- Как вы знаете, - начал директор негромко, но все, кто был в Зале, мгновенно обернулись к нему. - Как вы знаете, весной 1945 года был побежден Гриндевальд. К сожалению, в силу различных обстоятельств, - Дамблдор лукаво покосился в сторону Макгонагалл, и она приняла безмерно строгий вид, - мы не смогли вовремя отметить годовщину этого события. Однако, как мне кажется, не нужно точности в датах, чтобы чтить память героев, сражавшихся с ним, многие из которых были не старше вас. Поэтому в этом месяце после экзаменов мы проведем Рождественский бал в честь победы над Гриндевальдом и в честь вашей прекрасной, неповторимой юности, друзья.
Мальчики в большинстве своем встретили новость сдержанными улыбками. Только Питер Петтигрю расстроенно забормотал, что ему нечего надеть и танцевать он не умеет. Зато Нелли и Джуди завизжали от восторга и кинулись обниматься, Марлин очень выжидающе посмотрела на Сириуса, и за другими столами девичьи лица все ярче расцветали счастьем. А Лили не радовалась. Она мечтала когда-то танцевать с Джеймсом, но ведь он не пригласит её. Он пригласит Пенни.
========== Глава 42. Бал ==========
Декабрь проходил в неприятной атмосфере всеобщего волнения по пустяковому поводу. Собственно, в другое время Лили, возможно, повод пустяковым бы не сочла и охотно приняла бы участие в предпраздничной радостной суете (из-за которой, к неудовольствию Макгонагалл, ученики совсем позабыли о занятиях). Сейчас же, едва она слышала очередной девичий щебет о том, кто кого пригласил на бал или какое лучше надеть платье, испытывала сильнейшее желание снять с факультета легкомысленной девицы кучу баллов. Сама Лили, естественно, ни на какой бал идти не собиралась. Что там может быть интересного? Джеймс будет танцевать с Пенни-Черри… Может быть, вальс, или, что хуже - танго. На спаренных с Хаффлпаффом занятиях, когда Джеймс, сидя всего через три парты, украдкой обнимал за талию Пенни и что-то шептал ей на ушко, Лили давилась слезами, иногда смахивая влагу с глаз, чтобы не закапать пергамент.
И вот, когда она сообщила уже всем подругам, что на бал не пойдет, явилась судьба в скромном облике Ремуса Люпина и распорядилась по-своему. Патрулируя с Лили коридоры Хогвартса, Люпин, всего пару раз заикнувшись и почти не покраснев, попросил, как он выразился, “оказать ему честь” и пойти на праздник с ним. Даже поклонился слегка. Отказать ему было неловко - и Лили согласилась. А все оставшееся время мысленно ругала себя: и за то, что теперь придется-таки смотреть на Джеймса с Пенни, и за то, что навязалась Люпину, а сама-то и танцует кое-как, и платья-то праздничного у нее нет. Парадные туфли - белые лодочки - были, а о бальном платье ни она, ни её родители, разумеется, не подумали: все эти годы в нем не было нужды.
Вернувшись в гостиную, Лили заставила Марлин оторваться от волшебных шахмат, в которые последнюю учил играть Сириус (неизвестно, кстати, зачем - Марлин отлично играла сама), утащила в спальню девочек и объяснила, во что успела ввязаться. Относительно танцев Маккиннон только посмеялась: - мол, половина Хогвартса не знает, на сколько тактов вальс - а насчет платья призадумалась.
- В Хогсмиде магазинов одежды нет. Можно, правда, взять платье на прокат, в Хогвартсе есть такая услуга, но подумай, сколько раз это старье надевали до тебя. У тебя ведь есть какие-то деньги? Поговорим с Макгонагалл, думаю, она войдет в положение и отпустит нас к мадам Малкин.
- Несовершеннолетних?
- Я свяжусь с Люси, договорюсь, чтобы она нас сопровождала.
Вероятно, Марлин и Лили были не первые, кто обратился к Макгонагалл с подобной просьбой, потому то, поворчав, что Дамблдор придумал способ отвлечь студентов от занятий, она с крайне недовольным видом посещение Косого переулка разрешила. В ближайшее воскресение в Хогвартс явилась Люси Маккиннон, забрала падчерицу с подружкой и через камин “Сладкого королевства” переправилась с ними в Косой переулок.
…Никогда прежде Лили не видела этого места зимой и поразилась пряничной сказочности, которой придал ему кружевами укрывший витрины снег, озаренный декабрьским несмелым солнцем. Румяные от холода волшебники, отряхивавшие плечи и шляпы от сыпавшегося с крыш инея, сплошь выглядели добродушными отцами и почтенными матерями семейств, только и мечтающих поскорее и повеселее встретить Рождество. За стеклами уже мерцали наколдованными огоньками наряженные ели.
Люси - ей в этом году исполнилось тридцать пять - поправилась, стала бодрее, уверенней и уже не так заметно хромала, а может, походку скрадывала тяжелая зимняя мантия. Женщина доставала падчерице только до плеча, о чем та не преминула пошутить, но Люси лишь добродушно отмахнулась. Вообще, кажется, в волшебном мире она за время замужества успела замечательно освоиться: в магазин мадам Малкин вошла, словно в квартиру к старой знакомой, расцеловалась с хозяйкой, подвела к ней Лили и спокойно объяснила положение.
- Ах, Дамблдор, старый хулиган, - засмеялась мадам Малкин. - Умеет же создавать людям трудности. Да, моя прелесть, вы едва успели: бальные платья почти все раскупили. Правда, осталось одно, и мне кажется, это именно то, что вам нужно…
Платье светлого мятного оттенка, с пышной юбкой до щиколотки действительно казалось “именно тем, что нужно”. И по цене подходило вполне, правда, Лили сильно подозревала, что пару галлеонов Люси прибавила из собственного кармана.
В тот день ей еще запомнилось, как из цветочной лавки рядом с магазином мадам Малкин вышел с букетом в руках молодой человек, в котором они с Марлин узнали Джона Грина. Букет, по их представлениям, мог предназначаться только Мэрион Риверс: Джон выпустился, но продолжал переписываться с девушкой, и неудивительно, если он назначил ей свидание в Хогсмиде.
- Вот счастливица-то, - хихикнула Марлин. - Никогда бы не подумала, что ей тоже будут дарить розы.
Лили промолчала. В Мэрион она видела косвенную виновницу того, что Джеймс остался с Пенни, и потому напоминание о счастье Риверс подействовало неприятно.
А неделей позже стало ясно, что завидовали девушки зря. В “Ежедневном пророке” появилась заметка о дате, на которую назначена помолвка Джона Грина с Батшебой Фергюссон.
За хаффлпаффским столом Пенни-Черри зачитала заметку вслух и спросила Мэрион, рада ли та за друга. Та спокойно ответила, что рада весьма, но после завтрака долго рыдала в туалете, на подоконнике. Там её и утешавшую её Алису и застала Лили.
Мэрион уронила на пол очки, закусила стиснутые пальцы, но взрывы плача так сотрясали худенькие плечи. Алиса, обнимая её, шептала:
- Тише. Так бывает, он разлюбил. Надо смириться, что же еще делать.
Риверс замотала головой.
- Он писал, что ждет меня… Только и ждет, когда я закончу Хогвартс…Как же так, зачем было обманывать…
- Может, он и не обманывал. Он в самом деле надеялся, что вы поженитесь, но ему вдруг понадобились деньги, и негде было их достать… мало ли, на что - может, мать заболела.
- Никакая мать у него не болела, - Лили больше не могла слушать утешительно-слащавый бред. - Грин еще в Хогвартсе бегал за этой Фергюссон, все упрашивал, чтобы на его протащила в Клуб слизней. А она ему однажды посоветовала научиться ухаживать за девушками. Потренироваться на ком-нибудь, кто его не оттолкнет. На самой некрасивой.
Алиса беззвучно ахнула. Мэрион подняла обезображенное слезами лицо, посмотрела на Лили остро-больными глазами, подняла очки, деловито умылась и молча вышла. Алиса продолжала в ступоре глядеть на Лили.
- Зачем ты… - выдавила она наконец. - Зачем ты ей это сказала?
Лили пожала плечами.
- Пусть знает правду. Разве лучше, чтобы она обманывала себя?
- Она может перестать верить в то, что достойна любви. Как ты не понимаешь.
- А может, так и лучше? - Лили криво усмехнулась, сама не понимая, что за холодная черная злоба застилает душу. - Стоит ли ей верить в это?
- По-твоему, таких не стоит любить? - спросила Алиса очень тихо.
