- Очень мало пассажиров. Вот ты, служивый, да у бригадира в купейном, ещё трое. Пьяные лежат.

Я подобрался. Похоже, у меня намечалось первое дело. Позволить пьяным хулиганам (ну кем они ещё могут быть!) безобразничать на перроне в такое славное утро, я не мог. Проводница заулыбалась.

- Да они смирные. Это командированные, они сюда на завод часто ездют.

"Всё-таки зря я разболтал ей о том, что я сотрудник в штатском!"

Итак, в семь часов тридцать две минуты утра по местному времени я упруго спрыгнул со ступеньки вагона на дощатый перрон станции Вявь. Русский север встретил меня первым тёплым ветерком, вкусным запахом леса и последними остатками утреннего тумана над луговыми низинами. Для полноты картины, мне коренному столичному жителю в ннадцатом поколении не хватало пасущихся коров, стогов сена и, естественно, косарей в алых косоворотках. На этом мои познания о жизни русской глубинки заканчивались.

Проводница пожелала мне удачи, помахала рукой и заперла дверь. Вдалеке послышались пьяные песни и клятвы в вечной дружбе. Молодой парень в спецовке, брезентовой куртке с надписью НТЦ и резиновых сапогах, бережно утрамбовывал пьяненьких мужичков в костюмах и с портфелями в старенький "Москвич". Я решил, что транспорт мне не помешает и пошёл к машине.

Парень мне понравился сразу. Мой ровесник, хотя и с бородой. Лицо открытое, взгляд прямой, глаза серые, нос картошкой, губы тон... тьфу ты!

- Доброе утро! У вас, случайно, места в машине не найдётся? Да Засарайска. - Я полез во внутренний карман за бумажником, - я заплачу.

Парень улыбнулся, показав тридцать два великолепных белых зуба, и виновато развёл руками.

- Никак, извините. Директор ещё.

В это время бригадир поезда, совместно с толстеньким лысым "директором" выволакивал из вагона огромные чемоданы командированных. Директор, несмотря на то, что было совсем не жарко, утирал платком лысину, суетился и умоляюще просил.

- Осторожнее, ради науки! Там же оборудование на миллионы рублей!

Проводник бурчал, что-то про слишком умных, что с собой такую тяжесть "возют", а сами-с ни бэ ни мэ и ворочал чёрные ящики довольно небрежно. Пришлось бросить сумку и помочь ему с чемоданами. С другой стороны в действительно тяжеленный груз вцепился бородатый и, неожиданно мне подмигнув, представился.

- Пашка.

- Емельян.

Вопреки ожиданию Пашка не стал переспрашивать моё имя, а лишь уважительно цокнул языком.

- Уважаю. Надолго к нам?

- Надолго к вам.

Мы загрузили бедную машину так, что она почти легла на брюхо. Директор, тоже извиняясь, что не может меня подвезти, пожал мне руку и предложил запросто заходить к нему "на чай". "Москвич" очень тихо завёлся и почти бесшумно выехал с привокзальной площади, оставив меня в некотором обалдении. Я-то был уверен, что это чудо советского автопрома будет рычать, кряхтеть и вонять сгоревшим маслом. Ничего подобного! Единственным шумом, исходящим от автомобиля, была народная песня, которую пьяно горланили командированные научные работники.

А люди то, люди! Если в Засарайске все такие, то - да здравствует провинция! Настроение моё из просто хорошего стало прекрасным.

Оглядевшись по сторонам, я обнаружил, что сама станция тоже деревянная. Построена в виде теремка и вся покрыта ажурной резьбой. Ещё на станции нашлась старинная водокачка из тёмно-красного кирпича и, на приличном отдалении, заведение, обозначенное буквами "мэ" и "жо". На лавочке, стоявшей у входа в теремок, расположились два примечательных старичка и с интересом за мной наблюдали.

- Доброе утро! Вы не подскажете...

- Доброе! - Дедок в фуражке железнодорожника хитро меня осмотрел с ног до головы и выдал. - В милицию?

- Да, а как...

- Э, - протянул дед, - поживи с моё.

Дедок нахлобучил фуражку на сонного соседа в телогрейке и в валенках, поднялся на ноги и осведомился.

- Звать то тебя как?

Пришлось предствиться. Старичок задумчиво покачал головой.

- Емельян. Стариннное русскооеее имяяяя... Серафим Феофилыч, - он протянул руку, - иной раз люди просто Феофилычем кличут. В город? А звание у тебя какое, Емельян? Лейтенант? Ну, слушай, лейтенант.

Старик схватил меня за рукав куртки и потащил за угол здания. Вот не люблю я когда кто-то меня куда-то тащит! Я уж совсем было хотел возмутиться, как увидел транспорт и позабыл обо всём. Под навесом, пристроенном к теремку со стороны водокачки, стояла чёрная лакированная бричка! И впряженная лошадь тоже имелась! Низкорослая, крепенькая, непонятно-пегого окраса кобылка, лениво помахивающая черным, тщательно расчесанным, заплетенным в косичку хвостом, аппетитно с хрустом жующая что-то из повешенной на морду, полотняной торбы. Такое я видел только в парке отдыха в далёком детстве.

Серафим Феофилыч наслаждался произведённым эффектом.

- Милицию возим бесплатно!

Я с клацаньем захлопнул рот. Ещё чего не хватало! Наше начальство все годы обучения вдалбливало нам одну простую мысль - не принимайте подарков, в любом виде, от незнакомых людей. Вот потом, когда, обживётесь и узнаете жизнь..., на этом месте преподаватели обычно многозначительно замолкали, но и так всё было понятно. Я выдрал локоть из цепких пальцев Серафима и вежливо поинтересовался.

- А другого транспорта здесь нет?

Ответ был краток.

- Нет.

- Сколько?!

Дед вздохнул.

- Полтинник. Едем?

Отказать себе в таком удовольствии было выше моих сил.

- Серафим Феофилыч, (вот ведь! Это ж куда круче Емельяна Николаевича будет!) а почему железная дорога до городка не доходит?

- При царе ещё строили, - Серафим пожал плечом, как-будто это было при нём, - хотели дотянуть, да запросили с купцов наших такую взятку, что те отказались, мол, рекой, да обозами обойдёмся. Вот так всё и заглохло.

История города Засарайска была мне хорошо известна, перед отъездом я посидел в интернете и выяснил, что некогда богатый купеческий городок, занимавшийся перекупкой пушнины, после того, как дорога его обошла стороной, совсем захирел и пребывал с тех пор в сонном состоянии классического захолустья.

"Мда!"

Я сидел, словно барин на красном бархатном диванчике и вертел головой во все стороны. Посмотреть было на что, за небольшой рощицей, что отделяла станцию от одноимённой деревеньки, обнаружился колодец, куча сараев и три бревенчатых дома колоссальных размеров. Со ставнями, резными наличниками и коньками на крышах. Брёвна были почти чёрные на вид, а дворы этих усадеб были скрыты монументальным частоколом из тонких брёвен. В душе ёкнуло.

- Не думал, что сейчас так строят.

- Ай, милок, - Серафим причмокнул и стеганул вожжами, - этим домам лет двести уже. Кабы не больше.

Я не поверил.

- Двести?

- Двести. Не сумлевайсси.

Возок свернул с разбитого асфальта в небольшой проулок и повёз меня прямиком в лес.

- А так короче. - Серафим уловил моё недоумение и пояснил. - По асфальту крюк до моста километров пятьдесят, а напрямик всего-то пять вёрст.

- А...

- На лодке. Там завсегда есть, кому перевезти. Н-но! Пошла, родимая!

Вот уж, братцы не думал, что к месту службы я буду добираться по просёлочной дорожке, петляющей по весеннему лесу. На бричке! Под местный фольклор кучера и птичий гомон. Берёзы сменяли ели, ели - осины, за осинами - снова берёзы и всё это великолепие было пронизано лучами солнца, свежим ветром и звоном бубенцов.

Не знаю, братцы-сокурсники, что меня ждёт дальше, но служба моя, в отличие от вашей - в больших серых городах, начиналась красиво.

Дед извлек из кармана измятую пачку папирос, закурил. Покосился на меня, немного поколебался, совесть боролась с прижимистостью, но видно все-таки совесть одолела и он предложил:

- Будешь?

- Нет, спасибо, не курю.

Феофилыч довольно крякнул и спрятав курево в карман, ни с того ни с сего заявил: