- Нет, спасибо. Со мной все хорошо. Я уже был у вашего коллеги, когда спустился с трапа корабля.

   Он сразу понял про кого шла речь, демонстративно показав на руку и наигранно согнув на ней пальцы, как бы указывая на искусственность конечности.

   - Да, вы говорите именно про него.

   Я вышел на улицу. Глубоко и нервно дышал. Нет, это место было совсем не тем, что я хотел увидеть по прилету сюда. Здесь все было по-другому. И хотя картина за энергетическим куполом практически не отличалась от того, что я видел возле космопорта, я был рад, что наконец смогу узнать зачем я вообще прибыл сюда.

   Дальнейший наш путь составила пешая прогулка. Света специально не вызвала дорожный транспорт, желая самой показать как вообще здесь живут люди. И что сказать, ее навыкам гида могли позавидовать даже матерые ребята из туристических компаний. Она вела меня вперед и подробно, насколько женщина могла себе позволить, рассказывала о всем, на что падал мой взгляд.

   - Здесь мы проводим большую часть времени, - она указала на двухэтажное здание, похожее на сплюснутый гриб, расположившийся у самой кромки огромной траншеи, тянувшейся за пределы купола и которая когда-то видимо была руслом реки или чего-то в этом роде. - Проводим исследования почвы, атмосферы, работаем над улучшением климата и всячески пытаемся стабилизировать почвенный состав планеты, чтобы на ней можно было хоть что-то вырастить. А вот тут... - теперь она указывала на маленькие домики, сплошными линиями, как капиллярами, разрезавшими весь этот небольшой "район" по всей его площади, - жилые кварталы. Мы их так называем, хотя многие здесь только ночуют, а все остальное время проводят либо за рабочими местами, либо вообще селятся друг к другу.

   Она говорила, но теперь уже без энтузиазма. И тому была причина. Одного лишь взгляда на эти полумертвые строения, которые наверное едва ли заполнялись наполовину, было достаточно чтобы впасть в уныние. Затем она указала на здание побольше. Оно стояло аппендиксом, поодаль от других, и было необычайно крупнее. Свет там, по словам Светланы, никогда не тух, а сам его хозяин был человеком закрытым и очень строгим, хотя его знаниям и упорству мог позавидовать любой.

   - Профессор не любит, когда его беспокоят по пустякам, а пустяками он считает все, что не входит в круг его интересов. Я как-нибудь попытаюсь вас с ним познакомить, но ничего обещать не буду, сами знаете люди здесь разные.

   Потом был корпус администрации. Главное здание в этом отдаленном от космопорта районе размещалось в центре и всем своим видом говорила "Я здесь главный". Тут было все: охрана, камеры, ограждение по периметру обозначенном красной пунктирной линией, переход за которую карался арестом. Здесь царила строгость и все решения, так или иначе менявшие жизнь в районе и на планете в целом, принимались именно тут.

   - Вот мы и пришли. - Светлана указала на темную дверь такого же темного одноэтажного здания. - Здесь есть все, но без излишеств, мы ведь не на Курт-Рагиле, так что о бассейне и джакузи можете даже не спрашивать.

   Я улыбнулся. Для галочки. Потом открыл дверь и шагнул во тьму. Она не последовала за мной и как тот молоденький паренек Сэм, втолкнувший меня в медицинский кабинет доктора с железной рукой, она быстро исчезла, сказав лишь то, что на следующее утро сама найдет меня и добудет пропуск в здание администрации, где мне все расскажут более подробно.

   Прозвучал щелчок. Замок закрылся и я опять остался один на один с самим собой. Может это даже было и лучше. Люди утомили меня. Я не привык к такомувниманию и быстро уставал, теряя контроль над собой. Мои ноги становились слабыми, я буквально валился на землю, но все же смог дойти до кровати и присесть на ее край. Женщина не обманула - здесь действительно царила спартанская обстановка. Кровать, шкаф, небольшое отделение для санузла и кабинки для душа, кухня или что-то в этом роде здесь отсутствовала напрочь.

   "Наверное боятся возгорания"- подумал я и не раздевшись завалился на бок.

   Я хотел спать. Точнее не я, а мой организм. Полет в искусственном сне не дал никаких результатов. Он был подобен алкогольному угару, когда человек, пьяный вдрызг, проваливался в нечто, что нельзя было назвать сном. Скорее это был наркоз или стадия между наркозом и принудительным сном, гипнозом, когда тело больше не подчинялось его хозяину, а разум все еще мог работать.

   Но здесь я был уже бессилен. Когда я почувствовал под собой мягкое одеяло, а голова невольно закатилась на квадратную серую подушку, мои силы были уже на исходе. Я уснул. Как ребенок. Тихо и спокойно.

   3.

   В этот день светило яркое солнце. Его желтый, почти белый, диск вращался над моей головой и любые попытки прищурив глаза посмотреть на него, заканчивались временной слепотой. Черные круги наполняли мой взгляд, я отшатывался в сторону и назад, как вампир, на которого случайно упало солнечное прикосновение, и с силой, почти до боли в веках, стал растирать своими маленькими ручками голубые глаза.

   Мать была рядом. Она всегда была рядом. Куда бы я не пошел, где бы не пытался скрыться от этой вездесущей матушки, она всегда была рядом.

   Ее голос был мягок и приятен на слух. Даже когда она кричала во всю силу, пытаясь окликнуть меня убегающего прочь в высокие шеренги длинной, как копья, кукурузы, ее голосок никогда не переходил на хрип. Он струной звенел у нее в груди и, вырываясь наружу, пролетал над полем, добираясь до меня куда бы я не скрылся.

   Я пытался убежать от него. Убегал все дальше и дальше. Порой расстояние было таким, что самого дома и людей, с такого расстояния превратившихся в едва заметные черные точки, было уже не видать, но мой слух все равно улавливал это звонкие и такие приятные нотки ее голоска.

   Сегодня был вторник. Самый страшный день в недели, когда я проклинал все и даже не пытался убегать из дома. Дверь всегда была открыта - так любил мой отец, который с самого утра, вставая ни свет ни заря, направлялся на юг в скотобойню, где работал всю свою сознательную жизнь. Этот маленький бизнес, как он сам говорил неоднократно, был той единственной опорой для семьи, которая позволяла нам хоть как-то сводить концы с концами, отбиваясь от настырных кредиторов, закладывая каждый вторник по одному -двух телят.

   "Мы вложили сюда гораздо больше, чем несколько десятков тысяч, мой сын. Мы вложили собственный труд и время. Вещи, которые в отличие от денег невозможно вернуть. Здесь все и ты должен меня понять."

   Я пытался, но так и не смог. Я не мог переносить один лишь вид алой крови, а от криков умирающих телят меня буквально выворачивало наружу. Сколько их было я уже не помню. Мне говорили, что я привыкну, что такое бывает со всеми и все, кто так или иначе работал на скотобойне тоже проходил через этот период полного отвращения. Но время шло. Проходил вторник за вторником, а меня все так же воротило от одного лишь вида огромного здания. Стоило мне только переступить порог и увидеть пятна засохшей крови у самого входа, как внутри меня все менялось. Желудок отчетливо становился тугим, уменьшался в размерах. Где-то у самого дна моего маленького живота начинался процесс, который всегда приводил к одному и тому же результату. Я бежал. Быстро как только мог. И схватившись за ржавый поручень водонапорной башни, склонялся над уже приготовленной ямкой, вырытой мной загодя еще с прошлого визиту сюда.

   Весь мой завтрак всегда оказывался там. Каждый вторник я ел так мало как только мог. Матушка ругалась. Иногда кричала на меня, что я плохо кушаю и что не буду расти.если сейчас же не начну поглощать пищу. Грозила отвезти меня к врачу на обследование из-за плохого аппетита. Но я не мог. Я был здоров, у меня никогда ничего не болело, но вторник действовал на меня как проклятье. Стоило моим глазам увидеть как лист календаря перекидывался на другую сторону, а под ним, как зловещее знамение, появлялся вторник я тут же терял веру во все.