Литмир - Электронная Библиотека

Кажется, она провела в больнице около трех недель. Алиса навещала её, но Лили со дня покушения на Крауча с Риверс не виделась: та больше не появилась в Ордене.

[youtube]naXcMmrWgnM[/youtube]

========== Глава 69. Геллерт ==========

Использованы образ и идеи автора Korell. Эту главу посвящаю ему.

- Вам не кажется, что яблок достаточно? – Батильда подслеповато сощурила один глаз, наклоняясь над соковаркой.

- Еще немного. Иначе сок выйдет слишком сладкий, - Лили ловко очистила пару яблок от кожуры и покромсала ножом. Батильда недавно сообщила ей, что привыкла гнать сок маггловским способом, да вот зрение стало совсем плохое, так пожалуй, на сей раз на зиму она останется без сока вовсе. Лили, конечно, заверила её, что горю помочь очень просто, и в первые же свободные выходные явилась, чтобы помочь обрабатывать яблоки. Поставила в патефон пластинку русского композитора Шостаковича, от щедрот подаренную когда-то Слизнортом, и под размашистую тоску вальса взялась за дело.

Когда наконец управились и поставили сок, то хозяйка не могла не напоить гостью чаем, к которому на сей раз подала тосты с сыром и яблочный же пирог. Как часто бывало, Лили принялась читать ей вслух газету. На первом развороте была фотография в черной рамке: человек с красивым, но сухим, смутно знакомым лицом строго смотрел в объектив. «Скончался от несчастного случая Уинстон Гринграсс, глава одного из самых влиятельных чистокровных семейств Британии». Вспомнился услышанный летом разговор в кафе, печальный голос Энтони и тонкие пальчики Агнесс, гладящие его по запястью. «По предварительным данным, смерть наступила в результате несчастного случая. Около пяти вечера сын Уинстона Гринграсса, Энтони, обнаружил тело отца в саду. На трупе обнаружены следы змеиного укуса, в крови покойного имеются следы большой дозы змеиного яда. Подробности уточняются».

В несчастный случай, конечно, Лили не поверила. Итак, все было напрасно. Энтони женился, чтобы спасти отца – но не спас. Тетка Гестер подвела, что ли?

- Милочка, вы так молчите, словно вам что-то известно, - прокряхтела Батильда лукаво. Лили аккуратно отхлебнула чай:

- Уинстон Гринграсс… Он был Пожирателем смерти. Разочаровался, хотел их оставить, но…

- Но не вышло. Да, зло просто так не отпускает от себя, - Батильда взяла в руки газету, всмотрелась в лицо погибшего. – Несчастная семья эти Гринграссы. Во время войны с Геллертом старшая сестра Уинстона погибла ужасной смертью, а теперь вот и он…

- Во время войны? Она что, ушла на фронт? - Лили не ожидала такого от слизеринки и заранее почувствовала к ней уважение.

- Нет, - старушка вздохнула. – Было нападение не то на Хогвартс, не то на Хогсмид – подробностей я не помню. Не первое и не последнее… Да, чего я не могла простить Альбусу, так того, что он позволял детям умирать, только бы не вступать с Геллертом в дуэль.

Лили почувствовала некоторую злость – как всегда, когда Батильда заводила об этом разговор.

- Профессор Дамблдор – великий волшебник, - раздельно проговорила девушка. – Он не может быть трусом.

А перед глазами стояло нападение на Хогсмид, которому она сама стала свидетельницей – только не Нелли, падающая в сугроб, виделась ей на сей раз, а мертвая Изабель Крейл на руках у обезумевшего Айзека Гольдштейна. Золотые кудри рейвенкловки рассыпались по снегу, в прекрасных синих глазах навеки застыл ужас. Она услышала потом, как Айзек жаловался приятелю, Дирку Крессвеллу, что к концу каждого дня чувствует себя совершенно обескровленным.

- Почему сразу трусом? Упрекнете ли вы за слабость человека, замученного угрызениями совести? – и тут же покачала черепашьей головой. – А впрочем, я сама охотно упрекала когда-то. Да, милая, люди меняются во всем. Пройдет несколько лет, и вы простите человека, которого простить, как вам кажется, не можете, и враг станет другом…. Хорошо, если не друг - врагом.

- Вы осуждали Дамблдора? – спросила нетерпеливо Лили: разговор принимал неприятный для нее оборот.

- Да, голубушка, когда-то очень осуждала. Поймите, мне пришлось примириться даже не с тем, что маленький Геллерт, кровь от крови моей дорогой Маргарет, навеки погребен в тюрьме – а с тем, что он заслужил это. Конечно, я искала, кто должен бы разделить с ним камеру, и никто не представлялся мне более виновным в его падении, чем Альбус.

- Да чем же, чем? – вырвалось у Лили. – Неужели вы всерьез думали, что Дамблдор мог пристрастить Геллера к темной магии?

- Да, я думала так, - тон Батильды стал немного сухим. – Я винила невиновного. Кидайте камень, если считаете себя вправе.

Лили стало стыдно.

- Простите, - пролепетала она. – Я не хотела вас обидеть. Мне просто странно.

- Понимаю, - старуха кивнула. – Извольте, я расскажу с самого начала, иначе вы не поймете, пожалуй, да и вряд ли бы кто понял.

Она, шаркая, вышла и возвратилась с пухлым альбомом, обитым вытертым вишневым плюшем. Первой из старинных колдографий, извлеченных Батильдой, была изображавшая тоненькую белокурую девушку с кроткой улыбкой и нездоровым, нервическим блеском в глазах.

- Это ваша Маргарет? – тихо спросила Лили. Батильда кивнула, быстро заморгав. Отложила фото и достала другое: на нем та же белокурая девушка в подвенечном платье и фате с флердоранжем стояла рядом со статным, важным господином с тонкими усиками. Жених казался гораздо старше невесты.

- Маргарет с мужем, Эрвином фон Гриндевальдом, - рассказывала Батильда глухо. – У моей племянницы, знаете ли, всегда было слабое здоровье. В пятнадцать лет у нее обнаружили чахотку. Родители переселились с ней в Вену, лечили, как могли, но врачи говорили, что каждый год может стать для нее последним. Представляете, что значит в семнадцать лет уже ждать смерти? Моя Маргарет была мужественна. Она неизменно говорила родителям, что ей лучше, сама развлекалась и их развлекала, как могла. Она во все, чем занималась, вкладывала душу – в музицирование, рисование, танцы. И вот её встретил на балу этот австрияк…

- Вы не любили его? – спросила Лили осторожно.

- Не любила, - Батильда снова вздохнула. – Начать с того, что они были совсем не пара. Сами посудите, ей семнадцать, а ему – тридцать восемь, к тому же женат он никогда не был, что уже подозрительно. Родственник венгерских магнатов Эстрехази – неужели ему бы не нашлось невесты? Да и на балу, где они познакомились, случилось несчастье. У Маргарет открылось такое кровотечение, что вызванный врач опасался, как бы она не умерла прямо в том же доме. На следующий день Эрвин пришел к нему и спросил, сколько Маргарет осталось жить. Врач ответил, что пару месяцев. Вечером Эрвин сделал моей девочке предложение.

Лили вгляделась в фотографию новобрачных. На самом деле в них было нечто общее – то, что она сначала приняла за нервический блеск в глазах девушки. На лицах обоих – её, молодом и уже истощенном болезнью, на его, красивом и порочном – лежал отпечаток неуемной, необузданной жажды жизни. Такого жадного до воли, до буйства красок взгляда она не видывала даже у Сириуса.

Отчего-то вспомнились ей расстроенные скрипки и прихотливый перебор гитары, которые они с Джеймсом услыхали однажды, гуляя по Косому переулку. На углу «Флориш и Блоттс» стояли скрипач и гитарист – оба в ярких, но грязных рубахах, с нечесаными смоляными кудрями. Гитарист что-то пел на странном языке, но Лили увлекли не слова, непонятные ей, а бойкая, жгучая музыка – и Джеймса, видно тоже. Они остановились, а в следующий миг она задергала плечами, он щелкнул пальцами, а еще через мгновение оба пошли плясать на удивление всей улице. Лили играла плечами, чертила ногами прихотливый узор, Джеймс притопывал и щелкал, музыканты посвистывали, что-то одобрительно им покрикивая. Вокруг столпились люди, кто-то косился с презрением, но Лили ни до кого не было дела – такое упоение охватило её. Теперь то же упоение она видела в глазах двух светски – строгих людей.

122
{"b":"574972","o":1}