Смущала танковая колонна. С самого начала войны не видел таких мощных колонн с красными флагами. Едва ХШ-126 упал в придорожный лес, внезапно все танки открыли по мне бешеный огонь! Я был ошарашен. Рискуя быть сбитым, снизился до бреющего полёта и прошёл над самой колонной. Что же увидел? На красных полотнищах явственно просматривались чёрные свастики…

Никогда раньше я не знал, что у фашистов есть алые флаги. Тут же понял, в чём заключается странность, которую почувствовал при встрече с такой мощной колонной, но не дал себе труда в первый момент разобраться в своих ощущениях. Дело в том, что пушки танков смотрели на восток.

Это было в первых числах октября, когда враг прорвал фронт…»

Из книги Д.В. Панкова и Д.Д. Панкова «Подвиг подольских курсантов»:

«Как показали пленные, перед курсантами находились части 57-го моторизованного корпуса генерала танковых войск Кунтцена (начальник штаба – подполковник Фагнор). Корпус участвовал в войне с первых часов нападения фашистской Германии на Советский Союз. Уже в директиве по плану “Барбаросса” на сосредоточение и развёртывание 4-й танковой группы 47-му корпусу предписывалось перейти границу на участке Неман от Друскининкай до Меркине. В конце сентября от вёл бои на Валдайской возвышенности».

Из книги генерала танковых войск вермахта, осенью 1941 года командующего 2-й танковой группой, а затем армией группы армий «Центр» Гейнца Гудериана «Воспоминания солдата»:

«По мнению главного командования сухопутных войск, создавшаяся выгодная обстановка благоприятствовала дальнейшему развёртыванию операции в направлении на Москву. Германское командование хотело помешать русским ещё раз создать западнее Москвы глубоко эшелонированную линию обороны. Главное командование сухопутных войск носилось с идеей, чтобы 2-я танковая армия продвинулась через Тулу до рубежа Оки между Коломной и Серпуховом. Во всяком случае, это была очень далёкая цель! В соответствии с этой же идеей 3-я танковая группа должна была обойти Москву с севера. Этот план главнокомандующего сухопутными войсками встретил полную поддержку со стороны командования группы армий “Центр”.

Приводил в смущение тот факт, что последние бои подействовали угнетающе на наших лучших офицеров».

Атака на Дерново была такой же стремительной.

Артиллеристы дивизиона капитана Россикова стреляли точно, и в первые же минуты боя накрыли позиции немцев у Варшавки. Они буквально смели и пулемётные расчёты, и орудие, так и не успевшее сделать ни одного выстрела. Подбили два танка. Один из них после первых попаданий скупо задымил и продолжал двигаться вдоль придорожного кювета, будто не осмеливаясь перевалить через него, и в его открытый бок орудия дивизиона всаживали новые и новые бронебойно-зажигательные, пока внутри у него что-то не надорвалось. Правая гусеница дёрнулась, заклинила, левая начала зарываться в песчаной бровке кювета, а из открытого бокового башенного люка повалил густой, чёрный, как от горящих автомобильных шин, маслянистый дым. Другой взорвался сразу, как контейнер с боеприпасами, в который попала граната. Взрывом сорвало башню и отбросило в строну. Расправившись с главной опасностью, дивизион перенёс огонь в глубину немецкой обороны.

С колокольни тем временем вели огонь два пулемёта: быстро освоенный разведчиками скорострельный трофейный «машиненгевер» и наш «дегтярь». Пулемётчики частично перебили, а частично разогнали миномётные расчёты и поливали огнём засевших в домах и сараях автоматчиков.

Вскоре взводы ворвались на окраину села и стали быстро продвигаться вдоль дворов, выбивая гренадеров из-за поленниц и строений, вытесняя их на огороды и расстреливая бегущих в чистом поле. Уже десятки трупов в серо-зелёных шинелях лежали там и тут, раненые ковыляли и уползали к лесу. В центре села первый взвод захватил полевую кухню и две гаубицы. Снарядов к гаубицам не оказалось. Вот почему они не стреляли, когда цепи подходили к селу, и когда атаку курсантов можно было прервать и разметать по обочинам шоссе тремя-четырьмя точными залпами. Зато кухня дымила трубой. В котле побулькивало, пахло разваренными макаронами, хорошо заправленными тушёнкой.

Второй взвод плотной цепью охватил Дерново с юго-востока и таким образом отрезал немцам путь к отходу в сторону леса.

А в центре села вовсю шла драка.

Курсант Денисенко, вопя что-то бессвязное, перемахнул через штакетник крайнего двора и погнался за немцем, который сперва выскочил из калитки навстречу, но, вдруг обнаружив, что у него в рожке автомата кончились патроны, а по улице густой толпой бегут и бегут рослые иваны в хорошо подогнанных шинелях с необычно яркими петлицами и винтовками наперевес, повернулся – куда бы спрятаться? где бы переждать? – и ногой выбил дверь в сенцы. Он мгновенно понял, что теперь спастись от гибели можно только в доме, в стенах жилья. Но его заметили. От рычащей и грохочущей сапогами толпы отделился один иван и начал его преследовать. Черт возьми, как легко и красиво он срезал бы его короткой очередью, если бы в рожке было хотя бы пять-шесть патронов! Запасная обойма торчала в раструбе сапога. Перед боем он всегда засовывал туда пару рожков, и их вполне хватало, чтобы разогнать иванов по лесу, а кое-кого и захватить в плен. Многие из них легко поднимали руки, стоило только их взводу выскочить на своих быстрых мотоциклах на каком-нибудь перекрестье дорог и сделать несколько очередей прямо по колонне. Русские отвечали редко. Они словно ждали того случая, чтобы бросить своё примитивное оружие и вылезть из своих глубоких окопов. Но сейчас нужно было отщёлкнуть и выбросить пустой рожок, нагнуться за новым и вставить его в гнездо, потом передёрнуть затвор, дослать патрон в патронник, и сделать это аккуратно, плавно, чтобы патрон не перекосило и не заклинило. Для этого требуется всего лишь несколько мгновений. А иван – вон он, совсем близко, и он, похоже, не даст ему этих пяти-восьми секунд. У него длинная самозарядная винтовка, в магазине которой, быть может, тоже кончились патроны, но этот жуткий штык, похожий на тесак… Чёрт возьми, да ведь это настоящее средневековое копьё! И автоматчик, понимая, что не успеет ни перезарядить своё оружие, ни укрыться за дверью, резко повернулся лицом к опасности и попытался отбить штык атакующего русского. Он мгновенно всё рассчитал: отбить в сторону штык и затем ударить ивана рукояткой своего надёжного автомата в висок. Точно так же, как на границе возле Буга он прикончил в рукопашной выскочившего прямо на него пограничника. Тот тоже бежал за ним, изготовившись для удара штыком.

Вальтер Клюг был родом из Восточной Пруссии, из небольшой деревни, в которой жила вся его родня, где жили поколение за поколением все его предки и по отцовской, и по материнской линии. Деревня была основана одним из предков Клюга, древним пруссом, отважным воином. Стояла она недалеко от города Летцена на берегу небольшого озера. Озёр вокруг Летцена много. Такие же древние и прекрасные, как и весь край, который так и называли – Мазурские озёра. Многие озёра в его краю соединялись каналами, образуя обширную систему, так что на лодке можно свободно путешествовать от одной деревни к другой, и даже от города к городу. Таких прекрасных мест он не встречал нигде. Когда он прибыл на сборный пункт и, получив форму рядового гренадерского пехотного полка, начал знакомиться с товарищами, ему так и сказали: «Так значит, ты, парень, родом с Мазурских озёр?» За эти годы много земель он прошёл с оружием в руках, но края красивее, чем его родина, его Мазурские озёра, не видал. Воевать Вальтер Клюг начал ещё в Северной Франции. Их полк вошёл в 16-й танковый корпус генерала Гёпнера. В корпусе было много танков и много пехоты, и поэтому он представлял собой скорее не танковый, а панцер-гренадерский корпус. Впрочем, все танковые подразделения вермахта были наполовину пехотными. Полтора года назад, в мае 1940 года, корпус стремительно атаковал позиции 1-й французской армии и при этом отличился. Тогда они действительно хорошенько отделали этих лягушатников и опрокинули пытавшихся контратаковать англичан. Англичане оказались более стойкими и на отдельных участках дрались действительно как львы. Но кто может остановить натиск германской армады? Танки и гренадерские цепи их корпуса шли вперёд по трупам неприятеля и ломали любое сопротивление. Когда противник сопротивлялся, резко возрастало количество убитых и раненых. С обеих сторон. Когда же отходил или складывал оружие без боя, иногда дело обходилось без стрельбы. В некоторых городах и селениях молоденькие француженки встречали их как освободителей. Жаль, что недолго им там пришлось стоять… Перед вторжением в Россию корпус был пополнен новыми полками и танками, мощными Т-IV, которые таранили любые заграждения. Их семидесятипятимиллиметровые пушки пробивали броню танков противника, как фанеру. Правда, и иваны вскоре применили свои лучшие танки и однажды в открытом бою сожгли две роты их Т-IVи лёгких танков. Вместо чешских карабинов им выдали новенькие пистолеты-пулемёты МР-40 и пулемёты МГ-34. Огневая мощь рот сразу возросла. Их генералу сопутствовала удача. Его любил фюрер. Вот почему у них всегда было самое лучшее оружие и превосходное тыловое обеспечение. Вскоре, уже на марше в глубь России, корпус был развёрнут в 4-ю танковую группу. И танки генерала Гёпнера при постоянной поддержке пехоты, среди отважных и бывалых солдат которой был и он, рядовой Вальтер Клюг, и его верные товарищи, двинулись к Северной столице русских – Ленинграду. А в сентябре, когда Ленинград был окружён и взятие его в Берлине сочли делом нескольких дней, их 4-ю танковую группу срочно с севера перебросили сюда, в самое пекло, в середину Восточного фронта, на московское направление. В ходе операции «Тайфун» она подчинялась 4-й полевой армии генерала фон Клюге. Теперь уже здесь решалось многое, если не всё. Фюрер снова доверял им главное направление. Стремительную атаку, которая решит наконец судьбу операции и всего восточного похода против большевиков, должны были провести они, доблестные солдаты удачливого генерала.