Так, в отличие от противников предложенной конституции, я бы рассуждал о том же предмете, черпая аргументы в пользу безопасности из того самого [c.196] источника, который они представляют как чреватый опасностью и гибелью. Но как национальная законодательная власть может рассуждать по этому вопросу, ни они, ни я не в состоянии предвидеть.
В самой идее о том, что опасность исходит со стороны ополчения, кое-что так притянуто за уши и настолько выходит из ряда вон, что человек теряется – стоит ли относиться к ней серьезно или в шутку, рассматривать ли ее как простое упражнение, подобное парадоксам риторов, как хитрую уловку внедрить любой ценой предрассудки или как серьезный результат политического фанатизма. Где же во имя здравого смысла окончатся наши страхи, если мы не доверяем нашим сыновьям, братьям, соседям и согражданам? Какая тень опасности может исходить от людей, повседневно общающихся с остальными соотечественниками, от тех, кто разделяет те же чувства, обычаи и интересы? Какую разумную причину опасений можно извлечь из власти Союза предписывать правила для ополчения и осуществлять командование над ним в случае необходимости, в то время как сами штаты должны иметь единственное и исключительное право назначения офицеров? Если бы даже удалось посеять серьезное подозрение в отношении ополчения в любой структуре, находящейся под властью федерального правительства, тот факт, что штаты назначают офицеров, немедленно уничтожил бы его. Нет никакого сомнения в том, что это положение всегда будет обеспечивать им главенство над ополчением.
Читая многие публикации, направленные против конституции, нельзя не отделаться от впечатления, что перед тобой дурно написанный невероятный роман, в котором вместо естественных и приятных образов рисуются жуткие и уродливые фигуры – гидры Горгоны, устрашающие химеры, обесцвечивается и извращается все, о чем идет речь, любой образ превращается в монстра.
Пример тому дают преувеличенные и невероятные предположения о применении власти при созыве ополчения. Ополчение Нью-Гэмпшира-де должно маршировать в Джорджию, а ополченцы Джорджии – в Нью-Гэмпшир, Нью-Йорк, Кентукки, ополчение Кентукки – к озеру Шамплейн. Более того, долги французам и голландцам [c.197] будут выплачиваться ополченцами, а не луидорами и дукатами. То большая армия низвергает свободы народа, то ополченцев Виргинии тащат от своих домов за пятьсот или шестьсот миль, чтобы проучить республиканцев Массачусетса, не подчиняющихся решениям судов, а ополченцы Массачусетса должны быть отправлены в такую же даль на подавление блистательного высокомерия аристократичных виргинцев. Верят ли предающиеся этим фантазиям, что махинации или красноречие помогут им выдать американцам причудливые образы или абсурд за непогрешимые истины?
Если армию используют в качестве двигателя деспотизма, какая необходимость в ополчении? Если не будет армии, возьмется ли ополчение, раздраженное приказом отправиться в далекую и безнадежную экспедицию с целью надеть цепи рабства на часть своих соотечественников вместо того, чтобы двинуться на гнездо тиранов, выдумавших столь глупый и гнусный проект ради сокрушения их в воображаемых бастионах власти и демонстрации примера справедливого отмщения со стороны народа, жертвы злоупотреблений и притеснений? Что, это и есть тот способ, которым узурпаторы собираются господствовать над многочисленной и просвещенной нацией? Что, они начнут с вызова отвращения у тех, кто является орудием намечаемой ими узурпации? Разве они обычно начинают свою деятельность с бесполезных и отвратительных действий власти, не рассчитанных на достижение какой-либо цели, кроме одной – навлечь на самих себя всеобщую ненависть и проклятье? Что, предположения такого рода – трезвые увещевания проницательных патриотов проницательному народу? Или это поджигательский бред разочарованных подстрекателей или безумных фанатиков? Даже если предположить, что национальных лидеров обуяли самые неуправляемые честолюбивые планы, немыслимо, чтобы они прибегли к таким нелепым средствам осуществления своих замыслов.
Во время восстания или вторжения естественно и уместно вступление ополчения соседнего штата в другой для оказания сопротивления общему врагу или защиты республики от крамолы или подрывных действий. В последнюю войну первое случалось часто, взаимная помощь – в сущности, главная цель нашей [c.198] политической ассоциации. Если полномочия оказывать ее в руках Союза, тогда нет опасности безразличия и апатии к угрозе соседу, пока ее приближение не добавит инстинкта самосохранения к слабым импульсам долга и симпатии.
Публий [c.199]
Федералист № 30 [29]
Александр Гамильтон
Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –
М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 199–204.
Декабря 28, 1787 г.
К народу штата Нью-Йорк
Уже отмечалось, что федеральное правительство должно иметь полномочия для ассигнований на нужды национальных вооруженных сил, в которые предлагается включить расходы на набор войск, на строительство и содержание флотов и все другие расходы, связанные с военными делами и операциями. Следует распространить юрисдикцию Союза в отношении доходов на покрытие не только этих расходов, но и на изыскание средств для оплаты цивильного листа; имеющихся и будущих долгов; в целом на все, требующее оплаты из национального казначейства. Вывод – в устройстве правительства предусмотреть общие полномочия налогообложения в той или иной форме.
Деньги совершенно справедливо считают костяком политических структур, обеспечивающим их существование и деятельность, выполнение самых важных функций. Полновластие в отношении регулярного и должного получения их, насколько позволяют ресурсы страны, можно рассматривать как неотъемлемую часть всех конституций. За нехваткой средств следует одно из двух зол: систематический грабеж народа вместо приемлемых методов удовлетворения общественных [c.199] потребностей либо полная атрофия правительства, погибающего в кратчайший срок.
В Оттоманской империи, или султанской Турции, в других отношениях неограниченный повелитель жизни и состояния своих подданных не имеет права вводить новые налоги. В результате он разрешает пашам или губернаторам провинций безжалостно грабить народ и в свою очередь выжимает из них средства для собственных и государства потребностей. По аналогичным причинам в Америке правительство Союза постепенно пришло в упадок, подойдя вплотную к уничтожению. Кто поставит под сомнение, что счастью людей в обеих странах будет способствовать осуществление разумных полномочий должными людьми для направления доходов на общественные нужды?
Нынешняя конфедерация при всей ее слабости намеревалась предоставить правительству Соединенных Штатов неограниченную власть для удовлетворения денежных нужд Союза. Но, приняв за основу ошибочный принцип, обратилась к такому образу действия, который целиком сорвал это намерение. Конгресс статьями, в которых заключен этот замысел (о чем уже говорилось), уполномочен установить и по закону требовать необходимые суммы денег для нужд Соединенных Штатов, а выплаты их в пропорциональном распределении, в полном соответствии с конституцией, обязательны для всех штатов. У них нет права ставить под сомнение справедливость требований, никаких полномочий, кроме изыскания путей и средств для выплаты необходимых сумм. Все это имеет место и, несмотря на то что присвоение такого права нарушает Статьи конфедерации Союза, хотя его редко или никогда открыто не признавали, тем не менее на практике оно постоянно применялось и будет применяться, пока доходы конфедерации зависят от посредничества ее членов. Последствия этой системы известны каждому, даже поверхностно знакомому с состоянием наших общественных дел, и о них подробнейшим образом говорилось в различных местах в этих исследовательских статьях. Именно такой порядок в основном способствовал нашему унижению, тому, что дает серьезный повод нам скорбеть, а нашим недругам радоваться. [c.200]
