— Прошу… — взмолилась Оксана. — Будьте людьми.

Клим почесал переносицу, подошел к дивану и взял Ромку за ухо.

— Тихо, тихо, хозяйка, не дергайся. А то ведь рубану ненароком.

Маленький кулачок выскользнул из руки Оксаны, а вместе с ним частичка чего-то большого и важного. Будто из любимой семейной фотографии выдрали кусок.

— Мам…

— Все хорошо, милый. Ты только не бойся, я здесь, рядом.

Ромка заменил за столом Батю. Он глотал слезы, дрожащими ладошками поднимал кружку и прикладывался губами к самогону. Когда Клим заставил его сделать несколько больших глотков, Ромку вырвало.

— Злючий самогон в этот раз, ага, — сказал Макар, стуча Ромку по спине. — Горло продирает, дай бог.

Злючий… Эти двое как будто не чувствовали градуса, не пьянели совсем. Самогон их только раззадоривал. Делал злее.

Злилась и стихия. Раскаты грома походили на серию взрывов, от которых дом содрогался до самого фундамента. В печной трубе выл ветер. Черные окна вспыхивали багровым заревом, будто снаружи бушевал пожар.

Опрокинув очередную кружку, Клим бахнул кулаком по столу.

— Ладно, хорошо разогрелись, добро. Можно и жениться.

— Давно пора, нахер.

Оксане было плевать на себя. Она могла вытерпеть что угодно, последние месяцы брака научили ее этому. Но неспособность защитить детей сводила с ума. Она надеялась, что их отпустят, что ублюдки возьмут свое и исчезнут из их жизни. Но в глубине души Оксана понимала: их не выпустят из проклятого дома. И это она привезла детей сюда.

— Чтобы все по-честному, — проговорил Клим, — пусть невест малой выбирает.

Макар, не сводя взора с Лизы, снял бушлат и достал из кармана складной нож. Блеснуло лезвие. Он присел к невестам, диван под его тяжестью едва не развалился.

— Только чтоб, нахер, без сюрпризов. Дольше проживете.

Клим, напротив, нож отложил и слепил из ладони Ромки кулак с отставленным указательным пальцем.

— Мне выберем. Знаешь считалки? Давай любую.

У Оксаны плыло перед глазами, будто она смотрела на детей сквозь мутное стекло. Указательный палец Ромки между лапищ Клима казался зубочисткой. Лиза кивнула брату, давая молчаливое согласие. Палец уперся в нее.

— Эни, — сказал Клим, так и не дождавшись ничего от Ромки.

Палец указал на Оксану.

— Бени.

Ромка, повинуясь бородатому кукловоду, переводил палец с мамы на сестру, с сестры на маму. Влево — вправо, вправо — влево. Рики — таки, буль — буль — буль, караки — шмаки.

— Эус… Дэус… — Клим говорил медленно, словно надеялся, что Ромка подключится хотя бы к финалу. — Краснодэус…

Макар ударил по дивану и усмехнулся.

— Бац.

Выбор, конечно же, пал на Лизу.

Клим распрямился, хрустнул суставами и подошел к окну. Открыл его, запуская в дом ночь, и втянул ноздрями воздух.

— Так получше. А то развозить начинает. — Он обернулся к дивану. — Ну что, малая, пойдем на коленки.

Клим вернулся на свое место рядом с Ромкой, выпил. Макар взял Лизу за волосы и сдернул с дивана.

— Вали куда сказали, шлюха московская.

Лиза подходила короткими, внимательными шажками — будто по льду пробиралась. Клим не смотрел на нее, уплетая колбасу, утаскивая в рот добычу змеиным своим языком. Он изучал трещины в столешнице и рассуждал:

— Видал, Макар, ситуация? Такая невеста у меня, а все одно хочется малому ухо отрезать.

Макар засмеялся, обдавая Оксану кислым дыханием. Он запихнул нож ей под футболку и медленно срезал лифчик. В брюхе у него клокотало, словно желудок исполнял извращенный свадебный марш.

Клим чуть отодвинулся на стуле и наконец поднял глаза к Лизе.

— Вот я и думаю. Резать? Или не резать?

Лиза была умной девочкой. Она опустилась ему на колени — на самый кончик, подальше от туловища. Но Клим сгреб ее в охапку и усадил между ног, уткнувшись пахом в стройный зад.

— Сиди, как на папке, — сказал он, расстегивая пуговицы ее рубашки, прижимаясь к спине, вдыхая запах волос. — Папка так никогда не делал? Не принято у вас, городских?

Оксана мечтала ослепнуть, только бы не смотреть на то, как Клим спускает с ее дочери джинсы, до колен стягивает трусики. Сидящий рядом с ними Ромка застыл каменным изваянием, уставившись в одну точку. Туда, где ночь несмело переваливалась через подоконник. Ромка был сильным. А вот Оксана не могла даже зажмуриться, не то что отвести взгляд. Макар кряхтел возле нее, щупал и мял соски, целовал и покусывал, но она его почти не замечала.

Клим расстегнул молнию и вытащил из штанов огромный член. Тот возвышался между бледных ног Лизы, будто ее собственный. Оттянув крайнюю плоть, Клим постучал разбухшей головкой по колечку в пупке девчонки.

— Гляди, какая конфета. Если попросишь, дам пососать.

Лиза не просила. Она упиралась руками в столешницу и дрожала всем телом. Волосы сбились на лицо, из сдвинутого лифчика торчала маленькая грудь.

Клим чуть приподнял ее, член заскользил вниз по лобку. Лиза всхлипнула. Клим резко вошел в нее, сделал пару рывков и с шумом выпустил воздух.

— Узкая какая… Макар, твой размер.

С Макара градом катился пот. Он теребил ширинку и бешено крутил головой, глядя то на Оксану, с которой уже сорвал трусы, то за стол, где Клим насаживал на себя Лизу.

Клим разошелся, запыхтел. Опрокинул Лизу на стол — на пол рухнули кружки, потек самогон. Здоровенный член хлюпал во влагалище, как сапог в луже грязи.

Лиза терпела. Она не издавала ни звука, словно манекен со спущенными штанами, прижатый лицом к столешнице.

Макар окончательно потерял интерес к Оксане, в которой будто что-то хрустнуло, сломалось. Она влипла в диван и, не моргая, глядела за содроганиями дочери.

Макар, облизываясь, смотрел туда же, словно падальщик в ожидании остатков чужой трапезы.

Клим наваливался на Лизу всей тушей, наматывал волосы на кулак и с яростью вдалбливал член все глубже. Сдвинутый стол колотил в стену, скрипели доски пола.

Болтающаяся под потолком люстра рассыпала по комнате юркие тени.

— Давай уже, нахер! — крикнул Макар, вытирая испарину.

Клим захрипел, раздул щеки. Приклеился к спине Лизы, катая пальцами соски-горошины.

— Невеста… — выдохнул он ей в шею.

Вздрогнул всем телом, обхватил задницу Лизы и вдавил пальцы в кожу. Скрючился со стоном и замер. Потом неспешно засадил на всю длину раз, второй, третий…

И рухнул назад на стул.

— Ч-черт, — выдавил он. — Всем невестам невеста.

Его член все еще стоял торчком, по стволу стекали сперма и кровь. Клим не спешил его убирать. Он поднял опрокинутую бутыль, приложился к горлу и крякнул от удовольствия. Нашарил папиросу, прикурил.

— Ну что, малой, видал? — обратился он к Ромке, но того затягивала влажная чернота в окне. Словно это было лучшее зрелище на свете. Словно там было на что смотреть. Губы мальчика дрожали, с его стула капало.

Клим встал, вытер член голой рукой и скинул Лизу со стола. Выбросил, как использованную салфетку.

— Принимай, Макар. Оно того стоит.

В этот момент в голове Оксаны лопнуло. Во взоре вспыхнули огоньки, все заволокло красным. Она одним движением запрыгнула на Макара, который расстегивал штаны возле Лизы, и вцепилась зубами в шею. Макар заорал, полоснул ножом наугад раз, другой. Ударил кулаком, рванул за волосы. Оксана чувствовала, как по губам течет кровь ублюдка, чувствовала ее ядовитый вкус, чувствовала плоть жирного хряка на зубах.

Клим сшиб ее ногой. Подошел ближе и открытой ладонью ударил в нос. Хрустнуло.

— Тварь полоумная! — заревел Макар. — Я тебе башку отрежу!

Со щеки сползал кусок мяса, но Оксана рвалась в бой. Клим пнул ее в живот, придавил сапогом к полу. Оксана выплюнула весь воздух и свернулась клубком в нескольких шагах от Лизы. Кровь с лица стекала к подбородку и рушилась на пол маленьким водопадом.

— Теперь смотреть будешь, нахер, — сказал Макар, взбираясь на Лизу.

Он спустил штаны, доставая короткий, загнутый бананом член. Раздвинул ноги Лизы, насколько позволяли джинсы, и примерился. Мохнатое пузо загораживало ему обзор, складки жира тянули вниз. Макара трясло. Свекольного цвета морда будто таяла, капли пота ползли по ней, как подкожные паразиты. Член из не самого большого банана превращался в гороховый стручок.