Следуя от деревни к деревне, от города к городу, я надеюсь достичь границы Сахары, Агадеса, примерно в 3500 километрах от Дакара. Я утвердил себе целью Агадес, потому что знаю, что там существует горнодобывающая Компания, осуществляющая разведочные работы в Сахаре и в частности в Аире*. Я надеюсь устроиться там как изыскатель. Рассчитываю прибыть в Агадес через три месяца, если словари будут хорошо продаваться. Вот такие дела.

Иногда я задаюсь вопросом, может ли наша дружба помочь тебе понять меня. Возможно, ты строго осудишь меня, как и все остальные? Возможно, ты подумаешь, что я к тому же ещё и неудачник. Однако, я хотел бы сказать тебе о той внутренней силе, которую я в себе ощущаю, о том огне, который меня сжигает. В мире, полном мелких и великих предательств, я пытаюсь остаться верным самому себе, этому внутреннему центру, не запятнанному никакими компромиссами. Я стараюсь жить на пике самого себя. Никогда ещё я не пребывал в таком остром НАПРЯЖЕНИИ.

В своих скитаниях я часто думаю о тебе и временами немного опечален отсутствием новостей.

Обнимаю моего старого Бернара.

Б.

U

До востребования

АБИДЖАН

Берег Слоновой Кости

Абиджан (Берег Слоновой Кости) 16 марта 53

Бернару д'Онсие

Мой старина Бернар, мне доставило истинное удовольствие чтение твоего письма, проследовавшего за мной от Канкана до Абиджана; я нуждался в дружеском письме... Я действительно миновал тот возраст, когда играют в "непонятого" -- но слишком мало людей, которые меня понимают, и моё одиночество всё глубже. Чем больше я странствую, тем больше ощущаю потребность писать, ну или, наконец, передать ту вещь, которая упрямо бьётся в глубинах меня; мне не хватает свободного времени, чтобы возобновить труд над книгой, начатой в Рио... О, не "успеха" я ищу, но мне так хотелось бы свидетельствовать о той силе, том качестве, той ценности, которые я в себе ощущаю; и моя жизнь -- это не "литература", применённая на практике, как ты пишешь, но отчаянное утверждение единственных оставшихся ценностей в нашем мире, который отказывается от своих убеждений. Эта книга, если я её напишу, определённо, не будет иметь никакой другой ценности, кроме силы, качества своего свидетельства. Начиная с лагерей я прошёл долгий путь, ведущий от смерти к воскрешению -- именно об этом я хотел бы сказать, раскрыть небеса над их муравейниками.

Тем временем я заканчиваю долгий маршрут, ведущий от Конакри до Абиджана, пересекая всю Верхнюю Гвинею и Берег Слоновой Кости. Я путешествовал наудачу, пересаживаясь на грузовики с арахисом или кофе, с врачами или плантаторами; заходил в деревни, затерянные в лесах на границе с Либерией, спал в негритянских караван-сараях и объедался бананами -- а также продавал Ларусса! Часто меня принимали за сумасшедшего, но я слышал печальные звуки там-тамов и видел чёрные племена, ещё не тронутые грязью цивилизации. Потом я заболел где-то в захолустье Берега Слоновой Кости. Не знаю, что это было, но всё увенчал мощный кризис малярии, полностью меня опустошивший (физически, морально и финансово). Тогда я спустился в Абиджан, дабы "восстановиться", во всех отношениях. Теперь всё в порядке, и примерно через десять дней я собираюсь в Дагомею: в Котону и Порто-Ново. Я снова поднимусь через всю Дагомею к Ниамей-Гао, чтобы, наконец, найти пустыню, "если Бог захочет". Неприятность в том, что я прибуду туда в самый скверный сезон, и я спрашиваю себя, не стоит ли мне переждать и прийти к лучшей форме, чтобы идти дальше. Тем не менее, начиная с Гвианы, я начинаю ощущать физический износ, и хочется провести два-три месяца в каком-нибудь тихом уголке Бретани. В конце концов, увидим... Как бы то ни было, в следующем ноябре-декабря я твёрдо решил, если позволят финансы, сбежать в Индию. Я слишком долго откладываю этот решающий для меня этап, и если я покинул Уотсона, то это потому, что я не представляю себе иного "будущего", кроме как в Индии. Если там я смогу быть полезным для тебя, то тем лучше, и для меня будет большой радостью снова увидеться с тобой и познакомиться с Маник -- но полагаю, что я продолжу свой путь дальше, сначала к Брюстеру, затем в Гималаи, где я, возможно, получу так необходимую мне "инициацию".

В твоём письме ты пишешь, что я мог бы быть тебе полезным, чтобы разработать твои заметки по традиционным вопросам. Ты думаешь, мне нравится "вытягивать" из тебя то, о чём ты позволяешь себе умалчивать! Возможно, мир и отрекается от своих убеждений, но есть несколько человек, подобных мне, которые могут тебя понять и которых ты не должен отвергать по причине слабости, вялости или разочарования; и ты это ЗНАЕШЬ. Для меня было бы великой радостью провести с тобой некоторое время, ведь есть столько вопросов, которые нужно решить и которые меня интригуют. -- Но временами в какой-нибудь из вечеров у меня просто кружится голова при взгляде на весь этот путь, который всё ещё отделяет меня от Индии; она так далеко, и предстоит продать ещё несколько сотен килограммов Ларусса, прежде чем преодолеть Суэц!...

Кроме всего прочего, я получил очень трогательное письмо от Уотсона. Это письмо глубоко тронуло меня не столько его предложениями, сколько выражением его отцовской дружбы. Конечно, я теряю "великолепный" шанс, но мне кажется, что я не найду Покоя, пока не возвращусь в Индию... От имени себя и своего брата Уотсон пишет, что в Бразилии меня всегда примут, если вдруг я захочу поймать шанс, предложенный мне, и он подчёркивает: "This business will continue long after my brother and I have passed off the scene". Уотсон предлагает увеличить мою зарплату в три раза "to begin with, and satisfactory upward adjustment within each year". Наконец, вместо квартиры в захолустье, как раньше, он предлагает мне перебраться в Рио... Всё это соблазнительно, и я весьма тронут дружбой Е.У. Но что делать??? Как ответить? Полагаешь ли ты, что для удовлетворения материального благосостояния я смогу отказаться от всего того, что мне дорого, от единственных ценностей, которые держат меня в жизни??? -- Бывают вечера усталости и отвращения, когда я чувствую себя готовым отступить; бывают дни, когда я чувствую себя изношенным и полностью опустошённым -- но разве это повод отречься от самого себя?... В то же время мне хотелось бы понежиться на солнышке несколько недель на пляжах Бретани. Возможно, тогда я видел бы более ясно и был более уверен в своих силах.

Пиши мне, старина. П.Р. из Абиджана перешлёт письмо, я надеюсь.

Обнимаю вас с Маник.

Б.

U

Ломе (Того) апрель [1953]

Бернару д'Онсие

Дорогой Бернар, твоё последнее письмо глубоко меня опечалило -- вероятно, ты всё ещё видишь "литературщину" в этой боли, я не настаиваю. В сравнении с тоном всего твоего письма, это меньший из упрёков и твоих слишком поспешных суждений, делающих из меня лицемера. Во всём твоём письме чувствуется раздражение, довольно частые бесполезные оскорбления, желание давать пощёчины. Почему? И потом, потеря друга всегда вызывает боль в сердце, и ты, возможно, кое-что понимаешь в этом.