Фрагмент картины «Охота на сирен». Холст, масло, 1986.

Однажды в караван-сарай пришел мастер со своими учениками. По дороге он предупредил учеников:

– Никому не говорите, что с вами Учитель, а то начнется паломничество, а я хочу отдохнуть.

Вошел караванщик, поставил чашки, давай наливать чай. И вдруг он пал ниц перед мастером и воскликнул:

– Увлажни меня росой поучения…

Все заволновались:

– Как ты узнал?! Никто из нас ни слова не сказал об Учителе…

Тот ответил:

– Он так смотрел на чашку, как никто из вас.

Сразу увидел мастера. По взгляду. По одному только глубокому, с проникновением, взгляду караванщик обнаружил мастера.

Чтобы иметь такой проникающий взгляд, надо смотреть на себя внутри: какой ты есть. И это развитие внутреннего и внешнего взгляда является основным уроком становления художника. Открыться ослепительному совершенству того, что ты видишь и чувствуешь. Как сказал китайский мудрец Чжуан-цзы: «Совершенством видения я называю видение не других, а себя».

Будешь ли ты потом мастером жизни, забросишь ли основную свою профессию, станешь ли успешным живописцем или же декоратором, иллюстратором или всемирно известным художником, как Пикассо или Репин, – это неважно.

Надо научиться такому взгляду, направленному внутрь самого себя. Тогда ты научишься видеть этот мир в полноцветии, уже не таким, каким видел его до того, пока не был художником. Еще Анри Матисс добавляет: «Цветы цветут всюду для всех, кто только хочет их видеть». Вот каким должен быть взгляд художника.

Где бы вы ни находились во вселенной, каким бы ни было состояние вашего духа, у вас всегда есть выбор: расширить сознание или сузить его. И начать вам придется с того места, где вы находитесь.

Эти слова индийского поэта-мистика Кабира показывают направление твоему взгляду. А дальше – смотри, и все.

Творчество – это расширение сознания за видимые пределы. И чтобы заглянуть за границы видимого мира, мы должны учиться у мастеров.

Видеть – как при свете молнии! Это нам предлагает Ван Гог. И он видел именно так. Его солнце – ярче настоящего, его звезды – огромные шары, деревья растут, ввинчиваясь спиралями в небо, лодки, мосты, виноградники раскрашены всеми цветами радуги. Этот взгляд становится нашим взглядом, через свои картины он учит нас видеть скрытую энергию жизни.

Живопись Исаака Левитана, все его пейзажи – тоже совершенно новое видение. После «Золотой осени» Левитана мы смотрим на настоящую осень немножко его глазами, глазами Исаака Левитана. Она становится еще более живописной, еще удивительней – наша осень… Настоящий художник всегда множит мир в его великолепии, он не повторяет его.

Анри Руссо, французский художник-примитивист, работавший скромным чиновником на таможне, никогда не бывал в экзотических странах, но он так изображал джунгли, тропические цветы, орхидеи и лианы, что мы теперь только так представляем себе бразильские или цейлонские леса, полные чудесных и удивительных зверей.

Я учился у него воображению.

А вот китайский художник Ци Байши, который изображал всегда только реальное: тростник, воробья на веточке дерева или же цветущую вишню… Но это выглядит совершенно не так, как в реальности.

Я учился у него рисовать камыш. Разворот кисти, движение снизу вверх, вытянутое пятно головки камыша – и камыш как живой растет на листе бумаги.

Это даже не сам камыш, тыква или цветок. Это поэзия и красота, изображенная на бумаге. Красота не выше той, что есть в реальности, она параллельна ей. И эта параллельность придает новые смыслы, раскрывает поэзию существования.

Каждый художник обладает уникальным взглядом на мир. «Какая разница между мной и сумасшедшим? – спрашивает Сальвадор Дали и отвечает: – Я не сумасшедший!» Во всем остальном – он безумец. Он видит мир вывернутым наизнанку, парадоксальным, сошедшим с ума. И это тоже умение видеть те вещи, которые скрыты пеленой разумности, сновиденческие, сюрреалистические – над-реальные.

Эскиз к фотографии «Частная луна», 2003, бумага, акварель.

Надо учиться видеть, как на самом деле выглядит окружающий мир. Смотрим на дерево – видим, как растут ветви, как оно опирается на воздух, какие корни у него, сколько годовых колец в его стволе. Каков закон роста ветвей дерева? Как просвечивает солнце сквозь листья? И как сочетается зеленый цвет с небесным голубым, как они взаимодействуют?

Леонардо да Винчи больше времени проводил в наблюдениях, чем в рисовании. Изображения людей у него в высшей степени достоверны, потому что он изучал не только внешние формы явлений и предметов, а их внутреннюю суть. Его интересовал организм человека, сочетание скелета, мышц, сосудов и внутренних органов. Зная, как сочленяется сустав и как облегают его мышцы, зная, какие законы приводят в движение руки-ноги, художнику несложно изобразить идущего человека. Невозможно нарисовать лошадь, считал Леонардо да Винчи, не зная ее анатомии. Летящую птицу нарисовать – не зная, как устроено ее крыло. В изображении волн Леонардо показывал их движение. В ландшафтах гор и долин – законы их возникновения.

Художники-абстракционисты видели в мире скрытые возможности первичной гармонии линий, цветовых пятен и даже звук, который можно передать живописью. У Пита Мондриана есть серия картин, где он превращает реальное изображение дерева в набор геометрических формул. И это он увидел в строении ветвей, кроны и ствола дерева. Вы сами можете убедиться, если прикроете глаза и посмотрите на дерево, стоящее против света. Оно превратится в мерцающую абстрактную картину.

Потом, уйдя от натуры, Мондриан сам создавал новые формы, уже не оглядываясь на природу, не идя по следам видимых взгляду фигур. Картина «Буги-вуги на Бродвее», составленная из цветных полос, пересекающихся между собой, – это отзвук виденного, слышанного и таит в себе образ будущего города Нью-Йорка.

Инсталляции и картины Ильи Кабакова изменили взгляд на непритязательный быт советского обывателя. Он преобразовал приметы этого быта в изобразительное искусство: увидел огромные художественные достоинства в стенгазете, в графике выноса помойного ведра на коммунальной кухне, в мусоре, что свален в угол комнаты, когда жильцы съехали и комната еще долго пустует, храня голоса Марьи Ивановны и Эсфири Соломоновны.

С тех пор я по-новому смотрю на коридор учреждения, который был побелен, а потом его покрасили до уровня плеч салатовой масляной краской, не забыв провести сверху синюю полоску для красоты. Все это увидел художник как художественное событие и показал нам.

Откуда возникает такой необыкновенный взгляд? Он вырастает, как цветок, в бутоне которого расцветает глаз, а корни этого цветка распространяются вокруг сердца, прорастают его, опутывая живот изнутри. Это внутренний взгляд, минующий простое считывание изображения сетчаткой глаза. Он состоит из сопереживания художника тому, что он видит, с интуитивным чувствованием предмета или события. И потом, когда он переносит, что узрел внутренним оком, на холст, бумагу, воплощает в глине или объекте, это видим и мы. Причем нам уже не нужно «до полной гибели всерьез» превращаться в художника, достаточно только поймать волну, настроив на его искусство наши душевные камертоны.