— Разве мы похожи на единоличников? — спросила Наташа.
— Нет, — сказал отец. — Мы с мамой всегда стараемся жить общественными интересами и быть полезными другим людям. Мы хотим, чтобы и ты ставила общественные интересы выше личных.
Многие родители говорят своим детям правильные слова, а сами живут наоборот. Виктор Владимирович не такой. Он всегда смело вступался за правду, не боясь нажить неприятности. И люди обращались к нему за советом и помощью.
Помню, у моего мужа начались столкновения с начальником автобазы. Я ему сказала, чтобы сходил к Осокину, посоветовался. Мой Иван Степанович тяжеленек на подъем, долго отнекивался:
— Чего мне жаловаться? Я липу не подпишу — и точка. Через меня не перескочишь.
Наконец всё-таки пошел. После рассказывал мне, что у Осокина всё разложено по скоросшивателям — полная переписка с редакциями и разными организациями. По некоторым сигналам переписка тянется годами, но Осокин не отступает, он всегда доводит дело до конца. В особых папках у него хранится архив, аккуратно разложенный по годам.
Уж не знаю, почему мой Иван Степанович осудил весь этот порядок. Ведь сам бухгалтер, знает цену документам.
Виктор Владимирович выслушал его, возмутился действиями начальника автобазы и посоветовал писать в газету. Если Иван Степанович не решается выступить с критикой, Осокин сам напишет по его материалам фельетон.
Вернувшись от Осокина, мой Иван Степанович долго не мог успокоиться. Вышагивал по комнате и возмущался, что есть разные трусы, которые боятся выступить в открытую и бегут к Осокину, подсовывают ему фактики и документики. Превратили Осокина в какого-то знахаря и чудо-исцелителя, который может помочь, когда вся научная медицина расписалась в своём бессилии. Всё это, мол, вредная чепуха и глупость — вся осокинская слава критика и борца. Лучше бы он навел порядок на своем участке в горводопроводе, где ремонт идет через пень-колоду.
Я, конечно, спорила с мужем, но оба остались при своем мнении. Мне кажется, Иван Степанович отчасти перенес на Осокина свою давнюю антипатию к Вере Платоновне. Она очень высокомерная. Иван Степанович берет в городской библиотеке книги о войне, интересуется воспоминаниями советских маршалов, а уж Вера Платоновна не упустит заметить вслух, какие у него ограниченные вкусы.
Вскоре одна московская газета напечатала критическую заметку Виктора Владимировича — по совсем другому поводу — и допустила неприятную ошибку. В подписи не Осокин, а Оськин. Иван Степанович показывает мне и смеется:
— Читай своего Оськина!
После этой досадной опечатки злые языки стали называть Виктора Владимировича за спиной Оськиным, а то и Моськиным. Нет ничего отвратительнее кличек и прозвищ. Витя Фисюк однажды позволил себе назвать Наташу Оськиной-Моськиной. Девочки сказали мне. Я пришла в класс, поставила Витю у доски, лицом к товарищам.
— Сейчас же извинись перед Наташей Осокиной!
Фисюк попросил у неё прощения и даже заплакал. Он неплохой мальчик, но лодырь, каких поискать. Просто чудо, что он окончил десять классов. Впрочем, что толковать о чудесах! Уж я-то знаю, чего мне стоило дотащить Фисюка до четвертого класса. А тянуть до десятого?! Неужели после всех стараний поднимется рука завалить его на выпускных экзаменах? Но я ни на минуту не подумала сама и никому другому не поверю, будто Наташа Осокина заявила о подсказках во время сочинения, чтобы отомстить Фисюку. Глупости! Наташа выше личных счетов. Она похожа на отца. Он её любимый герой, её Дон-Кихот.
У них в десятом классе с успехом прошел диспут о Дон-Кихоте. Признаться, я эту книжку читала давно, в детстве. Как сейчас помню красный переплет с золотым тиснением. Я очень жалела бедного, несчастного Дон-Кихота. С тех пор у меня не было времени перечитывать. Еле успеваешь следить за литературой для начальной школы.
Диспут затеяла молодая учительница Таисия Яковлевна. Она вела русский язык и литературу в шестых классах, но нередко заменяла Елену Сергеевну в старших. Школа у нас лучшая в городе, директора то и дело вызывали на совещания и конференции. Елена Сергеевна, бывало, придет в учительскую — и к Таисии Яковлевне:
— Пожалуйста, замените меня завтра и послезавтра. Мои ребята вас любят и будут только рады.
Десятиклассники и в самом деле радовались, когда вместо Елены Сергеевны приходила Таисия Яковлевна. Елена Сергеевна прекрасный директор, но словесник она, по общему мнению, средний, рассказывает по учебнику, от сих до сих. А у Таисии Яковлевны что ни урок, то диспут. Наташа Осокина ходила за ней хвостом.
На диспут к десятиклассникам меня, конечно, не приглашали. Но Таисия Яковлевна рассказывала в учительской, кто о чём говорил. Наташа Осокина выступила очень горячо. Она заявила, что Дон-Кихот самый современный герой. Он не смотрит, опасно или не опасно. Он смело кидается в бой.
Отличился на диспуте и Фисюк. Заявил, что сейчас не время для одиночек, сейчас надо действовать коллективно. Все ребята так и легли со смеху, — известно, за что Витя любит коллектив: за то, что все дружно тянут его за уши.
Таисия Яковлевна после диспута ходила именинницей. Елена Сергеевна ставила её всем в пример. Это ли не благородно! Молодая учительница сильнее директора как словесник, а со стороны Елены Сергеевны ни тени зависти. И если уж говорить о Дон-Кихоте, кому, как не директору, обычно достается воевать с ветряными мельницами. Что ни случилось, за всё отвечай, во всем виновата школа. Вот и в истории с Наташей Осокиной…
Наступил день устного экзамена по литературе. Я опять пришла в школу поволноваться за своих ребят. Елена Сергеевна увидела меня в учительской и говорит:
— Мария Владимировна, пойдемте с нами, нечего вам тут одной маяться.
Я села позади ребят, за последнюю парту.
Вышла отвечать Наташа Осокина. Елена Сергеевна тут же поднялась из-за стола и отошла к окошку, показав, что не хочет ставить девочку в неловкое положение. Наташа отвечала Таисии Яковлевне. Мне её ответ понравился, но Таисия Яковлевна всё время недовольно качала головой. Затем она спросила Наташу, какие герои Салтыкова-Щедрина, кроме Иудушки, встречаются в произведениях Владимира Ильича Ленина. Наташа не смогла вспомнить. Не ответила Наташа и на второй, дополнительный вопрос.
— Очень жаль, — сказала Таисия Яковлевна. — Я вам задала самые простые вопросы. На вступительных в МГУ спрашивают гораздо строже.
Я очень огорчилась за Наташу. Она так любит литературу и вдруг сплоховала.
После экзамена все собрались во дворе школы. Елена Сергеевна вышла к ребятам и стала по списку сообщать отметки по письменной и устной литературе. У Наташи оказалась за письменную тройка и по устной тоже тройка, хотя в году были только «четыре» и «пять».
Бедная девочка буквально изменилась в лице.
— За что мне тройки? За литературу или за то, что я вам сказала после сочинения?
Класс молчал, ошеломленный Наташиными словами. Наступила абсолютная тишина.
— Успокойся! — Елена Сергеевна чуть-чуть повысила голос. — Отметки ставит не один человек, а комиссия.
Кто-то из ребят присвистнул, — кажется, Фисюк. Елена Сергеевна дочитала до конца список класса. Фисюк радостным воплем приветствовал свои тройки по письменному и по устному. Опять наступила тишина. Её прервал дрожащий и гневный голос Наташи:
— Никогда больше не перешагну порог этой школы… Никогда! — Она закрыла лицо руками и убежала.
— Психоз! — бросил кто-то из ребят.
Весь класс стал упрашивать директора переправить у Осокиной тройку — хотя бы по устному. Елена Сергеевна объяснила, что это невозможно, и попросила ребят поговорить с Наташей, постараться её успокоить.
Следующим экзаменом была письменная по алгебре. Я не сомневалась, что увижу Наташу за столом в актовом зале, — ведь с учителем математики у нее конфликта не было. Но вот уже звонок, а Наташи нет. Спрашиваю ребят, где она, но никто, оказывается, её не видел после устного по литературе.
— Мария Владимировна, — говорит мне директор, — не в службу, а в дружбу — сходите, пожалуйста, за Осокиной.
