тоже, небось, если б преклонялись перед женщиной, пошли бы за ней на край света, а?
– Музей – это не край света, прямо скажем. А как сеньор Арройо относится к вашему преклонению перед его женой?
– Сеньор Арройо – идеалист, я вам сказал уже. У него голова невесть где, в небесных сферах, где витают числа.
Ему, Симону, этот разговор приелся. Он не приглашал этого мужчину откровенничать.
– Мне пора, есть одно дело, – говорит он.
– Я думал, вы хотели посмотреть живопись эстрелльской школы.
– В другой раз.
До конца школьного дня еще не один час. Он покупает газету, садится в кафе на площади, заказывает чашку кофе. На первой странице фотография пожилой пары с исполинской тыквой из их огорода. Она весит четырнадцать килограммов, сообщает заметка, и побивает предыдущий рекорд почти на килограмм. На второй странице криминальная хроника описывает похищение газонокосилки из сарая (незапертого) и вандализм в общественном туалете (разбили рукомойник). Развернуто приводятся материалы заседаний муниципального совета и его многочисленных подкомитетов: подкомитета по бытовому обслуживанию, подкомитета по дорогам и мостам, подкомитета по финансам, подкомитета, занятого организацией грядущего театрального фестиваля. Далее – спортивные страницы, с предвкушением апогея футбольного сезона – скорой схватки команд Арагонсы и Северной Долины.
Он просматривает колонки вакансий. Укладчик кирпича. Каменщик. Электрик. Бухгалтер. Чего он ищет? Легкой работы, возможно. Садоводство. Портовые грузчики, разумеется, не требуются.
Расплачивается за кофе.
– Есть ли в городе Центр переселения? – спрашивает он у официантки.
– Само собой, – отвечает она и объясняет, где это.
Центр переселения в Эстрелле – совсем не такой громадный, как в Новилле: всего-то тесное бюро в переулке. За столом – бледноликий, довольно скорбного вида молодой человек в клочковатой бороде.
– Добрый день, – говорит он, Симон. – Я недавно прибыл в Эстреллу. Последний месяц с небольшим трудился в долине, разнорабочим – в основном собирал фрукты. Сейчас ищу что-нибудь более постоянное, желательно – в городе.
Конторщик извлекает каталожный ящик и ставит его на стол.
– Кажется, что много, а на самом деле большинство карточек недействительно, – сообщает он доверительно. – Беда в том, что люди не сообщают нам, когда вакансия уходит. Может, вот это: химчистка «Оптима». Знаете что-нибудь о химической чистке?
– Ничего, но дайте записать адрес. А нет ли у вас чего-нибудь более физического – на свежем воздухе?
Конторщик пренебрегает этим вопросом.
– Кладовщик на складе запчастей. Интересует? Никакого опыта не требуется, главное – управляться с цифрами. Вы умеете управляться с цифрами?
– Я не математик, но считать умею.
– Как я уже сказал, обещать, что вакансия все еще открыта, не могу. Видите, как чернила поблекли? – Он подносит карточку к свету. – Это значит, что карточка старая. Или вот это? Машинистка в юридическую контору. Печатать умеете? Нет? Тогда вот еще: уборщик в художественном музее.
– Эта вакансия ушла. Я знаю человека, который ее занял.
– А переобучение не рассматриваете? Возможно, это для вас лучший вариант: записаться на курсы и переучиться на новое ремесло. Пока обучаетесь, пособие по безработице будете получать.
– Я подумаю, – говорит он. О том, что о своей незанятости куда надо не сообщал, он не упоминает.
Приближается три часа пополудни. Он возвращается к Академии. В дверях – Дмитрий.
– За сыном явились? – говорит Дмитрий. – Я непременно тут, когда малыши выходят с занятий. Наконец-то свободны! Такие они оживленные, столько в них радости! Ощутить бы опять эту радость – хоть на минуту. Я из своего детства не помню ничего – ни минуты. Полная пустота. Скорблю об этой утрате. Детство – оно заземляет. Дает корни в мире. А я как дерево, которое выкорчевало бурей жизни. Понимаете, о чем я? Вашему мальчику повезло – у него есть детство. А у вас? Было у вас детство?
Он, Симон, качает головой.
– Нет, я прибыл полностью взрослым. Увидели меня – и сразу записали в пожилые. Ни детства, ни юности, ни воспоминаний. Смыло начисто.
– Ну, что проку тосковать. У нас по крайней мере есть счастливая возможность быть рядом с молодыми. Может, толика их ангельской пыли и в нас вотрется. Чу! Конец танцам на сегодня. Сейчас будут возносить благодарение. День всегда заканчивается благодарственной молитвой.
Они вместе прислушиваются. В молчание просачивается тихое гудение. А затем двери Академии распахиваются, и дети несутся вниз по лестнице, мальчики и девочки, светленькие и темненькие.
– Дмитрий! Дмитрий! – кричат они, и через мгновение Дмитрий окружен со всех сторон. Он сует руки в карманы и извлекает горсти конфет, которые швыряет в воздух. Дети бросаются на сладкое. – Дмитрий!
Последними рука об руку появляются сеньора Арройо и, глаза долу, смирен необычайно, Давид – в золотых туфлях.
– До свиданья, Давид! – говорит сеньора Арройо. – Завтра утром увидимся.
Мальчик не отвечает. Когда они садятся в машину, он забирается на заднее сиденье. Через минуту он уже спит – и не просыпается вплоть до самой фермы.
Инес ждет их с сэндвичами и какао. Мальчик ест и пьет.
– Как прошел день? – наконец спрашивает она. Нет ответа. – Ты танцевал? – Он рассеянно кивает. – Покажешь нам потом, как ты танцевал?
Не ответив, мальчик забирается на верхнюю койку и сворачивается клубком.
– Что такое? – шепчет Инес ему, Симону. – Что-то случилось?
Он пытается ее успокоить.
– Просто ошалел немножко, вот и все. Он целый день провел среди незнакомых людей.
После ужина мальчик более разговорчив.
– Ана Магдалена учила нас числам, – говорит он им. – Показала нам Два и Три, и ты, Симон, ошибался, и сеньор Роблес тоже ошибался, вы оба ошибались – числа в небе есть. Они там живут, вместе со звездами. Их нужно позвать, и тогда они спустятся.
– Это вам сеньора Арройо сказала?
– Да. Она показала нам, как позвать Два и Три. Один позвать нельзя. Один спускается сам.
– Ты нам покажешь, как позвать эти числа? – говорит Инес.
Мальчик качает головой.
– Нужно танцевать. И нужна музыка.
– А если я включу радио? – спрашивает он, Симон. – Может, там будет музыка, под которую танцевать.
– Нет. Это должна быть особая музыка.
– А что еще сегодня происходило?
– Ана Магдалена дала нам печенье и молоко. И изюм.
– Дмитрий сказал мне, вы молитесь в конце дня. Кому вы молились?
– Это не молитва. Ана Магдалена дает звук арки, и нам нужно с ним сонастроиться.
– Что такое «арка»?
– Я не знаю, Ана Магдалена нам не дала посмотреть, говорит, это тайна.
– Очень загадочно. Я у нее спрошу, когда в следующий раз увижу. Но, судя по всему, день у тебя получился хороший. И все благодаря доброте сердец сеньоры Альмы, сеньоры Консуэло и сеньоры Валентины, что они приняли в тебе участие. Академия Танца, где ты учишься призывать числа со звезд! И где ты получаешь печенье и молоко из рук пригожей дамы! Как же нам повезло, что мы оказались в Эстрелле! Согласен? Представляешь, какой ты везучий? Вот так благодать, чувствуешь?
Мальчик кивает.
– Я-то вот точно чувствую. Думаю, мы, должно быть, самая везучая семья на свете. А теперь пора почистить зубы, лечь спать и хорошенько выспаться, чтобы утром у тебя снова были силы танцевать.
День приобретает новый распорядок. В шесть тридцать он будит мальчика и кормит его завтраком. В семь они уже в машине. На дорогах транспорта немного, и у Академии он высаживает мальчика задолго до восьми. Затем оставляет машину на площади и следующие семь часов безнадежно скитается в поисках работы, или осматривает квартиры, или – чаще всего – просто сидит в кафе и читает газету, пока не приходит время забрать мальчика домой.
