… Он настолько ушел в себя, что вздрогнул от неожиданности, когда над самым ухом громко зазвонил телефон.

– Слушаю, Смирнов, – сказал он. И снова фантасмагория…

– Это я… Не узнаешь?

Первый шок он испытал, когда в аэропорту впервые увидел, с кем ему предстоит лететь в Таджикистан. Почти все «комсомольцы-добровольцы» были по возрасту значительно старше его, выпускника школы-одиннадцатилетки. Некоторые уже явно выпали из комсомольского возраста. Небритые, опухшие морды, часто со следами шрамов. Специального рейса на Душанбе пришлось ждать долго. Большинство успело изрядно налакаться в аэропортовском буфете. Из пьяных разговоров Георгий понял, что многие уже не первый раз уезжают «за туманами» и прекрасно знают, что их ждет впереди. Работа под землей, на проходке – это добровольная каторга. Правда, если повезет, можно неплохо заработать. У него заныло сердце. Какого черта он затеял этот дурацкий побег, не проработав ни одного дня в своей жизни? Поступал бы, как все, в институт… Что ему делать там, с этими бандитами?

В самолете, на высоте шесть тысяч метров, его ждал очередной шок. Уполномоченная обкома комсомола, кокетливая девица лет двадцати пяти, которая сопровождала их на стройку, прямо в самолете провела собрание и неожиданно предложила избрать именно его, Георгия Смирнова, секретарем временной комсомольской организации, то есть как бы главным среди этой сотни головорезов. Яростные попытки Георгия отказаться от столь «лестного» назначения потонули в хоре пьяных одобрительных голосов «комсомольцев-добровольцев» – им было все абсолютно по фигу. Выбор именно Георгия, видимо, предрешенный заранее, легко было понять. Очевидно, только у одного Смирнова и была незапятнанная биография вчерашнего школьника, да еще с предательской записью – «член комитета ВЛКСМ школы». То, что он – единственный из этой сотни молодых и не очень молодых людей – не имел ни одного дня рабочего стажа, в расчет не брали.

Самолет сел сначала в Ашхабаде. Им объявили, что Душанбе закрыт по погодным условиям и здесь, в аэропортовской гостинице, предстоит провести ночь. Желающие могли прокатиться до города. Смирнов думал уехать в город в одиночку, но с ним увязалась новая «коллега» – уполномоченная обкома. Еще в автобусе крепко прихватив Георгия под руку, она начала рассказывать, как безумно любит… его отца. Смирнову все стало ясно. Отец Георгия был известным в городе лектором и кем-то вроде партийного куратора комсомольских развлекательных мероприятий, с которых неизменно возвращался навеселе. Очевидно, кроме жесткого разговора с сыном по поводу его дурацкой идеи, отец предпринимал шаги, чтобы и в обкоме комсомола воспрепятствовали поездке. Только получилось все с точностью наоборот – Смирнова «по блату» сделали секретарем. Жора стал выговаривать Верочке – так звали уполномоченную – свое возмущение. Она же лишь смеялась и говорила, что ничего изменить нельзя – его фамилия уже неделю как передана в Нурек. Собрание было лишь формальностью.

Ашхабад, столица самой заштатной республики Союза, удивил своим богатством, гранитной облицовкой домов и фонтанами. Верочка сама купила мороженое и потащила на скамейку в какой-то сквер. Она явно флиртовала с ним, хотя была куда как старше. Пару раз она обмолвилась, назвав его Борисом. Это было имя отца и Георгий дофантазировал ситуацию. Вдруг он страшно обозлился. И на себя – ведь он мог бы сдать экзамены и уже несколько дней сидеть на лекциях в институте, и на отца, который не смог его отговорить от этого идиотизма, или хотя бы попросту запретить обкомовцам выдавать ему путевку. Он был зол на весь мир, но мог выместить эту злость только на Верочке. От бессилия он решился.

– Посиди здесь пять минут, – сказал он ей. – Мне нужно в туалет.

На самом деле ему нужно было выпить стакан вина, а еще лучше два. Весь его куцый сексуальный опыт заключался в двух сценах после затяжных выпивок на вечеринках, и он решительно не представлял, как трезвым можно тащить женщину в постель. Хотя и понимал, что Верочка ждет от него именно этого.

Он выпил в соседней забегаловке залпом два стакана вина, купил с собой бутылку и, повеселевший, вернулся в сквер.

– Поехали в аэропорт, комсомольская радость моя.

Верочка удивилась перемене:

– Может, еще побродим по городу?

– Скоро стемнеет. Здесь темнеет быстро. Заблудимся. Поехали сейчас же.

В верочкином номере, который она занимала одна, прикрепив на дверь табличку «Штаб. Нурекская ГЭС», он сразу стал ее раздевать. К счастью Георгия, Верочка была абсолютно послушной, иначе бы его решимости на шальной поступок не хватило. В дверь несколько раз стучали, но они не открыли.

Наутро в самолете мужики смотрели на Смирнова с явным одобрением, и это его приободрило: «Может быть, они только выглядят бандитами?» Но уже в Душанбинском аэропорту, где их самолет поздним вечером ждали крытые грузовики, почему-то именовавшиеся на стройке как «грузотакси», Смирнова ждал новый шок. Он узнал, что «делегирован» в состав горкома комсомола и является, ни много ни мало, не освобожденным заместителем секретаря головной организации стройки. Словом, ни проработав ни часа, он уже крупная шишка на «Всесоюзной ударной», где и секретарь – ни секретарь, а «уполномоченный Центрального Комитета ВЛКСМ». Он снова стал ненавидеть Верочку и даже не поцеловал ее на прощанье – та улетала обратным рейсом на родину.

Но у всей этой истории – Георгий был уверен – будет жалкий конец уже в первые полчаса работы, как только все увидят, что и лопату он в руках держать толком не умеет. И этот момент неминуемо пришел через день после приезда.

…Кто-то умный из начальства предложил не распылять большинство новых «добровольцев» по всей стройке, а направить их на только созданный участок. Бить туннель, которого еще не было. Несколько «грузотакси» долго ползли вверх по одному из ущелий, пока, наконец, не показалась отвоеванная у горы площадка. С одной стороны площадки была пропасть глубиной метров сто, с другой – отвесная скала, на которой мелом нарисовали контур будущего туннеля. Кроме линии электропередач и трансформаторной подстанции, да еще стоящего поодаль сварочного аппарата, ничего на площадке не было.

Вот тут-то все и началось. На площадку, натужно рыча, взобрался громадный трейлер. На своей спине он нес внушительных размеров экскаватор. Трейлер опустил ноги-опоры и все, кто был на площадке, стали таскать под его задние колеса камни, готовя съездной путь для экскаватора. Протянули фал – питающий кабель экскаватора – до подстанции. Подключили его. Громадная машина ожила и двинулась вперед. И… началась роковая цепь случайностей. Видимо, среди вновь прибывших хватало таких же неумех, как Георгий. Никто не заметил, что фал лежит на пути движения траков экскаватора. Он наехал на него, вспыхнули искры – и огрызок фала отлетел в сторону. Неуправляемый экскаватор медленно покатился к пропасти, набирая ход.

…Когда потом на участке обсуждали инцидент, выяснилось, что за рычагами экскаватора тоже сидел новичок, только что окончивший курсы. Экскаватор был электропневматическим. Как только машину подключили, машинисту нужно было сразу накачать воздух в компрессор. Тогда бы и в обесточенном экскаваторе все равно бы сработали тормоза. Он этого не сделал. Был и другой вариант его действий – в аварийном режиме сбросить вниз ковш экскаватора. Ковш бы уперся в породу и машина остановилась. Но совершенно растерявшийся экскаваторщик дергал за рычаги неработающей пневматики, а машина катилась к пропасти, ускоряя движение. Вокруг нее суетилось десяток человек. Пытаясь остановить экскаватор, они подсовывали под траки камни. Но многотонная махина спокойно их пережевывала и шла дальше.

…После того, как подготовили съездной путь, Смирнов отошел к краю пропасти покурить. В первые секунды после происшедшего он не мог понять, почему все кричат и бегут возле экскаватора, катящегося прямо на него. Когда же до него дошла суть, Георгий тоже стал озираться вокруг, высматривая камни покрупнее. И увидел… сварочный аппарат. Если его опрокинуть, он ляжет как раз под левый трак. Он подбежал и стал заваливать на бок метровой высоты ящик, весящий не меньше центнера. Удалось ему это сделать в самый последний момент. Экскаватор наехал на сварочный, протащил его с полметра и стал возле самой кромки пропасти.