− Дочка, может тебе нужно стакан молока с мёдом на ночь, как это делает твоя мама? − озабоченно предложил отец, выдавив из меня ласковую улыбку. И разговор, начатый с целью поддеть меня, принял совершенно иной оборот благодаря паре фраз из зацеловывающих меня этой ночью до умопомрачения губ Влада. Губ, которые так же греховно стонали на рассвете, как и мои собственные.
Завтрак прошёл в молчании, изредка мои глаза пересекались с глазами Анатолия, но сегодня они казались мне настолько бесчувственными, что я спешила отвести взгляд, чтобы и так мёрзнущие ладони не покрылись изобличающим меня инеем. Мама была не в настроении, Лиза непривычно молчалива, брат излишне сосредоточен, царапая тарелку вилкой, и каждый раз попадая мимо лежащего на ней омлета, и только отец оставался более-менее спокойным из-за чемпионата по биатлону на спортивном канале.
Я сама была на пределе своих возможностей, эгоистично жалея не о проведённой с Владом ночи, а Лизке так не вовремя решившей заночевать в этом доме.
Новогодние каникулы никто не отменял, поэтому мама отпустила тётю Таню сразу после того, как наша домработница приготовила завтрак, но мыть грязную посуду отказалась, безмолвно удалившись в свою спальню.
− У мамы болит голова, − объяснила мне Лиза, когда пришла ко мне на кухню помочь с вытиранием тарелок.
− Она приняла таблетку? − спросила я, загружая посудомоечную машину.
− Не знаю, − Лизка пожала плечами, усаживаясь на стул позади меня. − Но она сказала, что до обеда полежит у себя в комнате.
− Пусть поспит, − не оборачиваясь, киваю я. Никогда не любила положения, в котором сейчас находилась из-за своей сестры: когда человек у тебя за спиной может уловить любое твоё телодвижение, а ты лишь ощущаешь его присутствие неприятным взвеванием волосков на спине, но чувство уязвимости и полной незащищённости от этого никуда не пропадает.
− Нет. Ну, правда, − вдруг появившиеся нотки воодушевления в голосе сестры заставили меня насторожиться ещё больше, но обернуться сейчас было самой бредовой идеей, которая могла придти ко мне в голову. − Если бы я не знала, что ты моя маленькая сестрёнка, я бы подумала, что к тебе через форточку заглянул любовничек.
− Ты о чём? − без надобности протирая губкой полированный до блеска стол, сказала я, чтобы хоть что-то сказать.
− Ты такие арии воспевала! − продолжала Лизка, особо не отвлекаясь на мой вопрос.
− Мне снился кошмар, − зацепилась я за спасительную соломинку, протянутую мне Владом во время завтрака и проклиная сестру за любопытство, а не себя за опрометчивость прошлой ночью.
− Да уж! Скорее эротический сон во всех подробностях, − окончательно потеряв интерес к моим неубедительным отговоркам, проворковала она, опираясь подбородком на обе ладони.
Глубоко вздохнув, я не нашла ничего лучше, чем согласиться, с надеждой, что её версия окажется достаточно правдоподобней, чтобы оставить меня, наконец, в покое.
− Может быть, − два слова вышли из меня настолько несмело и оттенялись таким густым слоем тумана, что Лизка только фыркнула.
− Какая же ты скучная, сестрёнка! Честное слово не будь ты такой девомученицей, я бы посекретничала с тобой о своём замечательном муже, − многообещающе изрекла она в напутствие, вставая и уходя из кухни, совсем позабыв о недавнем желании помочь.
***
Я неоднократно стучалась в комнату мамы, но судя по тому, что дверь была заперта на ключ, а мне никто не отвечал, мама благополучно спала. Поэтому я попрощалась с остальными домашними и, накинув пальто, но, так и не застегнув его на пуговицы, отправилась вслед за Владом во двор, куда он уже успел вывести автомобиль.
Лиза с Анатолием собирались сегодня отправиться за покупками, вечером решив устроить у себя небольшую вечеринку для близких друзей по случаю возвращения из медового месяца и заселения в новую квартиру. О приглашении нас с братом на это маленькое торжество оповещений не было.
Я засмотрелась в окно, пропустив любимый момент поскрипывания шин о твёрдый гравий, а затем и ещё более близкого мне хруста тонкого свежего снега, успевшего выпасть ночью. Тёплая, всегда тёплая рука брата крепко сжала мою ладонь и приковав моё внимание к его красивым выточенным из белого гладкого камня пальцам.
− Ты сильно испугалась? − спросил он, не так жёстко, как говорил с остальными. Со мной его голос приобретал удивительную бархатистость и нежность, которые в общении с другими нельзя было даже предположить в этом почти жестоком соло.
− Немножко, − плохо солгала я.
Он остановил машину прямо посреди выезда из посёлка и притянул мою голову к себе.
− Прости, − зашевелились мои волосы, утянутые в тугой конский хвост, но постепенно приходящие в растрёпанное состояние. − Это я виноват. − Он брал мою вину на себя, эта моя безграничная глупость могла стоить нам… Чего? Наших отношений? Любви? Спокойствия наших родных?
− Я должна сказать им о своей беременности, − пробормотала я ему в плечо, лишь одной рукой схватившись за его пальто. Он не шевельнулся.
− У нас есть ещё немного времени, − сказал Влад. − Подождём…
− Чего? Чего подождём? − я начала раздражаться без причины и слишком резко отстраняться от него.
− Просто хочу, чтобы ты была чуточку спокойнее, − Влад реагировал нормально на мои перепады в настроении, вот и сейчас аккуратно заправил прядку волос за ухо и погладил меня по щеке. Я льнула к нему, словно бездомный котёнок и ничуть не стыдилась полной своей зависимости от него. − Родители собираются уезжать ночью тринадцатого, − снова притянув меня в свои объятия и продолжая гладить меня по голове, как маленькой объяснял он.
Я вспомнила другое число.
− Ты пойдёшь к ней в этом году? − тихонько спросила я.
− Да, − чуть хрипло ответил он, но сразу же поцеловал мою макушку.
− Влад… − я не смела − просить его об этом, а может, и права не имела.
− Умм?
− Я… Можно я пойду с тобой? − вместо того, чтобы поднять лицо и заглянуть ему в глаза, я трусливо прижалась к нему ещё сильнее, пряча его в треугольнике воротника.
Он сам оторвал меня от себя, мягко держась за мои плечи, ничего не говорил, только смотрел в мои глаза слишком долго, чтобы теперь нарушить молчаливый ответ.
− Если ты не хочешь… − сорвалась я.
− Хочу. Очень хочу. Спасибо. − Три коротких ответа − один ответ. Я не могла не произнести это:
− Я люблю тебя.
Утром четырнадцатого я не встала с постели…
====== Глава 44 ======
МИРА.
Очень легко поддаться одолевающему тебя сну – это явно заведомо проигранное сражение. На удобной, уложившей все твои кости и мышцы в точно определённом порядке кровати обездвиженное слабостью тело и накатывающая с завидным постоянством дремота расслаблено погружается в ненавязчивый сон. Отключая все пять чувств, несмотря на безрезультатные попытки держать непослушные веки открытыми, по крайней мере, мне кажется, что я пытаюсь оставить открытыми свои утомлённые ничем глаза. Я смутно различаю голоса, не смеющие повыситься громче шёпота, лёгкие поглаживания моей свободной от капельницы руки и единственное, что мне удаётся сделать − это ободряюще улыбнуться беспокоящимся родным. Правда и в этом я не совсем могу быть уверена – наверняка лицо моё просто перекашивается от напряжённых усилий, но всё же…
Вчерашним вечером: когда я чувствовала себя почти прежней, честно, сегодня, я даже не могу вспомнить каково это – быть прежней; я заняла свой усыплённый лекарствами мозг разными картинками из будущего – предполагаемого моего будущего. В вип-палате, ведь я обязательно лежу именно в такой, хотя возможно всё ещё нахожусь в реанимационном отделении больницы, слишком яркий свет и размытые красные пятна повсюду…
ВЛАД.
«Четырнадцатое число. Четырнадцать дней. Четырнадцать недель…»
Я не мог заставить себя прекратить повторять эту зловещую мантру. Это заговорённое на смерть число в моей судьбе унесло ещё одну жизнь из моих рук.