***

Просидев в ожидании с полчаса, витая в мечтах и вертя телефон, Ник решил всё-таки спуститься на землю. Он вышел из «аськи», сунул телефон в карман куртки и открыл дверь «Кашкая». Улица обожгла его промозглой сыростью. Тут взрослому раз плюнуть заболеть, а уж ребенку…

Большими шагами по мокрой размазанной по щербатому асфальту пыли, он помчался к ближайшему магазину. Купил стандартную шоколадку и, подумав, прихватил еще два «киндера». Никитке должно понравиться, а Александру не будет неловко принять эти скромные, по сути, подарки.

Выйдя из торгового павильона, Белкин устремил взгляд на медицинское учреждение и площадку перед ним. Люди ходили, но его новых приятелей не наблюдалось.

Собравшись вернуться в машину, он повернулся и сразу краем глаза зацепил на противоположной стороне, на остановке знакомый синий комбинезон с Винни-Пухами. Негодование на молодого папашу, который не решился-таки позвонить, смешались с радостью, что они не успели уехать.

- Саня! – Ник крикнул и, когда парень поднял голову, махнул рукой, пошел к ним. Мальчишка увидел его и тоже помахал, стал за подол куртки тянуть папу навстречу. Горностаев-старший нерешительно сдвинулся с места.

- Эй, ну что ж вы? Я ж вас жду. Держи, Никит, это тебе.

Малыш с осторожностью взял сладости, но уже через секунду срывал обертки с «киндер-сюрприза».

- Спасибо, - произнес Александр, помогая сыну избавиться от фольги, - но не стоило. Правда.

- Пустяки. Не для тебя ж, для ребенка. Ешь, Никит, и садись в машину, отвезу вас с папой домой.

- А у нас большой дом, - сообщил мальчуган. – Крыша большая. Но она течет. Дождик на пол льется.

- Перестань, - одернул отец. – Ладно, садись. Спасибо тебе, Николай.

- Ник. Так лучше будет. Без официальщины.

- Уговорил.

Горностаевы погрузились на заднее сиденье, Александр напомнил Белкину дорогу до поселка. Километров около двадцати.

Ехали сначала молча. Только Никита говорил что-то на своем малопонятном языке, а Саша ему коротко отвечал. Ник решил его не тормошить, раз молодой отец таким застенчивым оказался. Но его попутчик вскоре не выдержал.

- Отличная машина. Недавно купил?

Белкин заглянул в горящие интересом глаза и решил сразу расставить точки над «и», чтобы доверия к нему прибавилось.

- Подарили. Сам бы я и на «девятку» не насобирал.

- Мне б таких родичей, - Александр словно ожил, провел пальцами по коже переднего кресла, по обшивке двери, бережно, будто боялся испортить.

- Не родичи. У родичей тоже не густо. Человек, которого спас. В армии. В него стреляли, а я оттолкнул. И потом почти месяц в госпитале восстанавливался.

- Ранили?

- Да, в плечо. Ерунда, в общем.

- Герой…

- Выхода другого не было, - Ник устыдился собственных слов, что назвал Костю просто «человеком», вроде как посторонним, но не вываливать же на первого встречного всю свою подноготную, а то еще окажется гомофоб и на ходу из машины выпрыгнет.

- А моя тачка на приколе, - поведал Горностаев. – Хлам он и есть хлам. «Десятка», двенадцать лет ей.

- Еще не такая старая.

- А, - скривился Александр, - наш АвтоТАЗ уже с конвейера дерьмо выпускает.

- Я бы не говорил так категорично…

- Сам-то на «Ниссане» ездишь. Что ж «Приору» не купил?

- Ладно, замяли тему. А что с твоей-то стряслось?

- Коробку надо смотреть. Тормоза совсем никакие. Только вот денег сейчас нет: рубероид на крышу купил. На днях зарплату получу, тогда…

- Вечная беда… - согласился Ник, как будто в кармане не лежали триста тысяч на мелкие расходы. Но у них хотя бы нашлись общие интересы, не считая заснувшего на папиных коленях ребенка. Было так мило, что он смотрел бы и смотрел. Почему считается, что только женщина с младенцем – это прекрасно? Мужчина с младенцем – это, между прочим, не только прекрасно, но и эротично.

Блять!

Ник едва не вмахался в зад остановившемуся для поворота налево, пропускающему встречные автомобили «Фокусу». Замечтался, на хуй.

Он вывернул руль и понял, что впервые подумал об Александре, как о сексуальном партнере. И испугался своих мыслей. «Я никогда не изменю Джонни», - произнес он клятву, вдогонку которой пронеслось: «Никогда не говори никогда».

Хатёнка Горностаевых оказалась не такой уж большой, как похвастался Никита, обычный финский щитовой домик квадратов на шестьдесят-семьдесят. Красили его, наверно, лет десять назад, Крыша шиферная, кое-где покрытая бурым мхом. Вокруг дома забор из рабицы, дорожки во дворе залиты цементом, свободно разгуливают куры и утки. В палисаднике торчат былки цветов, кажется, хризантем. Из-за угла дома торчит бампер «Жигулей». Сельские будни, Ника такими сложно было удивить.

Мохнатый пес высунул из будки нос и залез обратно.

- Не знаю, как тебя благодарить, - Александр держал на руках спящего мальчика. – Очень выручил. Еще б на остановке стояли.

- А ты не хотел ехать.

- Просто не привык, что нам с Китом кто-то помогает. Мы одни.

- Совсем?

- Ага. Мать умерла, отца я и не видел никогда, алкаш какой-нибудь. А Ленкины родители, ну, жены моей, к празднику подарки приносят, а больше мы и не просим.

Ник кивнул. Ему стало жаль этих ребят, ведущих борьбу за выживание. И стыдно: у него, оказывается, всё не так плохо, даже зашибись. Иногда полезно оглянуться по сторонам.

- Телефон мой есть. Звони, если что, не стесняйся.

- Да, - без энтузиазма кивнул Александр, - еще раз спасибо, Николай. Ник. Домой не приглашаю, у нас не убрано. Ребенок, сам знаешь, что это такое…

Сердце Белкина кольнуло, словно задели самую больную точку, но он сдержал эмоции, просто дружелюбно улыбнулся.

- Мне всё равно домой пора. Мать теперь волнуется. Звони, если что помочь.

Он протянул руку. Александр ее наскоро пожал, опять перехватив удобнее Никиту, но Ник оценил прикосновение холодной сильной ладони как приятные. Расставаться не хотелось.

В Медведково Белкин вернулся уже в сумерках. Всю дорогу до деревни вспоминал семейство Горностаевых, как хорошо они смотрелись вместе и какая нелегкая им выпала судьба. Никитка совсем маленький, а ему уже знакомы нужда и безразличие. Наверно, и игрушек лишних не на что купить и конфет видит не часто. Конечно, все Николай помнил как он, и все его ровесники жили скромно, не шиковали, но ведь это были переходные для страны годы, сейчас другая ситуация. Всего в магазинах навалом, дети уже с пеленок с айфонами ходят. Правда, те дети, у которых папы прилично зарабатывают. А другим эта роскошь и к армии не станет доступной. Даже у них с Костей было разное детство. Между ними и сейчас огромная пропасть, которую преодолевает только любовь.

На Ника накатила тоска по любимому, по семье, по друзьям.

Он свернул к школе. В окнах горел свет, в спортзале кто-то играл в мяч. Время, в принципе, было еще детское – начало шестого. Можно спокойно навестить бывший второй дом, где началась их история. Хорошо бы поговорить с кем-то из учителей или с директором. Конечно, они теперь в курсе, что он живет с бывшим классным руководителем, но в глаза никто не скажет, а другого и не надо.

Домой Ник отыскался спустя часа три. Пока отец расспрашивал, где он шлялся, а мать накрывала на стол, он сел за компьютер. Костя был в Сети, но опять с телефона. Сегодня даже лучше, потому что в глаза бы он ему никогда не сказал, побоялся…

ШутНик: Привет, Константин Евгеньевич. )))

Проказник-скоморох: Привет, Никусь, а что так официально?

ШутНик: Просто в школу сейчас заходил, вот и вспомнилось.

Проказник-скоморох: Как ты за мной бегал?

ШутНик: Как ты меня в походе в палатке обнимал. Ты ведь на меня первый запал. Да- да, не отрицай.

Проказник-скоморох: Когда это было? Не помню.

ШутНик: В самом начале. В сентябре. Мы в одной палатке спали. Я проснулся, а твоя рука по моему молодому невинному телу шарит. За всё, что ни попадя хватается.