- Северус, я замужем, - Лили, отпустив наконец его руку, машинально коснулась кольца.

- Ну так уезжай с Поттером! – на острых скулах выступили пятна. – Бегите. Хватит играть в героев.

- Мы не играем в героев. Мы сражаемся за добро и справедливость.

Севрус театрально взмахнул руками.

- Ха! Что вы в этом понимаете, в конце концов?

- А что ты понимаешь? Ты даже в зле не понимаешь ничего, если вытащил меня из огня и продолжаешь считать себя Пожирателем смерти.

- Хорошо, - вдруг смягчился Северус. - Хорошо. Не надо никому ничего понимать. Просто уезжай, с Поттером или без, как хочешь – но спасайся.

- Нет. Я делаю, что считаю должным.

Он слабо махнул рукой и как-то вразвалочку пошел к воротам, которые были уже совсем близко. Лили снова догнала.

- А почему не хочешь уехать ты? Тебе в самом деле нравится? Или ты боишься? – он не отвечал. – Северус?

Он шел, не останавливаясь, и Лили, снова схватив его за руку, вдруг обняла его и поцеловала. Выскользнув от нее, он перешел на бег и быстро скрылся за белыми деревьями.

========== Глава 73. Двадцать лет ==========

Лили покрутила заколку в руках. Сегодня захотелось побаловать себя хоть самой мелкой обновкой – и кажется, она придумала, как. Взмах палочкой - и грубая поделка, подарок Северуса, превратилась в изящную длинную шпильку, украшенную стеклянной черной розой. Довольная, Лили закрепила шпилькой волосы.

Было рано, даже еще не рассвело, Джеймс крепко спал, а Лили что-то плохо стала спать по утрам: беременные чудят по-разному. Она положила руку на живот, едва заметно оркуглившийся.

- У мамочки сегодня день рождения, олененочек. Мамочке сегодня двадцать лет.

Как-то на прогулке Джеймс, желая сделать Лили сюрприз, предстал перед ней в анимагической форме. Прекрасное и трогательное зрелище: грациозный олень с великолепными рогами возник перед Лили посреди зимнего леса, подошел и ласково ткнулся влажной мордой ей в ладонь. И они шли дальше, долго шли по белоснежным переплетением ветвей – копыта мягко ступали по запорошенной дорожке. С тех пор ребенка своего она не называла иначе, как олененком, а в Джеймсе в её глазах появилась особая грация, будто каждый раз, ступая, он невесомо шел по снегу.

А сегодня был у Лили был день рождения. Она сомневалась, что будут отмечать: в прошлый раз они с Джеймсом просто посидели в местном пабе. Она толком не отошла от смерти родителей и переделки в Косом переулке, праздник устраивать не хотелось. Сейчас же душа жаждала праздника, словно не насытилась им на Рождество, хотя Лили уговаривала себя, что отмечать двадцать лет совсем не обязательно.

Её как-то торопились поздравить: уже прислали открытки Алиса и Мери, от Петунии по маггловской почте пришла кошмарнейшая ваза, Слизнорт прислал пластинку с несколькими ариями, сборник стихов Эдгара По принесла сова от Люпина. Относительно Марлин Лили не сомневалась: подруга поздравит обязательно – а вот Джеймсу, пожалуй, придется напоминать. Пока завтрак ему готов, дома сидеть скучно – может, прогуляться по утренней деревне? Но в гостиной полыхнул камин, пришлось спуститься и ответить.

Оказалось, на связь вышла Марлин.

- Привет, ты не занята? Слушай, мне надо срочно с тобой встретиться в Косом переулке. Переправься через камин в «Дырявый Котел».

Лили так привыкла слышать тревожные вести, что беззаботное лицо встретившей её подруги озадачило.

- Ничего не случилось? Зачем же…

- Просто так, - хмыкнула Марлин. – Почему что-то обязательно должно случиться? Лили, нам с тобой по двадцать лет – неужели мы не можем просто выбраться в свободный день в Лондон и прогуляться?

Лили смущенно покраснела, огляделась вокруг. Лысый бармен в фартуке наливал сливочного пива кудрявой ведьмочке с черными беличьими глазками, рядом расслаблялись после ночной смены два аврора. Тощий петушащийся мальчонка фальцетом спрашивал, сколько стоит бутылка огневиски. Точно, жизнь продолжалась, и не сказать, что страна тонет в войне. А Марлин как принарядилась: под мантией – белое платье и алое болеро, алая шляпка с вуалеткой, помалу в тон.

- Какая ты сегодня…

- Соответствую мероприятию. Идем на выставку художника-абстракциониста. Да, Лили, у магов они тоже бывают.

Примерно в это время старик трактирщик в «Кабаньей голове» удосужился наконец протереть стойку, ставшую уже липкой от грязи. Не сказать, чтобы чистая публика у них останавливается, а все же неловко. Брат сегодня придет, осмеет еще, острослов старый.

Хоть трактирщик и дал себе слово не вмешиваться в дела постояльцев, однако грош была бы ему цена, если бы он за ними не наблюдал тайком – особенно в такое время. Что сказать? Публики в ранний час мало, и вся знакомая. В углу местный растлитель шепчется с сутенером. Содержатель абортария в Лютном сидит у окна и спешно набивает рот картошкой: к нему, верно, кто-то должен прийти. Шпик из Министерства дремлет в углу, загримированный бродягой. Э, а вон и цыганка спустилась.

Это так трактирщик про себя новую постоялицу прозвал. Лицом-то она, конечно, на цыганку не похожа, но наряжается, словно подражает: шаль пестрая, браслеты, серьги тяжелые. И при этом – очки круглые, выпуклые, как у учительницы в каком-нибудь маггловском фильме. Глядеть и смех и грех, а ведь молодая, и если б не все эти тряпки, не сказать, что дурна.

Так, еще один клиент образовался - не постоялец, скорей, просто выпить зашел… Э, нет. Сделал знак содержателю абортария. Тот доедает и уходит наверх, а новый все еще сидит. Кажется, он тут не первый раз. Ну точно, осенью еще приходил, и к тому же содержателю. После ухода вонь в номере стояла невыносимая. Верно, зелья ему прямо на месте варил.

Новый, посидев и подождав, тоже шмыгает наверх. Трактирщик с омерзением разглядывает сутулую спину и острые, даже из-под зимней мантии торчащие лопатки. «Еще мальчишка, а вон чем зарабатывает. Вожжой бы таких учить. Совсем ведь им плевать, на чем деньги-то делать». Вожжа у трактирщика имелась – Хагрид однажды заложил. Выкупать не стал, а на бойком месте все сгодится: хоть бы тех же разбуянившихся клиентов прогонять. В обход трактирщик отправлялся только с ней: действует не хуже Ступефая, если вдарить как следует.

На выставке Лили и Марлин пробыли почти до полудня: все не могли насмеяться на странные движущиеся фигуры, на кособоких кошек и змееобразных гиппогрифов, завывавших с полотен. На взгляд Лили, художник оказался скорее примитивистом, но, в принципе, это не так уж было важно. После они с Марлин снова выпили кофе и перекусили: желудок Лили, с утра некормленый, жалобно хныкал, и она опасалась, что ребенок внутри тоже обидится. За ланчем удалось уговорить подругу отправиться с ней в Годрикову Впадину: Лили хотела посоветоваться насчет выбора детской. Планировалось отвести под нее одну из гостевых комнат – ту самую, где Лили останавливалась, приезжая на Рождество на седьмом курсе; комната подходила прекрасно, но все же чем-то будущей матери не нравилась. От Марлин требовалось развеять или подтвердить сомнения.

Но получилось иначе. Выйдя из камина, Лили вздрогнула от грохота аплодисментов. Перед ней полукольцом стояла почти вся молодежь из Ордена, и здесь же были Мери, постройневшая и непривычно элегантная, хоть и в спортивном стиле, Джуди Браун, распустившая волосы по плечам – и все они, хлопая в ладоши, скандировали:

- С днем рождения! С днем рождения!

Потом хором запели традиционную поздравительную песню. От прочих отделились Джеймс с букетом белых роз, Сириус и Питер с бокалами шампанского. Муж, подойдя к Лили, нежно поцеловал её и вручил цветы, между тем как его друзья наперебой выкрикивали:

- За нашу умницу! За нашу красавицу! За самую приветливую! За самую радушную! За самую рыжую! За самые зеленые глаза!

Последнее выкрикнул Питер, и Лили умиленно расцеловала его в бледные пухлые щеки.