Я натянуто улыбнулся.
- Меня зовут Светлана Перова. Я старший научный сотрудник. Заведую планетарной лабораторией на Эндлере. В отсутствии профессора Иванова имею честь называться первым человеком-ученым на этой планете.
Наверное, это была одна из тех глупых и непонятных профессиональных шуток, которые представители разных социальных классов на этой планете любили рассказывать друг другу, в компании таких же как и они.
- Рад знакомству.
Я пожал ей руку и к собственному удивлению заметил, что ее руки, казавшиеся маленькими и хрупкими, на деле же обладали довольно крепкой хваткой, которой мог позавидовать даже мужчина.
- Куда теперь? - спросил я.
- Скоро наш поезд. Мы отправимся к восточной части нашего огромного комплекса.
- Я думал комплекс это где-то здесь?
- Нет. Мы разбросаны почти по всей планете, это и удобно и плохо одновременно. С одной стороны мы можем охватывать исследованиями всю поверхность и анализировать данные со всех концов, складывая общую картину воедино, но с другой, сбор таких данных очень сложен, не все станции успевают делать измерения вовремя: люди устают, погода порой мешает, аппаратура выходит из строя. Иногда нам приходиться носиться из одного края планеты в другой, чтобы получить сведения - это замедляет нашу работу. О, вот и наш поезд.
К перрону подъехало нечто, что при ближайшем рассмотрении можно было назвать пилюлей, увеличенной в тысячу раз, с прикрепленным двигателем и толстенными окнами, за которыми было невозможно хоть что-то рассмотреть. Внутри однако все было немного получше. Тепло, сухо. Мы сели прямо у входа и вскоре "таблетка", скрипя и шоркая о полотно, помчалась вперед. На поверхности наш путь был недолог - я так и не смог разглядеть ничего, что меня очень сильно интересовало, единственное, что смог уловить мой взгляд прежде чем поезд скрылся под землей, так это огромное торнадо, поднявшееся над горизонтом и уходившее далеко в небо.
Я был разочарован и это чувство мне не удалось скрыть от нее. Светлана сидела напротив и не спускала с меня взгляда. Поначалу меня это лишь забавляло, но уже к половине пути раздражение начало давать о себе знать все сильнее. Вскоре я не выдержал и обратился к ней.
- Вы смотрите на меня так, будто я неведомее существо, требующее срочного изучения. Неужели я так непохож на простого человека.
- Извините, - она на секунду опустила глаза, - Просто люди с Земли у нас нечастые гости. Точнее говоря за все время, что я здесь, я видела лишь одного, да и то он был тут с проверкой, на пару часов, и вскоре улетел отсюда, разумно заметив, что больше не собирается возвращаться сюда. Вы первый за пятьдесят один месяц землянин, который при мне посетил нашу мрачную планету, вот поэтому я смотрю на вас как дура и не могу отвести глаз.
- Интересно?
- Очень.
Поезд резко углубился в своем движении. Путь стал крутым и в некоторых местах, особенно слабоосвещенных, скорость падала почти до минимальных показателей, чтобы на крутом повороте не сойти с пути и не разбиться насмерть.
Мы сидели молча. В вагоне кроме нас не было никого и молчание, каким бы неуютным оно не казалось в первые минуты, сейчас было тем спасением от дурацкого и не очень приятного с ее стороны внимания.
Вагон слегка встряхнуло. На секунду мне показалось, что огромная таблетка-поезд, оторвавшись своей тушей от железнодорожной полосы, взлетела в воздух и была готова упорхнуть в самое небо, если бы над головой сейчас не находился почти десятиметровый слой породы.
Потом путь выровнялся - скорость нормализовалась и уже до самого конца практически не изменялась. Мы двигались ровно, даже стук колес и скрежет креплений о металлические опоры движущейся машины уже не так сильно донимали мой слух, что просто не могло меня не радовать.
Я посмотрел на нее, бросил всего лишь секундный взгляд на сидевшего напротив меня соседа, как этого стало достаточно, чтобы вновь возобновить ее неуемное и бушевавшее внутри любопытство. Она спрашивала о Земле, о том какая там погода и что нынче носят светские люди, чем питаются и бывают ли на поверхности такие же штормы и громадные торнадо как здесь. Я отвечал. Коротко. Нехотя. Даже с небольшой долей злобы, чтобы она наконец поняла, что я просто хочу добраться до нужного места, зайти в отведенную для меня комнату и побыть один, привести свои мысли в порядок, чтобы после, когда настанет время, приступить к выполнению своих обязанностей.
Но она не унималась. Каждый мой ответ лишь продуцировал ее вопросы и она все сильнее продолжала давить на меня, стараясь вытащить всю информацию о родной планете, о которой, как я потом понял, она узнавала лишь из сводок информационных программ.
- Ты никогда не была на Земле? - спросил я ее, когда понял на чем зиждилось ее неуемное любопытство.
- Нет, - ответила она, - было пару моментов в моей жизни, когда я имела возможность перебраться туда, но... что-то не сложилось.
Теперь стало любопытно мне.
- Как же так?
- Не знаю, - Светлана пожала плечами и вместе с ними зашевелились длинные белые волосы. - Сначала я думала, что все еще впереди, что время еще предоставит мне такую возможность, но, когда я очутилась здесь, то будто попала в трясину. Здесь вся моя жизнь. Она затянула меня полностью. Исследования, докторская работа, единомышленники, семья.
- Семья? - переспросил я.
- Да. Сэм - мой сын.
Я очень сильно удивился. Глядя в ее голубые глаза, на эти правильные, с точки зрения пропорций и красоты, черты лица и казалось хрупкий, почти хрустальный подбородок, она совсем не походила на мать своего кучерявого сына, который едва мог быть даже ее самым дальним родственником.
- Я знаю о чем вы сейчас думаете, - заулыбалась женщина. - у всех такая же реакция, когда они впервые слышать подобное. Да, он не мой родной сын, но после смерти его родителей я взяла на себя опеку над мальчиком.
- Благородно.
- Не совсем так, я просто понимала, что никто другой этого не сделает. Хотя признаюсь вам, что мне пришлось долго ждать, пока я полюбила его как родного. Наверное, это одно из самых нужных человеческих качеств: любить и привыкать к тому, что раньше нам казалось чуждым и неродным. Надеюсь когда-нибудь и эту планету мы полюбим как родную.
Поезд резко поднялся вверх. Мы стали подниматься так быстро, что всего за каких-то десять-пятнадцать секунду обстановка вокруг нашей движущейся таблетки изменилась практически до неузнаваемости. Мы вырвались, если можно так сказать, из плена черноты подземного туннеля и выпорхнули на поверхность словно струя горячего гейзера, буквально воткнувшись в перрон, где уже нашего приезда дожидались многочисленные пассажиры.
"Приехали". Коротко подытожила Светлана и быстро встала с места.
Я последовал за ней и выйдя наружу мы вскоре оказались в объятьях толпившихся у входа рабочих, чьи потные и грязные тела воняли так, что мне стало трудно дышать.
- Они только со смены, придется потерпеть.
Женщина видела мою реакцию и постаралась как-то скрасить это, но было поздно. Я чувствовал как к моему горлу стал подкатывать комок, готовые вырваться наружу и извергнуться прямо на перрон. Секунда. Другая. Я прижал ладонь ко рту, протискиваясь сквозь шатавшуюся потную массу и лишь неимоверным усилием воли заставил рвотному позыву ослабить свою хватку, дав мне время добежать до туалета. Вот там то я и дал себе волю. Сколько это продолжалось я не мог сказать даже приблизительно. Может минуту, а может и все десять, но когда я смог оторвать голову от заржавевшего ободка унитаза и кое-как осмотреть то место, куда вывалилась не самое приятное, что было в моем желудке, возле меня уже стояло несколько людей. Светлана и доктор, дежуривший на перроне в момент нашего приезда были тут как тут. Помощь не понадобилась - я сам отказался от нее, отмахнувшись от предложения сухопарого врача пройти к нему в кабинет на обследование.