Знающая подходила к каждой девушке и заглядывала в глаза. От одних уходила почти сразу, у других задерживалась. По мере того, как она приближалась ко мне, руки мои начинало все больше потряхивать. Я точно знаю, что мне не о чем беспокоиться, но нервное напряжение не уходило, а лишь усиливалось.

Когда она подошла, я подумала, что сейчас упаду, настолько переволновалась, но стоило ей заглянуть в мои глаза, как дрожь прошла, вместе со всеми переживаниями. Меня не смущало даже то, что она слишком долго задержалась, высматривая что-то внутри моих глаз, внутри меня. Так стало спокойно.

Наконец, Знающая отвернулась и шагнула к следующей девушке. Я облегченно вздохнула, сама не знаю почему. Но, увидев прищуренный взгляд Алимы в мою сторону, снова забеспокоилась. С ее легкой руки на торги я могу попасть одной из первых, и тогда сбежать уже точно не получится.

Задумавшись, не заметила, что Знающая закончила с осмотром и теперь стояла возле Алимы о чем-то тихо споря с ней. В какой-то момент они обе замолчали и по очереди кивнули друг другу.

- Которая из них? - спросила Алима старую женщину.

Знающая повернулась к нам, и я встретилась с ней взглядом. Она смотрела в мои глаза. В ту секунду я все поняла, еще до того как она подняла руку и кривым морщинистым пальцем показала на меня. Это у меня она обнаружила магию. Из почти двадцати девушек я одна не буду участвовать в торгах, и можно было бы порадоваться, но как можно радоваться тому, что скоро умру. В пустыне не бывает других вариантов. Владеешь магией или имеешь дар - смерть. Никто не хочет из-за своей жалости привлечь джиннов.

- Вы ошиблись. Я не владею магией, - еле слышно выдавила я из себя.

- Знающая не может ошибаться, - твердо возразила Алима, при этом глядя на меня с сочувствием.

- Да, ты не владеешь магией. Но у тебя есть слабый, но все же дар. Этого достаточно, - сказала старуха хриплым голосом.

До этого стоявшие в оцепенении девушки, от этих слов сразу пришли в себя и дружно отступили от меня подальше, как от больной. Я же продолжала стоять на месте и смотреть на женщину, которая сейчас своими словами вынесла мне приговор.

- Вы знаете, что делать, - сказала она Алиме и пошла на выход.

Все продолжали стоять там, где и раньше, будто приросли к полу. Наконец, Алима очнулась. Показала помощницам очередность девушек и велела им передать Отуру, что торги можно начинать и подошла ко мне. Она молча смотрела на меня, только губы еле заметно шевелились, словно хотела что-то сказать. Взгляд ее по-прежнему выражал сочувствие. У меня даже чуть прибавилось симпатии к этой женщине из-за этого взгляда

- Пойдем, тебе нужно переодеться, - наконец сказала она.

- Можно я останусь в этом? - неосознанно сорвалось с моих губ.

Ее округлившиеся глаза выражали крайнее удивление. Но я продолжала молчать, не желая объяснять ей причины. Не стану ей признаваться, что хочу умереть красивой, вот в этом замечательном, невероятно прекрасном наряде, в котором впервые почувствовала себя девушкой, а не бесполым существом. И подвеску тоже не отдам.

Во взгляде Алимы промелькнуло сомнение, но через несколько секунд она кивнула, беря меня за руку, чтобы вывести из помещения. Перед выходом на улицу к нам подбежала рабыня и протянула Алиме белую накидку, думая, что та собирается куда-то идти. Алима взяла эту накидку и быстрым движением взмахнула ей, так, что ткань накрыла меня полностью. Я поначалу растерялась, но потом сдвинула накидку чуть назад и теперь она закрывала мою голову и тело, оставляя лицо открытым. Алима толкнула дверь и, держа меня за локоть, повела к высокому забору, за которым меня уже ждали крытые носилки.

- Лучше бы ты шла первой на торги, чем вот так, - тихо проговорила женщина.

Я промолчала. Не хотелось ничего говорить. Зачем? Слова не помогут. Что стоит жизнь одного человека, если при этом можно спасти множество других? Я все понимаю и принимаю. Не буду плакать, кричать и биться в истерике. Это не поможет. Если уж суждено умереть, то я хотя бы буду выглядеть красиво и вести себя достойно.

Раньше, когда видела, как наказывают рабов или приговаривают их к казне, то часто задумывалась, что чувствует человек, когда знает, что скоро должен будет умереть. Даже сейчас я этого не знаю. Я словно перестала чувствовать. Наверное, я еще не до конца осознала и будь у меня больше времени наверняка пришли и слезы, и крики, и истерика. А пока только сидела в носилках как статуя и не могла пошевелиться, словно оцепенела.

По бокам от меня шли охранники, по двое с каждой стороны. Не сбежать - сразу поймают. Нет смысла даже пробовать. И на помощь никто не придет. Наоборот, все только рады будут смерти человека, из-за которого могут явиться джинны.

Вот и начало приходить осознание того, что скоро меня не станет, что это конец моей такой скучной и короткой жизни. И мечты мои не воплотятся в жизнь: не попаду на родину мамы, не увижу снег и не станцую в этом наряде для любимого мужа. Слезы стоят где-то внутри и глаза остаются сухими. Наверное, это плачет душа, но никто не увидит моих рыданий. Я до конца останусь дочерью шейха, младшей принцессой Даррийей и буду держать голову высоко поднятой, чтобы был виден блеск желтого камня на моем лбу.